Следом за Екатериной во дворец примчался в двухместной карете Панин. Он привез восьмилетнего великого князя Павла Петровича, перепуганного, в ночной рубашке, только что поднятого из постели, и Екатерина вынесла его на балкон и показала наследника престола восхищенному народу. Наследника – а не императора.
– Ура, матушка императрица Екатерина! – всколыхнулось людское море перед дворцом.
Матушка императрица, а не регентша, к чему и слово-то такое – регентша, нерусское, неправославное. Матушка государыня, царица, заступница – совсем другое дело.
Вот тут-то, наконец, и подоспел – и как раз вовремя – манифест, отпечатанный в подвале академии под надзором сообразительного Теплова и начинавшийся словами: «Божией милостью мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица! Всем прямым сынам Отечества российского…»
Божией милостью. Императрица и самодержица. Слова простые и понятные всякому, доходчивые и родные каждому русскому. И уже, конечно, не рукою Панина написанные…
И вот она – императрица, а великий князь Павел Петрович – наследник престола.
А потом поход на Петергоф, и шпага, к которой он, Потемкин, привязал свой темляк…
16. Куда идти безнадежно влюбленному?
Запретный плод вам подавай.
А. С. Пушкин.
Переворот удался. Опасный карнавал закончился фейерверком наград. Потемкин получил четыреста душ крестьян, десять тысяч червонцев и чины, офицерские и придворные, последовавшие один за другим – в короткий срок он, перепрыгивая через ступеньки служебной лестницы, стал поручиком гвардии и камергером, достиг четвертого класса Табели о рангах.
То, что его отец и дед выслужили веками, он получил за несколько дней, а за несколько лет поднялся на немыслимую, недоступную для них высоту.
Но разве ради этого он бросился в водоворот переворота? Нет, он добивался совсем другого.
«Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной! Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви! Любовь покоряет сердце и вместе с цветами заковывает его цепями. О Боже! Какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать! Ту, которая не может стать моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее такой прекрасной?! Зачем ты создало ее такой великой?! Зачем, о небо, ты создало меня, обреченного ее любить! Одну ее, навеки! Ее священное имя никогда не сойдет с моих уст! Ее прелестный образ никогда не исчезнет из моего сердца!»
Получив чины и звания, Потемкин не обрел утерянной головы, не излечил разбитого сердца. Оказавшись в ближнем кругу императрицы, он не нашел сил взять себя в руки. Ловил ее взгляды, улучив момент остаться наедине, падал на колени, целовал руки, путаясь в словах, объяснял свои чувства – Екатерина, казалось, с удовольствием принимала эти знаки безумной любви сумасшедшего влюбленного.
Но кроме игривой улыбки, не отвечала ничем. Весело смеялась, когда он подражал ее голосу, подолгу беседовала о церковных делах – она назначила его заместителем обер-прокурора Синода, ничуть не смутилась, когда он пытался вызвать ревность рассказами о планах свататься к влюбившейся в него фрейлине, графине Елизавете Разумовской, отец ее благоволил этому браку, мало того, императрица сама предлагала помочь свататься.
Когда, отчаявшись, он который раз собирался уйти в монастырь и надолго исчезал, Екатерина вспоминала о нем и возвращала ко двору… Но, обнадеженный вниманием, он опять оставался ни с чем. Конечно, он вел себя глупо, как это всегда происходит с влюбленными. Но что делать, любовь властвовала над его помыслами и сердцем сильнее разума и здравого расчета. Все это длилось почти семь лет. Семь лет – достаточное время, чтобы отрезветь даже от безумной любви.
Все эти годы он прожил как во сне. Как будто не замечая рядом со своей возлюбленной Григория Орлова. Как будто его и не существовало в этом мире рядом с ней. Как будто он не добивался венчания с императрицей. Как будто она не принадлежала ему все эти годы. Как будто он не жил все эти годы вместе с ней, в Зимнем дворце, в комнатах рядом с ее покоями.
Как будто он не приходил к ней каждую ночь в спальню и не делал с нею на широкой постели под балдахином то, что делает с женщиной мужчина, охваченный безумным стремлением проникнуть в ее плоть, сладостно терзая и ее и себя. Кто-кто, а Гришка Орлов умел это делать. Бабы млели от одного его взгляда. И она, императрица, как будто не такая баба, как все, и не так вожделеет ее плоть. И как будто она не рожала от него несколько раз.
Бывший канцлер Бестужев-Рюмин, возвращенный из ссылки, стараясь вернуть себе прежнюю роль при дворе, предлагал выдать Екатерину замуж за сидевшего в каземате Шлиссельбургской крепости, когда-то объявленного императором, Иоанна VI Антоновича. А потом все же за Григория Орлова. Но сторонники Панина, державшего в руках наследника престола, великого князя Павла Петровича, оказались сильнее, и императрица осталась Екатериной II, так и не став госпожою Орловой.
Потемкин не вникал в борьбу партий, не участвовал в интригах, не выстраивал карьеру. Он не мог совладать с собою, он мгновенно терял голову и способность здраво размышлять, потому что:
«Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной! Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви! Любовь покоряет сердце и вместе с цветами заковывает его цепями. О Боже! Какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать! Ту, которая не может стать моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее такой прекрасной?! Зачем ты создало ее такой великой?! Зачем, о небо, ты создало меня, обреченного ее любить! Одну ее, навеки! Ее священное имя никогда не сойдет с моих уст! Ее прелестный образ никогда не исчезнет из моего сердца!»
Ему оставалось только уйти в монастырь, но он знал, что и в монастыре ему долго не выдержать. И тут вдруг началась война.
Куда идти безнадежно влюбленному как не на войну? Туда, где льется кровь, где можно пасть, сраженным пулей иль булатом, и умереть с именем любимой на устах.
17. Кровь свою пролить
Жил на свете рыцарь бедный.
А. С. Пушкин.
Если возлюбленная столь жестокосердна, что не замечает страданий и мучений его бедного сердца, он пойдет навстречу смерти и сложит голову в бою, прославляя ее имя или… Или, если судьба благосклонно сохранит его среди огня картечных залпов и сабельных ударов, он вернется блистательным героем и положит к ее ногам славу своих подвигов, добытую пролитой кровью на полях сражений, и, может быть, тогда владычица его помыслов обратит внимание на того, кто рисковал жизнью ради одного ее взгляда.
Приняв такое решение, несчастный влюбленный должен проститься со своей дамой сердца, в глубине души еще не утратив тень надежды, что она в последний миг остановит его и не отпустит сложить буйную голову на поле брани. Как числящийся в придворном штате, Потемкин написал прошение отпустить его на войну. Этот официальный документ больше походил на пылкое объяснение в любви, последний крик отчаявшейся души.
«Всемилостивейшая Государыня!
Определив жизнь мою только для службы Вашей, не щадил ее нимало, где был бы случай к прославлению Высочайшего Вашего имени. Нет для меня ничего драгоценнее жизни – и она Вашему Величеству не лицемерно посвящена велением души моей. Конец только оной окончит мою службу. Поставя сию службу себе прямым долгом, не мыслю ни о какой другой награде, кроме благосклонности Вашей, которую единственно себе наградою за усердие почитаю.
Но Высочайшая милость, которой я особенно взыскан, наполняет меня отменным к персоне Вашего Величества чувством признательности. По воле всевышнего обязан я служить Государыне и моей благодетельнице. И благодарность моя тогда только изъявится в полной мере, когда мне для славы Вашего Величества удастся кровь свою пролить.
Сей случай представляется в настоящей войне, и я не могу остаться праздным. Ибо более всего затвердил в сердце своем правило: ревностная служба своей Государыне и пренебрежение жизнью своей есть лучший способ к получению успехов.
Прошу дозволить мне из придворной службы определиться к действующей армии. Вы изволите увидеть, что усердие мое к службе Вашей искупит недостатки моих способностей и Вы не будете иметь раскаяния в выборе Вашем».
