Борис подумал, что нужно закрыть ей глаза. Он уже протянул руку, чтобы коснуться ее век, но в последний момент не решился. У него возникла странная и невероятно тоскливая мысль: «Если закрыть глаза, она больше никогда не увидит света. Навсегда погрузится в темноту». Глупая мысль, по-детски глупая, но Борис и чувствовал себя сейчас растерянным ребенком, который не может осознать очевидное: близкий человек ушел навсегда. Еще утром тетя Ира угощала его компотом, а теперь ее нет. И это не правильно. Это противоестественно. Полный абсурд!

Он зажмурился, глаза щипало от слез. Пальцы скользнули по векам тети Иры, закрыв их навсегда.

Борис поднялся на ноги, заторможено снял с крючка на стене полотенце, подошел к умывальнику и смочил полотенце водой. А потом, так же заторможено, с застывшим, будто смотрящим в никуда взглядом, смыл кровь с лица тети Иры. В его голове медленно и как-то сонно, всплывали обрывочные фразы: «… здесь соприкасаются миры… беда пришла… пришла беда…»

Он отнес ее в гостиную, положил на диван и с головой накрыл чистой белой простыней, которую достал из шкафа.

Все.

Больше для нее он ничего сделать не мог, хотя в душе ныло чувство не до конца выполненного долга. Хотелось выразить скорбь в каких-то действиях, вот только в каких? Был бы верующим – помолился бы и, возможно, на душе стало бы легче. Но он не знал ни одной молитвы.

– Прости, – беззвучно, одними губами, произнес Борис.

Он постоял возле тети Иры еще минуту и пошел на кухню. От жажды в горле совсем пересохло, а в холодильнике стояла банка с компотом.

«На вот, попей, – вспомнил он. – Это компот из шиповника, яблок и барбариса».

Покинув дом тети Иры, Борис направился к железной дороге, вернее к тому, что от нее осталось, и через пару минут уже смотрел на перевернутые вагоны, покореженные рельсы и шпалы, обрывки проводов.

Падая, состав раскурочил часть посадочной платформы, но старая, потемневшая от времени скамейка все так же стояла на своем месте, как незыблемый монумент, олицетворяющий вечность. Один вагон, пропахав себе путь по гравию, врезался в бетонную мачту освещения, и теперь она торчала из земли под острым углом. Обломки шпал, смятый металл, раскуроченные рельсы – Борис содрогнулся, представив, что катастрофа могла произойти с пассажирским поездом. Странно и неуместно говорить в таких обстоятельствах «повезло», но Борис мысленно все же сказал это слово.

Он прошел вдоль рельсов и обнаружил, что у перевернутого состава отсутствовал локомотив. Его просто-напросто не было. Мало того, вагоны на границе с пустошью выглядели так, словно их причесали гигантским гребнем, расщепив на множество волокон. А в некоторых местах металл будто был проеден кислотой. Железные листы, станины, рельсы – все поддалось странной коррозии. Дыры в металле чередовались с рваными лоскутами, которые утончались и сменялись перекрученными металлическими нитями. Выглядело это сюрреалистично, как воплотившийся бред какого-нибудь психа.

Борис рассудил, что составу не хватило всего лишь минуты. Проследуй он мимо станции Белая даль на несколько десятков секунд раньше, и он бы не попал в эту аномальную зону. Локомотив успел проскочить, а сами вагоны остались здесь. Как и часть деревни.

Он увидел мужчину в бейсболке и кожанке, того самого, что недавно подъехал на желтой машине к «железке». Мужчина сидел на обломке шпалы, что-то бормотал и косился на пустошь. Заметив Бориса, он вскочил и заорал:

– Что всё это значит, а?! Я нихрена не врубаюсь! Что всё это значит? – его покрытое оспинами лицо было пунцовым, в глазах чередовались гнев и страх. – Куда всё исчезло? Только не говори, что мне всё это мерещится! – он повернулся на месте, всплеснув руками. – Да ты только посмотри на это! Только посмотри!

Борис подошел к границе пустоши.

– Я вижу.

Мужчина уставился на него, быстро хлопая глазами.

– Ты видишь?! Да неужели? – его голос звучал с язвительной злобой. – А я уж подумал, у меня с башкой что-то не так! У меня, между прочим, только что теща померла, а телефон не работает! Совсем не работает! – он сорвал с головы бейсболку и швырнул ее на землю. – У меня теща померла, слышишь? А теперь еще вот это! Что это, твою мать? Я ведь не сошел с ума!

– Нет, не сошёл, – сурово отозвался Борис, повернувшись к нему. – И перестань орать, и без твоих воплей тошно.

– Не указывай мне, что делать! – визгливо выкрикнул мужчина. Его руки тряслись, на лбу блестели крупные капли пота.

Борис скривился. Ему меньше всего сейчас хотелось ругаться с этим паникером.

– Успокойся.

– Не указывай мне!..

– Заткнись! – рявкнул Борис. – Просто заткнись!

Он сжал кулаки, чувствуя себя на грани – ещё немного и взорвётся. Мысленно он уже избивал этого типа. А паникёр застыл, как статуя, у него даже руки перестали трястись. Через какое-то время он выдохнул, посмотрел себе под ноги и произнёс подавленно:

– Я просто… у меня просто мозги закипели от всего этого.

Борис немного расслабился, присел на корточки и провёл ладонями по чёрному песку. Да, это было нечто напоминающее песок. Вот так раз! Мелкие крупицы, если присмотреться – абсолютно круглые. Он зачерпнул ладонью горсть песка, отметив, что тот тёплый, словно прогретый солнцем. Просеял сквозь пальцы, а потом нервно сплюнул, поднялся и пошёл в сторону домов. Он шагал и думал, что впору самому впадать в истерику, обстановка этому не просто способствовала, а прямо-таки толкала к сумасшествию. Он дошёл до рядов клёнов, листья которых теперь были покрыты слоем пыли, и услышал за спиной:

– Что за хрень тут творится, а? Ну что за хрень?

Он оглянулся и увидел, как мужик поднял камень и с яростью швырнул его в сторону пустыни.

На участке поля перед пустошью собрались люди. Кто-то причитал, кто-то ругался. Пухлый мальчуган сидел прямо на земле и растирал ладонью слёзы по чумазому лицу. Он икал и порывисто всхлипывал, видимо, сил реветь у него не осталось. Тощая женщина с растрёпанными рыжими волосами расхаживала взад-вперёд, глупо улыбалась и бормотала:

– Я сейчас проснусь… сейчас проснусь…

Борис вошел во двор дома Марины и вдруг осознал, что кое-что осталось неизменным: так же как и раньше воздух пах прелыми травами, а температура…. ну, разве что немного повысилась, градусов на пять. Запахи, температура, земля под ногами… А ведь иной мир мог оказаться более суров, к примеру: мир – ледяная пустыня, или мир где сплошной океан. Чёрт возьми, да эту деревушку могло прямиком в ад закинуть!

Хмыкнув, Борис поднялся на веранду, отметив, что голова скоро просто-напросто взорвётся от накопившихся вопросов. Да вся сложившаяся ситуация походила на один огромный, тикающий в сознании как часовая бомба, вопрос.

Капелька все так же лежала на диване с закрытыми глазами, у ее ног сидела Марина, сжимая в руке бесполезный телефон. Виталий стоял у окна и нервно теребил пальцами край занавески.

Когда Борис вошел в гостиную, Марина и Виталий посмотрели на него с надеждой, будто ожидая, что он сообщит хоть что-то позитивное.

Но, увы, Борис мог лишь поделиться своим горем:

– Тетя Ира, – сказал он и почувствовал, как к горлу снова подступает горький комок. – Она умерла.

Виталий растерянно захлопал глазами, а Марина поднялась с дивана, ее взгляд бегал по лицу Бориса, словно пытаясь отыскать на нем свидетельство злой шутки.

– Как? – выдавила она.

Борис прошел в комнату, прислонился спиной к шкафу, потупил взгляд.

– Может, инсульт, может, инфаркт.

– Бог ты мой, – выдохнул Виталий. – Тетя Ира… как же так…

– Я только что видел одного мужика… он сказал, что у него теща померла. Думаю, есть еще погибшие.

Марина снова уселась на диван и стиснула руку дочери в ладонях. Виталий задумчиво провел пальцами по своей рыжей, со струпьями засохшей крови, бороде.

– Еще погибшие, – механически повторил он. – Это неудивительно после того, что случилось. Неудивительно… У меня самого такое давление в башке было, думал, мозг вот-вот взорвется.