– На кухню? – Чаёку приподняла брови в веселом удивлении. – Но чем вы там станете заниматься? Вы же даймё, а не кухари.

– В Лукоморье даймё должен уметь всё, – с горделивым достоинством проговорил мальчик, и дайёнкю осталось только развести руками.

Лёлька глянула на треснувшее серебряное зеркало, не зная, как попросить девушку, чтобы его скорее заменили, и уж совсем не представляя, как объяснить второе разбитое – но тут ей в голову пришла одна мысль.

– А можно мы с сестрой ненадолго уединимся в саду Озера Приятного Поиска Спокойствия и Гармонии? – спросила она, прижимая Тихона к груди.

– Для чего? – глаза вамаясьцев, успевших узнать Ивановичей и их отношение к местным традициям, подозрительно прищурились[143].

– Для приятного поиска спокойствия и гармонии? – Лёлька невинно захлопала очами.

– Да, конечно! – поспешила ответить дайёнкю, пока ее подопечные, в кои-то веки вставшие на тропу просветления, не передумали.

Сад с зеркальным озерцом, окруженным древними соснами и кипарисами, скрывался от мира за живой изгородью из менее высокой и благородной, но гораздо более густой и колючей растительности. Заросший изумрудной травой берег обрамляли редкие черные валуны[144], а над самой гладью возвышалась старая, продуваемая всеми ветрами беседка.

– Мы посидим одни. Можно? – попросила Лёлька, и Чаёку, с мечтательной улыбкой окинув тенистое прибежище от дворцовой суеты, кивнула:

– Да, конечно. Я пока помедитирую в павильоне Весеннего Ветра напротив входа.

– Спасибо.

– И не забудьте вознести благодарность солнцеликой Яширока Мимасите за покровительство!

– Прямо сейчас этим и займемся, – кивнула девочка и дайёнкю, обнадеженная, посеменила прочь.

Когда стройная фигурка в голубом кимоно скрылась за кустами, Ярик накинулся на сестру:

– Ты чего?! С ума сошла?! Зачем мы в этот сад пришли?! И что мы будем делать на кухне?!

– Отдай сюда, – не объясняя ничего, она вытянула задремавшего на руках у Яра Тихона и решительно двинулась к воде.

– Ты его утопить хочешь?! – бросился вдогонку мальчик.

Лёка остановилась так, что Яр налетел на нее и едва не сбил с ног.

– Иногда мне хочется утопить тебя, – сделала она страшное лицо, опустила лягуха на траву у самой воды, встала на колени и указала княжичу на место рядом с собой. Перехватив горящий всеми карами Белого Света взор сестры, он бухнулся на колени, куда приказано.

Не теряя времени, она ухватила Ярика за шкирку и потянула вперед.

– Я… не хочу пить. Из озера. Это негиги…

– Наклонись, блин компот! Чтобы я наши отражения видела!

Яр вместо этого разинул рот.

– Ты хочешь… прямо тут… Лё! Ты гений!

– А я тебе о чем уже семь лет толкую? – со вздохом святого страстотерпца спросила она.

Тихон неожиданно завозился, попытался толкнуть девочку, но та лишь рассеянно погладила его. Княжичи склонились над водной гладью. В ответ на них из прибрежной глубины уставились десятка три разноцветных карпов – традиционного населения местных водоемов, невкусного, по словам Чаёку, а значит, с точки зрения Лёльки, бесполезного. Игнорируя энергично толкавшегося лягуха и ихтиотусовку, привыкшую к кормежке от каждого искателя спокойствия и гармонии и потому настырную, она сфокусировала взгляд на их с Яром отражении. Пытаясь не обращать внимание на пялившиеся на них нахальные рыбьи морды, протянула руки к поверхности пруда, дотронулась до отражений, потащила одно на место другого… и с ужасом увидела, что отражения рыб поскользили тоже, сливаясь с их. Курносые носы с плавниками на ноздрях, по четыре рыбьих глаза вдобавок к своим, желто-белые чешуйчатые лбы под красными волосами… Лёлька в панике дернула руками, пытаясь вернуть всё как было, но испуганные рыбины развернулись – и к рыбьим мордам на щеках Ивановичей присоединились рыбьи хвосты, торчавшие из ушей. Не соображая, что творит, она попыталась отдернуть руки – озеро поднялось ей навстречу, как прилипшая простыня.

– Уйди!!! – закричала она, размахивая руками и вспоминая отчего-то дядю Агафона – но разверзлись тут хляби расхлябанные и мокрая тьма поглотила ее.

Когда Лёлька открыла глаза, первым, что она увидела, было белое мокрое лицо Ярика, нависшее над ней. "Прямо как в романе Лючинды Кармелли!" – подумала она. Растроганная его слезами, она протянула к нему руку и слабым голосом умирающей вороны[145] просипела:

– Со мной всё в порядке.

– С тобой-то всё!.. – руки Ярика взлетели к небу, как ей показалось, но проследив направление полета, вся драматичность момента рассеялась. Кроме Яра, над ней склонялись… новогодние елки. Протерев кулаками глаза – тоже отчего-то мокрые – она увидела, что это были всего лишь вековые сосны и кипарисы – украшенные разноцветным рыбьим населением озера. На развилках сучьев ближних деревьев, опасно похрустывая своими насестами, примостились черные камни.

Не в силах ни найти объяснения увиденному, ни отвести взгляда, она принялась считать:

– Раз… два… три… четыре…

Сук отломился, камень грохнулся наземь, дерево освободилось, выпрямляясь как катапульта – и рыбий косяк превратился в стаю. Метнувшиеся ветки сосны задели соседку, роняя камень ее – и еще одна рыбья стая полетела на юг, и еще один камень, и одно дерево, и еще одно, а потом и не одно…

Как завороженные, Ивановичи наблюдали за принципом домино в применении к зеленым насаждениям, пока последняя стая не скрылась из вида – и пока в арке из жимолости не показалась Чаёку. Лицо ее пылало, а подол кимоно был полон живой рыбы.

"Ну сейчас и прилетит нам…" – Лёлька втянула голову в плечи.

– Вы только поглядите! – задыхаясь от волнения, выпалила дайёнкю. – Я сидела в беседке Весеннего Ветра, молилась Мимасите об усилении красоты и гармонии этого чудного места, и глядите! На меня обрушился дождь из живых карпов! Вообще-то, мне всегда казалось, что в этом озере их многовато, но если богиня думает, что их не хватает…

Девушка подошла к воде – и не увидела ни одной рыбы.

– Премудрость утренней богини не знает границ! – всплеснула она руками, заодно производя зарыбление водоема, потом обвела взглядом берега, увидела разбросанные камни – пятнадцать – и поломанные ветки, и рот ее медленно приоткрылся.

– Мы тоже молились Мимасите об украшении этого места, – быстро вступила Лёлька, излучая искренность в мегаваттном диапазоне. – Так что богине виднее. Раньше тут был парк как парк, а сейчас – саби-ваби и полный сибуй! И может, мы уже пойдем на кухню? Так хочется поскорее сделать вам всем приятный сюрприз!..

Про готовку Лёлька знала всё. Неоднократно она рассматривала содержимое супов, вторых блюд и прочих салатов – частично из любопытства, частично пытаясь потянуть время в ожидании того момента, когда родители скомандуют перемену блюд и на стол перед ней поставят что-нибудь менее полезное и более сладкое[146]. Она знала, что еда бывает вареной, жареной, тушеной и просто резаной как попало, сиречь заморское блюдо салат. Ей было известно, что овощи, перед тем, как засунуть в печь или положить в котел, чистят. Мясо тоже чистят – от шкуры, убедившись предварительно, что оно не убежит в процессе, а еще его режут, иногда – рубят. Хлеб делают из теста, тесто – из муки, муку – из зерна. Правда, до сих пор она не могла догадаться, как проковыривают в мякише каравая дырочки и почему снаружи следов вмешательства потом не видно, но это она относила к тем вопросам, на которые взрослые обещали ответить позднее, вроде того, откуда берутся дети.

Поесть она любила[147], и поэтому первой ее мыслью в направлении осчастливливания друзей, за неимением шуб, золота и права раздавать местные дворцы и земли, был пир. К тому же вамаясьская кухня и в первый день показалась ей слишком пресной, постной и безвкусной, а после двух недель пребывания тут она и вовсе была готова поменять полцарства на конскую хотя бы колбасу. Потому над выбором меню она долго не мучилась: много и вкусно. И никакого полезно и рядом не надо.