Лёка насупилась. Когда над тобой начинает смеяться твоя собственная лягушка, наверное, ты что-то делаешь не так. Что бы ни казалось Яру, дворец они обходили не по второму, а по третьему кругу, а каких-либо способов определить, где и кто ночует, ей придумать не удавалось. Не открывать же теперь каждую дверь, и не спрашивать! Будить спящих – невежливо, это знала даже она.

Девочка почесала подбородок. Может, надо было рассуждать логически?

И она попробовала.

Если судить по стенам лукоморского дворца, самые пышные украшения должны располагаться в районе церемониальных залов, комнат приема иноземных делегаций, палат совещаний и рабочих кабинетов. Вокруг личных покоев Миномёто, скорее всего, тоже понавесил бы чего побогаче. Значит, там, где доспехи пожиже и нагинаты пониже, находились покои жен или каких-нибудь приближенных, удостоенных за особые заслуги койкоместом под крышей тайсёгуна. Дети, скорее всего, спали с матерями. Синиока была сиротой. Значит, у нее с няньками-мамками должна быть отдельная комната. И памятуя, что сказала Чаёку про нелюбовь первой жены к бедной девочке – где-нибудь на самом отшибе. А где тут у них располагался отшиб?..

Лёлька поскребла щеку. По части мыслевспоможения это оказалось почти таким же действенным средством, как старое доброе чесание подбородка. Верхний этаж! Куда еще затолкать сироту с глаз долой, как не под чердак! А если еще и крыша протечет… Отчего-то Лёлька не сомневалась, что над комнатой Синиоки крыша протекала даже тогда, когда на улице стояла великая сушь.

– Вверх, – целеустремленно насупившись, девочка потянула брата за руку. Тихон, словно поняв, что стоянка окончена, запрыгнул на подоконник, а с него – ей на плечо и примостился там как ручной попугай, вцепившись слегка выпущенными когтями всех лап.

Пролет, другой, еще два… Пятый этаж. Отшиб, каким она себе его представляла, раскрылся перед ними во всей своей красе. Короткий коридор с единственной дверью, гнутые выщербленные мечи на стенах, пара знамен, простые доспехи, к тому же дырявые… Если место угнетаемой сироты не здесь, то на кухне или в конюшне. Хуже украшенного места они еще не видели.

– Пришли, – убежденно шепнула девочка. Яр заалел, нервно пригладил вихры, одернул кафтан, захрипел, пытаясь беззвучно откашляться, и кивнул:

– Заходим!

– Я первая.

Жестом пиратского капитана во главе абордажной команды она отодвинула с пути рванувшегося брата и осторожно потянула за ручку двери. Та подалась, и только теперь Лёлька задумалась над тем, что стала бы делать, если бы изнутри было заперто. Но повезло – так повезло, и она тенью проскользнула в появившуюся щель.

Быстрый взгляд налево, направо, вперед… Всё как предполагалось. Кругом полурасписанные[136] ширмы, еще поджидавшие своих Яриков, нарисованные деревья на стенах – то ли тощие дубы, то ли упитанные сосны, узоры на потолке, такие мелкие, что и днем, наверное, не разобрать… Из окошка дальней стены сочился тусклый свет звезд, а в середине комнаты поджидала неосторожных ночных гостей квадратная дыра в полу, выложенная камнями, и крюк с чайником над ней. У нормальных людей вместо нее была бы печка или камин.

Лёлька навострила уши: шум или показалось?.. До слуха ее донеслось дыхание спящего – или спящих. Чувствуя, как брат за ее спиной едва не подпрыгивает в попытке узрить секундой раньше цель своей одиссеи, она ткнула наугад кулаком за спину, напоминая, кто в их отряде главнокомандующий, и осторожно, представляя себя даже не кошкой – тенью кошки, сделала шаг вперед.

Быстрый взгляд влево – никого. Вправо… Спящий. Спрятался с головой под одеяло. То ли взрослый, то ли ребенок… Ладно, смотрим дальше.

За следующей ширмой на татами пристроился еще один спящий, но на этот раз Лёлька смогла определить, что это женщина. Голова ее лежала на деревяшке сродни тем, об которые в первый день их пребывания в Вамаяси споткнулся Кошамару-старший. Глянув на ее лицо, Лёлька с перепуга зажала рот свободной от Ярика рукой, но вспомнив пару своих спонтанных визитов к тете Лене рано утром, успокоилась. Это не труп годичной давности и не вурдалак, это – жертва красоты. Давленые ягоды на щеки, огуречные кружочки на глаза, мед с хлебом на лоб, свекла под майонезом на подбородок… Мертвяк годичной давности выглядел бы лучше. Хотя тете Лене, наверное, не стоило об этом говорить при дяде Васе.

Заглянув за последнюю ширму, она облегченно выдохнула. Ну наконец-то! У самого окна, сложившись калачиком и натянув одеяло по самые уши, лежал кто-то маленький. Значит, там были няньки, а Синиока – тут!

Довольная и гордая, Лёлька вытянула брата из-за спины и молча указала на спящую девочку. В ответ лицо Яра не дрогнуло ни единым мускулом. Удивленная, княжна повторила свой жест, с еще большей экспрессией – но с тем же результатом.

– Какого… – начала было она – и сообразила. Он же не видит в темноте!

Поднеся тогда губы к самому уху брата, она почти беззвучно прошептала:

– Пришли. Вон она. Гляди. Только молча!

В ответ губы Ярика ткнулись ей в глаз:

– Как гляди? Темно!

И тут Лёку осенило.

– Ночник твой где?

Не ожидая развития мысли, Ярик сунул руку в карман, выудил черепашку и – о чудо! – язычок пламени, хоть и совсем теперь крошечный, тут же ожил.

– Вон там, – указующий перст Лёльки ткнул в нужном направлении.

Улыбаясь, как солнышко поутру, мальчик на цыпочках скользнул к Синиоке, склонился, достал из-за пазухи что-то круглое, белое, на золотой цепочке и мягко положил на ее одеяло у головы. Жемчужина императора!

– С ума сошел?! Увидят!!! – Лёлька исступленно замотала головой, имея в виду, что у маленькой девочки-сироты такую приметную штуковину в два счета найдут, и хорошо если не донесут Змеюки – но Яр понял ее пантомиму по-своему. Не переставая улыбаться, он приподнял край одеяла, прошептал "это тебе от меня, синий колокольчик"… и замер.

Потому что лицо было не совсем девочки.

Чтобы не сказать, совсем не девочки.

Пытаясь сфокусировать осоловелый сонный взор, на него моргал Обормоту.

Лёлька кинулась к брату, застывшему как истукан, схватила запястье руки со светильником, дернула – и едва не упала. В другую руку Яра, всё еще сжимавшую подарок, вцепился Обормот! Лёлька дернула еще сильнее, Ярик пискнул, разрываемый надвое, за ширмами послышалась возня. Девочка наугад отвесила юному Шино пинка, рванула Яра изо всех сил, шестым чувством ощутила, как сзади между ширмами что-то мелькнуло – и тут же неведомая сила ударила в спины. Княжичей бросило на Обормоту, тот охнул, выпуская добычу, оглушенная Лёлька почувствовала, как Тихон вскочил ей на голову – и следующий удар прошел верхом, осыпая их пылью, паутиной и щепками.

Домашний маг Шино!

Повинуясь непонятному инстинкту, она перекатилась и вскинула ладонь, выбрасывая пред собой облако крошечных желтых искр. Туча лиловой светящейся пыли – третий удар – смешалась с ее облаком, воздух вспыхнул лимонным огнем, ослепляя, расширяясь – и тугая горячая волна покатилась во все стороны, сметая всё на своем пути. Фигура в белом шмякнулась на столик в нише в центр гигантской экибаны, фигура в зеленом вылетела через распахнутую дверь в коридор, а уличная стена, вспомнив, что не подписывалась на роль мишени для магии, спешно дезертировала – вместе с окном. Через секунду земля внизу содрогнулась, взметая пыль до пятого этажа. Стропила, лишившись опоры, в панике заскрипели. Но как будто этого было недостаточно, таявший огонек ночника сорвался со своей черепашки, прилепился Обормоту на нос и вспыхнул ярче нового. Юный Шино свел в кучу глаза, открыл рот… Более душераздирающего вопля Лёлька в жизни еще не слышала.

– Жемчужина где?! – прорычала она в ухо брату, не дожидаясь развития событий.

– У меня!

– Бежим!!!

Одним прыжком Тихон занял место на ее плече, и под яростные удары обормотовых ладоней по лицу, сопровождаемые потоком испуганных призывов к высшим силам, они кинулись к выходу. За спиной быстро становилось подозрительно светло. Потянуло дымком. Снеся едва поднявшуюся Змеюки на пути к спасению, Ивановичи бросились вниз по лестнице, уже не заботясь об уровне шума. Заглушить вопли двух голосов "Пожар, пожар!" и поднимавшуюся панику во дворце им всё равно вряд ли бы удалось. Выскочив на улицу, Лёлька хотела тащить брата в их башню, но непонятная сила заставила ее бежать вокруг дворца – до горы битого камня, кусков штукатурки и обломков стропил. Не понимая как, зачем, а самое главное, что она делает, девочка вскинула руки и, обращаясь к мусору, выкрикнула какую-то абракадабру.