– Чего хорошего, ваше несравненное превосходительство? – Хо Люй картинно воздел руки к небу. – Наместнику вы что предъявлять станете в доказательство вашей победы? Отсутствие присутствия? Он нам не поверит! И где тогда окажутся наши почести, дары… перспективы?
– И что же делать? – Ка глянул на советника почти жалобно. Тот задумался.
– Я тут подумал, господин воевода Ка Бэ Дань… – спустя минуту проговорил тот, многозначительно расширив очи.
С точки зрения лукоморцев, результат усилий не стоил, но команданте Ка был впечатлен.
– Что?
– Я подумал… что с высокой степенью вероятности… – на кандидата в главные шпионы внезапно напал нервный тик, осложненный косоглазием. Один глаз поедал начальство, как рекомендовалось в уставах всех армий Белого Света, а второй норовил зыркнуть на иностранцев, взиравших на действо уже с неприкрытым интересом.
– Если ваше высокопревосходительство понимает… на что я намекаю… не в каждом присутствии всех и кого попало будь сказано…
Узкая физиономия воеводы вытянулась еще более, потом снова сложила морщины в ребус сомнения, и тогда Хо Люй встал на цыпочки и что-то зашептал ему на ухо. Ка нахмурился, потом перенахмурился – с другими обертонами, и милостиво кивнул.
Хо Люй обвел взглядом солдат:
– Бурая сотня! Вы хотите стать белой сотней?
– Да! – проревели единогласно те, словно репетировали весь вечер.
– Тогда слушайте меня внимательно! Вы когда-нибудь видели таких людей, как эти путники?
– Никогда и нигде!
– Тогда… – Хо развел руками, взмахнул ими, и не успели лукоморцы и ртов открыть, как несколько десятков луков с наложенными стрелами направились в их сторону.
– Свяжите их, – распорядился старший советник.
Серафима встретилась взглядами с ближайшими стрелками и воздержалась от резких движений. Залог успеха в поединке с лучником – подойти к нему на расстояние вытянутого меча. Залога успешного поединка с отрядом лучников не существовало.
Ее супруг и Агафон не были столь рассудительны, и первые же их попытки шевельнуться были вознаграждены залпом стрел с тяжелыми тупыми наконечниками. И не успели контуженные путники придти в себя, как их накрыла вторая волна – людей с веревками.
Попытка связать коней не была такой же успешной и, оставив на поле неравного боя с десяток зашибленных хвостами вояк, вотвоясьцы отступили в ожидании новых вводных от командования. Но командование было занято получением глубокого морального удовлетворения от блицкрига. Спешившись и сложив руки на животах, Ка и Хо обходили своих пленников по периметру, разглядывая со всех сторон так, словно и впрямь с родом человеческим те не имели ничего общего.
– Развяжите нас… Незамедлительно… Мы… не оборотни… Мы… иностранцы! – промычал Иванушка, медленно приходя в себя. На виске у него и на скуле так же медленно расцветали огромные синяки.
– Какая разница? – философски отмахнулся Хо.
– Для нас – огромная, – на удивление[92] вежливо пояснила царевна, с волнением глядя на его премудрие, неподвижно лежавшего там, где его застал обстрел и команда вязчиков.
– Всё в мире относительно, – Ка поучительно поднял к небу палец. – К тому же интересы дикарей стоят лишь немногим выше интересов оборотней, и уж намного ниже интересов подданных Вотвояси, самой великой империи Белого Света.
Не вступая в дискуссию по поводу относительности, величины и величия, Сенька процедила сквозь стиснутые зубы:
– И что вы собираетесь с нами делать?
– Отведем в город, конечно! – заулыбался Хо Люй. – За искоренение оборотней, державших в ужасе местное население столько лет подряд, наместник щедро наградит его превосходительство и тех, кто был с ним рядом… представит ко двору его величества императора, да проживет он десять тысяч лет… И даст право на один презамечательнейший поход. А вас, мерзких нелюдей, разрубят на куски, которые развезут по городам и деревням нашей провинции – в назидание вашему брату, а головы обмажут дегтем и выставят у городских ворот.
– Дёготь… плохо отмывается… – пробормотал Иванушка, пытаясь подняться и тихо валясь на бок.
– Не будьте эгоистами. Воевода Ка Бэ Дань – самый выдающийся военачальник нашего времени, оценить всё величие которого мешало только отсутствие соразмерно великих побед. Но с вашей помощью этой несправедливости больше не торжествовать, а его седины… когда они у него появятся… осыплются давно заслуженными почестями и благами! – белозубая улыбка Хо Люя осветила день, затмевая солнце. – Крохотная частичка которых, я надеюсь с замиранием сердца, прольется и на тех скромных, но незаменимых людей, что помогли нашему военному гению достигнуть триумфа.
– Хо, а ты уверен, что наместник поверит?.. – обеспокоенно нахмурился величайший из современных.
– Вы скажете, что у оборотней была армия в десять тысяч голов, и мы их всех порубили, а остались только эти трое. Ваши воины – настоящие тигры, при виде врага их было просто не удержать!
– А если эти ино… оборотни… обвинят нас во лжи? – нервно не унимался Ка.
– Не смогут. Если не будут иметь языков.
Почтительно поклонившись воеводе, старший подхалим и интриган штаба и по совместительству не менее старший советник вытянул из скрытых в голенище чунь ножен тонкий острый нож, склонился к Сеньке… и встретился взглядами с огромной медведицей под треск разрываемых пут.
– Оборотни!!!..
Отборная бурая сотня, став белой со страха, бросилась врассыпную.
Иванушка проводил взглядом супругу, скрывшуюся в колышущемся лесу гаоляна вслед за советником Хо, и вздохнул. Что бы она сказала, узнай, что ее благоразумному мужу порой очень хочется отчебучить что-то эдакое, броситься в свалку, очертя голову, и пусть кто-нибудь другой в это время думает об этике, стратегии, тактике и тактичности? Ведь сорви-оторви-сломи-головой у них всегда была она, и все самые невероятные происшествия, выпадающие на долю их семьи, если разобраться, случались именно с ней, что бы ни являлось тут причиной, а что – следствием. И хотя бы раз кто-нибудь спросил его, Ивана, не хочется ли ему, к примеру, превратиться в медведя и погонять обнаглевшего карьериста по горам и долам? Наверное, Серафима решила бы, что он шутит. Или заболел. Или его подменили, и надо срочно лететь на край Белого Света, чтобы выручать Ивана Настоящего, Рассудительного, Ответственного и Занудного, как учебник хороших манер. И наверное, будет права. Потому что первым делом, догнав Хо Люя, он постарается внушить придворному ошибочность его взглядов и поведения. Что с ним сделала бы Сенька, зажав в тихом уголке, у Иванушки просто не придумывалось. Наверное, ей и достаётся всё самое интересное потому, что она знает, что с этим делать…
Он снова вообразил себя на месте жены, и философски пожал плечами. С другой стороны, две Серафимы в одной ячейке общества, как, наверное, и два Ивана, было бы слишком – и для ячейки, и для общества.
– Не переживай, – раздался за спиной голос Агафона. – Она никого не съест. Максимум закусает.
– Некоторым людям закусывание не поможет, – вспомнив Хо Люя и воеводу, поморщился царевич.
– Но и не помешает, – оптимистично отозвался его премудрие. – Слышишь?
Он вытянул шею. Иван тоже прислушался: не так далеко раздался вопль, наводящий на мысли о тяжких телесных и глубоких моральных страданиях. Или его супруга кого-то догнала, или…
Гаолян вдоль второй дороги зашевелился. Земля под многострадальным, и от этого очень чувствительным задом Иванушки тихо задрожала. Окажись на его месте и в его состоянии Никита Кулебякин или Семен Соловьев, они бы изобрели сейсмограф или детектор подкопов. Его высочество же, не обладая изобретательским складом ума, пришел лишь к простому заключению:
– По-моему, сюда еще кто-то идет. И много их.
– Много? – ухмылка Агафона медленно расползлась сперва до правого уха, потом уткнулась в него, и стала прокладывать путь к левому. – Много – это хорошо.