– Нормально, – маг устало потёр пятернёй лицо, оставляя грязные разводы как боевую раскраску. – За ними вторым слоем должны быть.

– А с овирами что? – не успокаивался Иванушка.

Маг развёл руками.

– В этом вопросе на всё воля Нефритового Государя. Не я тут пень пойми каких фильтров на магию наставил.

– Агафон. Не сваливай ответственность с большой головы на здоровую, как сказал бы наш уважаемый Дай. Ты должен… Нет, мы должны!..

Его премудрие завёл очи под лоб, руци воздел горе и выдавил:

– Должны – сбрасывай в реку.

– Зачем?

– Потому что мусорить на пляже некультурно, – пробормотал он и, не дожидаясь реакции Ивана, вскинул ладони: – Только не ногами! Только не по голове! Если есть шансы диссипации паразитного дисторционного поля, то только в нативной среде их ареала обитания!

Не мешкая и не вдаваясь в подробности объяснения, Иванушка схватил ближайшего монстра и потащил в реку, открывая помятого, но живого Чи Ни.

– Помогайте мне! – яростно кряхтя, бросил он через плечо, и операция по утоплению спасающихся началась. С освобождением первых братьев дело пошло веселее, и под бесконечное братское "А теперь мне расскажите, на кой бамбуковый пень мы их выбрасываем, если утром хотели порубить" глиняные чудища один за другим пропадали в барханах реки Текучих песков.

Последним был освобождён – вернее, освободился – Сам. Когда пространство вокруг первого овира расчистилось, еле гнущиеся щупальца монстра раздвинулись, и на волю у самой земли протолкнулась голова старшего брата Чи. Измазанная чем-то желтым и полупрозрачным, она слабо помоталась, облизнулась и поникла.

– Небесный дракон моих дум!.. – Персик испуганно всплеснула руками и замерла.

– Хай! Ты… С тобой… От тебя… Как ты себя…

Не зная, как поделикатнее поинтересоваться, осталось ли от их протеже после объятий овируса и нетрадиционной магии его премудрия что-то кроме головы, Иванушка достал меч – овирусные щупальца с плеч[239].

Несколько аккуратных взмахов – и взорам болельщиков открылись плечи Хая и всё еще прикрепленные к ним руки. Не подавая признаков жизни, он лежал с закрытыми глазами под градом озабоченных вопросов, пока что-то не поддало ему под зад, запуская в стену братьев как снаряд из соловьёвской пушки. На Свет Белый показалась каменная конская башка. За ней, перебирая по-собачьи вытянутыми вперед копытами, выполз остальной конь. Выражение его морды заставило Агафона потупиться и развести руками: "извини, это не я такой, это жизнь такая…" Выражение физиономии очнувшегося Чи Хая, сперва родственное конскому, моментально изменилось при виде Лепестка Персика.

– О, медовая мушмула моей души!

– О, бесстрашный тигр моего сердца! Какая радость, что ты жив и здоров!

– Правда?.. – Чи Хай расплылся в блаженной улыбке.

– Конечно! Ведь оказывать первую помощь я не умею, а обмывать трупы – тем более!

Отрубленные слипшиеся рукощупальца лежали на земле и безуспешно пытались вернуться на своё место. Сердобольный Иванушка засунул их между уцелевшими перед тем, как возглавить перенос финального тела к реке.

– Нет, ну вы всё-таки объясните мне… – брюзгливо бубнил Чи Пай, провожая взглядом быстро исчезавшую в песчаных волнах громаду. – Ну зачем?! Добить, чтобы не мучился – и делу конец! Мы к ним в руки… в ноги… в цапалки эти попадись – небось, цацкаться с нами не стали бы! А сколько народу, который через реку полез, они за то время, пока тут сидят, схарчили, а? А еще сколько сожрут? Нет, я понимаю, от птичек, к примеру, польза – они насекомых едят. От растений польза – их тоже кто-то лопает. Ну или просто красивые. От червяков польза, от животных, от камней, от дождя, от ветра… А эти-то зачем нужны?!

Иван помолчал, неуверенно повёл плечами и выдохнул:

– Не знаю. Может, и от них имеется кому-то польза. Если мы чего-то не понимаем, это значит только то, что мы чего-то не понимаем, говорил Бруно Багинотский. Но одно дело – противника в бою под горячую руку пришибить, защищаясь или защищая. А другое – беспомощного, поверженного…

– Ну так только такими их и надо бить? – уточнил брат Я. – Пока они тебя сами не ухайдакали?

– В поединке – да, – не уступал Иванушка. – Но после… После драки кулаками не машут. Не по-человечески это.

– А по-человечески – это как? – не унимался Пай. Братья бросили дела и навострили уши. Быть человеком – это актуально.

– По-человечески – это поступать с другими так, как ты хотел бы, чтобы он поступил с тобой. Но не в порядке обмена, или в долг, или потому что правила такие, а потому что… Потому что не можешь по-другому.

Оборотни задумались. Первым поднял голову Сам.

– Это потому, что нам их жалко?

– И поэтому тоже, – кивнул Иванушка, тоже имевший время на размышления. – И еще, мне кажется… Мы с Белым Светом – единое целое. Мы с вами, вы с овирами, овиры с воеводой Ка, воевода Ка со мной… Все со всеми. И когда в здравом уме и в холодном рассудке ты… или я… или он уничтожает того, кто ему не нравится – это как если бы ты отрубал своими руками добровольно кусок себя. Один, другой, третий…

– Так ведь эдак от меня чего останется-то! – чуть испуганно насупился Чи Шо. Братья закивали с различной степенью убежденности.

– Так вот и я про то же, – улыбнулся царевич. – Поэтому надо знать, когда рубить, а когда простить.

– А как узнаешь-то? – почти жалобно вопросил Чи Сы.

– А никто и не говорил, что быть человеком – просто, – усмехнулся Агафон.

– Эх… ладно. Пусть живут и спасибо говорят, что на хороших людей напали! – милостиво махнул рукой Чи Хай и двинулся собирать раскиданное по берегу снаряжение. Братья – за ним. Надо было успевать до заката: путь в Синь Пень был не близок.

Зато близко было то, о чем мало кто в это время думал – встреча с отрядом воеводы Ка. Там, где выбранная Иванушкой утром тропа воссоединялась с дорогой, две боевые единицы спасателей столкнулись командиром к командиру.

Поперек седла гордо восседавшего Ка Бэ Даня свисало подергивающееся рвалострекало. Причем дергалось оно как-то странно – то пристукивая, то пришлёпывая кончиком по шее нервно подрагивавшего с каждым прикосновением коня.

– Словно песне такт отбивает, – хмыкнул Иван, вспоминая свои юношеские посиделки с бардами Мюхенвальда.

Воевода остановил коня, окинул презрительным взором помятых, измазанных лукоморцев, с намёком огладил рукав своего безупречно-чистого халата и изрёк:

– На этот раз победа на моей стороне, духи Севера.

– Да? – вежливо приподняла брови царевна.

– Да. Видите это… это… Это! – затрудняясь определить биологический вид и класс трофея, он ткнул в конечность овира ухоженным пальцем. Та дёрнулась, уворачиваясь.

– Это – что?

– Это – доказательство моей победы! Я изрубил чудовище реки Текучих песков на куски, и это всё, что от него осталось!

– А Лепесток Персика вы там не встречали? – невинно поинтересовался Чи Хай.

Воевода помрачнел.

– Нет. Но мы вернёмся за ней завтра, расправимся с этим наглым уродом, посмевшим…

– Еще раз расправитесь?

Воевода хватанул ртом воздух и побагровел.

– Ты меня вруном называешь?!

– Не я! – радостно замотал головой оборотень.

– Да я завтра!..

– Заклинаю вас Нефритовым Государем, ваше превосходительство, не утруждайте себя столь многими деяниями, достойными лучшего применения. Завтра меня там не будет.

Елейный голосок О Ля Ля, донёсшийся из-за спины Чи Хая, заставил Ка подавиться набранным для очередного оскорбления воздухом.

– Она?.. с вами?.. Откуда?! Мы же сражались! А она… а вы?.. А как же тогда… вот это?!

Он яростно ткнул пальцем в мирно пришлёпывающее по седлу рвалострекало – и взвыл. Оно молниеносно размахнулось и хлестнуло его по руке, оставляя алые с волдырями отметины.

– Ожог химический второй степени, вы имеете в виду? – уточнил Агафон.

– Хо Люй! Забери эту дрянь! – голос военачальника перешел в предвизговый диапазон, руки растопырились. – Отряд! Готовься! Сейчас мы устроим… Сейчас они у нас поплачут… Сейчас мы за…бе…рём…