– Но зачем она тебе?
– За хлебом!
В искусстве переговоров с овиром тягаться было нелегко.
– Надо его запугать, – тихо прошептала супругу Сенька, но монстр уловил ее слова.
– Ха! Чем? Хуже, чем сейчас, не будет!
Царевна глянула на Агафона, бредущего по берегу с охапкой не столько даров, сколько отбросов природы, какие только можно было собрать за десять минут, и согнулась в приступе хохота.
– Хай! Пай! Тай! Шо!.. Братья Чи! – выкликнул Иван, растерянно сообразивший, что в списке спасаемых к одной девице добавилось еще восемь десятков добрых молодцев. – Вы живы? С вами всё в порядке?
Возможно, звуки, донёсшиеся сквозь толщу рукоблудок, были словами отважных оборотней.
– Сень, – взволнованно шепнул Иванушка. – Я боюсь, они задохнутся. А про Хая мне даже подумать страшно. В самом центре этой свалки…
– Что ты предлагаешь? – быстро посерьёзнев, царевна бросила взгляд на гору овиров, на Агафона, на мужа…
– Мы должны освободить овиров.
– Но мы не получили еще от них ни слова о Лепестке, не говоря уже о ней самой!
– Это так, – болезненно скривился Иван. – Но если мы… то есть Агафон… не развалим это нагромождение…
– Развалить – это идея, – Серафима кивнула на Иванов меч, покоившийся в ножнах.
Соблазн универсального решения всех проблем одним – ну или одним десятком – ударов промелькнул перед глазами Ивана – и сгинул.
– Нет.
– Но если мы… то есть Агафон… их распустим, они, в лучшем случае, разбегутся!
– А если мы их не распустим, братья задохнутся!
– Растудыть твою матрёшку…
Поставленная перед дилеммой, царевна зыркнула на мужа и на гору чудовищ взглядом, способным, казалось, разрубить всё одним касанием, скрипнула зубами и махнула рукой:
– Пень с тобой, золотая рыбка.
Поэтому его премудрие, заявившийся с полными руками самых невообразимых предметов и не менее полной головой самых кровожадных мыслей, получил меньше всего ожидаемую вводную:
– Распускаем их всех к бабаю якорному.
К удивлению супругов, спорить волшебник не стал.
– Надеюсь, хоть это направление магии будет тут работать как надо, – пробормотал он и принялся раскладывать по периметру кучи-малы припасы для подготовки заклинания.
Первая попытка его премудрия разобрать вотвоясьский аналог лукоморского десерта "каравашек" кончилась пшиком – в буквальном смысле слова.
Ошарашенный чародей вооружился прутиком и минут несколько на прибрежном песке пытался вывести закономерность, при которой заклинание отмены предыдущего заклинания трансформируется в "Ароматизатор Зюськина", но дойдя до равенства "отсутствие = присутствию" плюнул – тоже в буквальном смысле – и взялся за следующую идею.
Минут через пять после этого энергичные испускания ароматов ванили и корицы из промеж недослипшихся тел прекратились. Правда, произошло это в результате срабатывания следующего заклинания, после которого никаких промежутков между телами не осталось: всё покрылось коркой карамели толщиной с кирпич. Третья попытка карамель заменила ирисом. Четвёртая – гудроном. Пятая изменила толщину слоя на два кирпича, шестая разогрела ее до температуры кипения, вызывая многоголосые завывания внешнего слоя, к счастью прерванные седьмой, в три секунды заморозившей кипящую черную жижу до медного звона. Иван, осторожно понюхав попавшую на рукав каплю, пришёл к выводу, что теперь гору тел покрывает горький шоколад.
– Я сдаюсь! То есть мы сдаёмся! – донеслось приглушённо-отчаянное из-под шоколадной брони.
– Кто это кричал? – насторожилась царевна.
– Братья? – кисло предположил его премудрие.
Продолжение сомнений не оставило.
– Я отпущу вашу девицу! То есть Лепестка Персика! Немедленно! То есть сейчас! И в придачу дам сокровища! То есть богатства! Несметные! То есть много! Только освободи-и-ите меня-а-а-а!..
– То есть на-а-а-ас!
Агафон подумал, стоит ли говорить, что последний час именно этим он и занимался, но из гуманных соображений не стал. Опустившись на камень и всем видом показывая, что лучше сейчас его не беспокоить, он вынул из рукава шпаргалку и завёл с ней беседу об отсутствии в жизни справедливости, а в локальном магическом континууме – конгруэнтного деноминатора.
– Сперва девица, потом освобождение! – строго выкрикнула Сенька.
– Бросьте нас в реку!
– То есть аккуратно опустите!
– Когда девицу получим, и бросим, и опустим! – не поддалась на провокацию она – не в последнюю очередь потому, что сдвинуть с места гору овиров и братьев было вряд ли под силу даже каменным коням.
Овиры замешкались с ответом, переговариваясь промеж себя, но наконец утробный голос самого крупного пробубнил:
– Бросьте в песок щупальце и скажите "Тело к телу, дело к делу, замок под порог, хвала Нефритовому Государю".
Царевичи переглянулись, и даже его премудрие поднял голову.
– С точки зрения композиции имеет смысл, – авторитетно вынес он экспертное мнение. – И если бы я не порезал щупальце на три десятка кусочков при прошлом наложении…
– Агафон!..
– Ну а в чем проблема? – защищаясь от сверлящего взора Серафимы, вскинул он ладони. – Тут еще их вон сколько! Отрежьте нужную длину и кидайте сколько угодно!
Иванушка с сомнением осмотрел монолитную шоколадную массу, чуть подтаявшую под полудёнными лучами солнца, сочувственно поморщился – "им же больно будет!" – но рекомендацию выполнил.
С коротким обрубком ногострекала в шоколаде он решительно подошёл к берегу и под Сенькино "А если это подвох?" швырнул его в неспокойные валы. Торопливо проговорив волшебные слова овира, он воззрился на песок в поисках возмущения.
В течение нескольких минут возмущение исходило только от его супруги и его премудрия, всё еще не пришедшего к консенсусу с местным вариантом магии. Но когда, смущённый и раздосадованный, он отвернулся, над волнами поднялось… нечто.
– Пенёк? – не поняла Сенька.
– Буёк? – впился взглядом Иван в появившийся над поверхностью бурый блестящий предмет.
– Свая? – оторвался от собеседования со шпаргалкой Агафон.
– Своя, своя… – хихикнула вдруг царевна. – Персик в шоколаде.
Мужчины недоумённо взглянули на нее, на неуклюже приближающийся коричневый объект…
– Лепесток?! – выдохнул Иванушка.
Агафон потупился.
– Ничтожное рассеивание объектных резидентных полей… Переход реперных признаков при активации…
– Отмоем! – твёрдо заявил лукоморец, бросаясь на помощь девице.
– Оближу, – донеслось из-под толстого-толстого слоя шоколада.
Чародей же, вздохнув тяжело и безнадёжно, перешёл ко второй стадии тотального освобождения недавних противников.
– Испробуем принципиально новый подход, – решительно проговорил он, подновляя вокруг тревожно замершей кучи контуры септограммы. – Если дезинтеграция и реверсия не срабатывают, надо испробовать конверсию и инверсию.
– Замечательная идея, Агафон! В конце концов, попытка – не пытка! – бодро изрёкла половина группы поддержки в лице Иванушки.
– Я бы на твоём месте не была так уверена, – пробормотала вторая половина.
Инвертирование реверсии в конверсию вырастила на шоколаде клубничные грядки, потом павлиньи перья, после – нелопающиеся мыльные пузыри… Последний подход очистил всё полностью. Но не успели лукоморцы протереть глаза, дабы убедиться, что невозможное возможно, как куча осела с подозрительным стуком.
– Что случилось? – тревожно нахмурился царевич. – И что с братьями?
Сенька вытянула шею, не веря глазам, и присвистнула, когда те под присягой подтвердили увиденное.
– Овиры теперь глиняные?!
– Это… обнуление. Так выразилось, – не очень убеждённо пробормотал волшебник.
– Какая жалость, – вздохнула Лепесток Персика, разглядывая наконец-то отсоединившихся монстров. – Если бы они были поменьше, получились бы отличные сувениры в день свадьбы.
– А братья Чи?.. – спохватился Иван.