С криком "Стой!!!" Сам кинулся в реку и успел вцепиться в уже не видимого мага. Чудище дёрнуло, и голова Сама нырнула в песок. Серафима впилась в пояс оборотня, но неумолимая сила потащила ее вслед за утопающим Самом. Она упёрлась ногами что было сил, но с отчаянием ощутила, что погружается. Вдруг что-то обхватило ее за плечи, притискивая руки к телу – и рвануло на берег. За ней из реки вылетел Сам, чудом не выпуская Агафона. И последним в цепочке, таким же чудом и тоже не выпуская, хотя рук у него не было и в помине, как пробка из бутылки, вырвалось нечто, такое огромное, что на мгновение показалось, будто туча нашла на солнце.

В наступивших импровизированных сумерках тускло блеснул меч Ивана – и рукощупальца вместе с верёвкоприсосками, обвивавшими чародея, разделились на две части. Оставшимися конечностями чудище с воем схватилось за обрубки, рухнуло в реку, осыпав берег центнерами песка, и пропало. На траве остались лежать несостоявшиеся утопленники: Сам – отплёвываясь и жадно дыша, Агафон – неподвижно.

– Что с ним? – не сводя настороженного взгляда с песчаных волн, меч наготове, спросил Иванушка.

Серафима вскочила, осыпая гальку песком, сбросила с плеч веревочную петлю и бросилась к другу.

Быстрый комплекс первой помощи исторг изо рта и носа мага потоки мелкого песка. Судорожно вздохнув, он повернулся к реке и прохрипел:

– Количество конечностей пересчитали?

Иван ловким пинком отправил моток руконог чародею:

– Сам пересчитай и умножь на двадцать.

Всё еще извергая песчинки при выдохах, как засорившийся шланг, Агафон поднялся на четвереньки и принялся перебирать трофейные хваталки.

– Овирус вульгарис, – постановил он, распутав завязавшуюся морским узлом плеть со стрекалами. – Или просто овир – для непосвященных.

– Теперь… когда мы узнали его фамилию… стало гораздо проще, – ехидно прокашляла Сенька.

– Не убеждён, – успокоил ее чародей.

– В тихом омуте не без урода, – вспомнил Чи Хай лекции толмача, сверля взглядом притихшую гладь.

Царевич, видя, что второй попытки со стороны овируса вульгариса не намечается, воткнул меч в землю и принялся наматывать спасшую всех веревку обратно на шею каменного коня.

– А ты говорила – "на кой пень, на кой пень"… – не без самодовольства бормотал он, аккуратно укладывая виток за витком.

– Я посмотрю, как тебе тазик пригодится, – язвительно фыркнула она, стягивая наполненный песком сапог.

Маг уселся по-тамамски и замотал головой, вытряхивая из шевелюры и ушей остатки реки. Оборотень усиленно выковыривал их из слезящихся глаз, прислушиваясь к одному ему слышным звукам и бормоча:

– Интересно-преинтересно, с кем тогда Ка Бэ Дань воюет…

Серафима сплюнула последний раз и задала в никуда вытекающий из этого вопрос:

– И кто-нибудь до нас знал, что их тут двое живёт?

Тем временем конечности овира, убедившись, что к ним больше никто претензий не имеет, скромно поползли обратно в реку.

– Э-эй, вы куда?! – воззвал к ним Сам.

Они ускорились, изо всех сил делая вид, будто обращались не к ним.

– Зачем они тебе? – удивился Иван.

– Потому что так нечестно! Если тебя отрубили – оставайся отрубленным! – сердито выкрикнул оборотень.

И пока лукоморцы размышляли над этой сентенцией, Сам в отчаянной попытке остановить жульничающий трофей в броске накрыл его телом. Конечности рванулись, растопыривая обрубки в поисках опоры, взметнулся песок и прибрежная галька, и вотвоясьца отбросило. Верёвконога с рукощупальцем сложились в неприличный жест, были осыпаны краской-серебрянкой с ароматом ванили, выпорхнувшей из ладоней Агафона, и нырнули в песок.

– Ах ты ж… ах ты ж… – возмущение Чи Хая нашло выход в ответном жесте, адресатом уже не увиденном.

– Рыбак рыбака – два сапога! – донеслось жизнерадостное из-за спин спасателей. Они обернулись: из леса дружной толпой высыпался спецназ братьев Чи.

– Ну, как дела? – радостно потирая ладони, вопросил Чи Пай. – Надеюсь, плохо?

– Это отчего еще? – насупился старший брат.

– Ну нам ведь тоже страхолюдище повоевать хочется! – потряс дубиной Чи Тай.

– Улизнули с утра потихоньку! Думали всё удовольствие себе заграбастать! – Чи Шо с размаху вогнал глефу в землю. – Не по-братски это, брат Хай!

Хай, и впрямь думавший заграбастать себе если не всё удовольствие, то всю славу в глазах Лепестка Персика, чуть сконфуженно повёл саднящим плечом:

– Думали, сами справимся.

– Дурная голова лучше новых двух, – вздохнул Чи Тай – самоназначившийся ученик величайшего философа всея Вотвояси. И пока старший брат в состоянии лёгкого ступора пытался осознать, что ему только что было сказано, добавил:

– Одна голова хорошо, а восемьдесят две – лучше!

– А если пересчитать на руконоги… – подмигнула ему Серафима.

Сам, уговорённый по всем фронтам, сдался.

– Чего теперь делать надо, уважаемые учителя? – обратился он к лукоморцам.

– В таких случаях принято бросать вызов противнику, – вспомнил полузабытую книгу детства Иванушка. – "Мой меч – твоя голова с плеч. Выходи, чудо-юдо беззаконное, на честный бой".

– Но честность на чудовищ, похищающих чужих невест, не распространяется, – быстро вставила царевна.

Сам поник буйной головой.

– Честность распространяется или на всех, или ни на кого.

– Кто тебе такое сказал?! – возмутилась царевна.

– Инь Ван.

Сенька тихо прорычала что-то вроде: "Испортил ребёнка". Братья Чи переглянулись.

– Что бы уважаемый Инь Ван тебе ни говорил, брат Хай…

– Нет-нет, мы не против его премудрых слов! Мы за!

– Но всё равно не позволим нашему любимому старшему брату…

– Вот так вот пойти один на один на жуткое чудище реки Текучих Песков…

– И заграбастать все почести себе!

– Нет, братья мои, – Хай опустил голову. – На честный – так на честный. Как говорится, лицом в лицо… ноздрёй в ноздрю? Тютелькой… в тютельку?.. – замялся он, вспоминая для самовоодушевления соответствующее лукоморское выражение.

– Не знал я, брат Хай, что у тебя есть… эта… тюф…телька, – опешил Чи Шо.

– Есть, – сурово ответил Сам и еще суровее добавил: – Наверное.

– Поди, целая куча их у тебя! – восхищённо заулыбался Чи Я. – Ты ж у нас Сам! Самый-самый, то бишь!

– Сколько бы их у него ни было, – кисло заметил Агафон, – у чудища всё равно больше.

– Точно! Золотые слова, Ао Гоу Фынь! – радостно воспрянула Сенька.

– Да? – недоумённо уставился он на Серафиму. – И… что это значит?

– А значит это, что кто к нам с тютелькой придёт… Сам, смотри. У тебя тютелька одна, а у чуда-юда – дохренадцати с половиною на квадратный сантиметр, как научно только что было доказано самым великим магом современности. Значит, чтобы уравнять шансы…

Полудённое солнце, выглянув из-за облачка, осветило мужественное лицо Чи Хая. Выпятив грудь, подбородок и нижнюю губу, ехал он к реке Текучих Песков на каменном коне, за которым тянулись веревки к кустам, неуклюже, но неотступно следовавшим за ним. Не обращая внимания на сию ботаническую ненормалию, в осторожно вытянутых руках он держал таз, наполненный до краёв то ли камнями, то ли лакрицей. Остановив скакуна у самого уреза, он откашлялся и проорал:

– Выходи на… почти честный бой, чудо-юдо безоконное! Мой меч – твоя голова с плеч! Отдавай прекрасную деву Лепесток Персика, пока не поздно!

Учитывая, что руки его были заняты иным предметом, в участии в боевых действиях ранее не замеченным, заявление прозвучало как минимум странно. Так же, наверное, полагал и обладатель шести глаз величиной с арбуз и такой же окраски, выросших на зеленых стебельках в нескольких метрах от берега.

– Эй! Тебе говорю! – гаркнул Хай, пытаясь пригвоздить грозным взглядом всю полдюжину одновременно.

Арбузы потупились. С минуту ничего более не происходило – если не считать появление еще нескольких арбузов, что сделало предполагаемое поле боя похожим на бахчу. Оборотень недовольно свёл брови и зашевелил губами. До слуха братьев ветер то и дело доносил: "Не выходит – потому что не соответствует. Если меч – с плеч… То таз… Тарантас?.. Маракас?.."