— Что? — озадаченно спрашиваю я. — Нет, не постила. — Тут я вспоминаю. Купер. Камера. Я. В купальнике. — Бог ты мой! — ахаю я, пытаясь дотянуться и выхватить телефон из рук Клариссы до того, как та увидит фото. Но уже слишком поздно.

— Вау, — произносит она с округлившимися глазами.

— Дай, удалю.

— Что за фото? — спрашивает Марисса.

— Это фото, которое сделал Купер, — поясняю я.

Кларисса передает телефон Мариссе.

— Вау! — восклицает она. — Горячая штучка!

Я смотрю на фото в телефоне, хотя и видела ее уже.

— А знаете что? — говорю я. — Возможно, я оставлю ее.

После нашего высококалорийного завтрака я сдуваюсь. Капитально. Адреналин, который струился по моим венам всю ночь, ушел, а эффект от кофе закончился много часов назад, и весь этот сахар и сливки делают меня вялой и сонной.

— Девочки, вы все еще ночуете у меня? — спрашиваю я у Мариссы, когда та выруливает на мою улицу.

— Мне пора домой, — говорит Марисса. — Домашний арест, помнишь? Мне надо пробраться обратно.

— Ой, точно, — вспоминаю я, качая головой. — Я совсем забыла про арест. Это так странно.

— Мне тоже пора домой, — добавляет Кларисса, — а то завтра рано вставать. Ну, то есть сегодня. Джейми и я хотим поиграть в теннис.

— Девочки, — говорю я, глядя на подруг. Вспоминаю, как они всю ночь отстаивали мои интересы, поддерживали меня, оставались со мной и помогали мне пережить самую, наверное, сложную ночь в жизни. — Спасибо за сегодня. За все.

— Пожалуйста, — произносит Марисса.

— Зачем еще друзья? — добавляет с улыбкой Кларисса.

Открываю дверь машины и иду к крыльцу. Я так устала, что еле поднимаюсь по ступенькам, и все, о чем могу думать, — как же хорошо будет в постельке, как же будет замечательно освободиться от всей этой одежды и забраться в милую и удобную пижамку. Я вставляю ключ в дверной замок, когда звук подъезжающей к дому машины прерывает мои мысли о чистых хрустящих простынях и теплой уютной кроватке.

Я оборачиваюсь и вижу красный «БМВ». Купер.

— Привет, — говорит он, выходя из машины и подходя к дому.

— Привет.

Солнце уже встало, и это то самое идеальное время утра, когда все еще солнечно и светло, и ты можешь ввести себя в заблуждение и представить, будто будет теплый хороший денек.

Купер поднимается на крыльцо и пинает носком ботинка бетон.

— Боже! — восклицаю я. — Что у тебя с лицом?

У Купера под глазом красуется багровый синяк, который отек и немного поблескивает. Я сопротивляюсь порыву протянуть руку и провести по синяку пальцем, дабы убедиться, что Купер в порядке.

— Ничего, — говорит Купер. Я со скепсисом взираю на него, и он вздыхает. — Ну ладно. Тайлер узнал, что это я отдал тебе наш устав, и, скажем так, не очень этому обрадовался.

— Вы подрались? — интересуюсь я.

— Не совсем, — отвечает он. — Так… немного поцарапал.

Купер отворачивается, и я беру его за подбородок, поворачивая его лицо так, чтобы лучше рассмотреть синяк. Кожа под моими пальцами теплая и шершавая.

— Все хорошо, — успокаивает он. — Ребята прервали драку до того, как та набрала обороты.

— Ой! — Я отдергиваю руку от его лица, чувствуя жжение в пальцах. — Я им не сказала. Что ты был тем, кто дал мне его.

— Знаю, — говорит Купер без какой-либо дерзости. — Я же там был, помнишь?

— Как же тогда Тайлер узнал?

— Я сам рассказал ему.

Купер смотрит на меня, пытаясь найти что-то в моем взгляде.

— Вот как… — Я сглатываю. — Ты… ты… Зачем ты ему сказал?

— Потому что не хотел больше иметь с ними ничего общего, — поясняет он. — После того, что «318» сделали тебе этой ночью. Если бы я остановил это раньше, то они бы отыгрались на тебе.

— Спасибо, — искренне благодарю я. — Этой ночью ты мне очень помог.

— Пожалуйста, — говорит он и открывает рот, чтобы добавить что-то еще, но я его перебиваю:

— Мне пора.

— О! Ты уверена?

— Да.

Я хватаюсь за ключ, который стоит все еще в замке, а Купер поворачивается и начинает идти по подъездной дорожке. Я думаю, как же мне повезло, что мне не пришлось рассказывать о дневниковой записи в блокноте, посвященной ему. А тут мое сердце замирает от мысли, а что будет, если расскажу и перестану притворяться, что мне все равно. Если признаюсь Куперу в собственных чувствах.

— Эй, — окликаю я, поворачиваясь. — А почему ты это сделал?

— Сделал что? — спрашивает Купер.

— Пригласил меня на свидание? — спрашиваю я. — Добавил мое имя в тот список?

— Не знаю, — говорит он, возвращаясь обратно к крыльцу. — Я не… Я не хотел… Просто… Я относился к этому иначе.

— Что ты имеешь в виду?

— Они считали, что будет весело замутить с некоторыми девчонками, заставить их поверить, будто они реально кому-то понравились… А я… — Он замолкает и, потупив взгляд, прячет руки в карманах. Наконец, он говорит, встретив мой взгляд: — Как-то раз, в прошлом году, я увидел тебя на улице во время обеденного перерыва. Ты читала учебник по истории и пила сок из коробки. Ты была в розовой толстовке и наушниках и молча шевелила губами. Именно с тех пор я мечтал заговорить с тобой.

— Если это правда, — говорю я, — то почему этого не сделал?

— Струсил. Думал, ты для меня слишком умная.

— Ты прав, — киваю я. Я для тебя слишком умная.

Купер смеется.

— Элиза, — говорит он и приближается ко мне на шаг, — богом клянусь, я не хотел тебя обидеть. После первого дня я совершенно забыл о причине, по которой позвал тебя на свидание.

— Ты мог бы сказать мне.

— Знаю! — Купер уже очень близко, и сердце бьется так быстро, что меня начинает подташнивать. — Мне жаль.

Я делаю глубокий вдох и вспоминаю запись в блокноте о нем, о том, как сильно он меня ранил и довел до слез.

— Ты меня очень сильно обидел, — говорю я. — Купер, ты мне так нравился. Очень сильно.

— Ты мне тоже очень сильно нравилась, — признается он. — Ты могла бы… Могла бы подумать когда-либо о том, чтобы простить меня?

Теперь он так близко, что могу почувствовать запах стирального порошка и одеколона, что подарила ему, и рассмотреть мелкие волоски на висках. Он находит мой взгляд, и я открываю рот, собираясь сказать, что прощаю его, но не потому что я простушка. Я ему искренне верю, ведь Купер очень помог мне этой ночью, и считаю, что он говорит правду. Но не успеваю я что-либо сказать, как его губы встречаются с моими губами, и мы целуемся. Это кажется правильным, приятным и все именно так, как должно быть.

— Ты же в курсе, что у тебя со мной большие неприятности, — говорю я, когда мы разнимаем поцелуй.

— Ага, — выдыхает Купер мне в волосы.

— И ты в курсе, что тебе придется потратить много дней и месяцев, чтобы загладить свою вину?

— Я сделаю это, — говорит он. — Буду часами напролет смотреть с тобой слезливые фильмы из восьмидесятых.

— Обещаешь? — спрашиваю я.

— Обещаю, — отвечает он, а потом снова целует меня.

После того, как я заставила Купера уйти (эй, алло! Да, я дарю парню еще один шанс, но ему придется поунижаться и хотя бы немного постараться заслужить мое внимание. Ну а еще, как вы знаете, я очень сильно устала) и мы договорились позже созвониться, я иду с блокнотом на задний двор.

Я перечитываю его весь, от корки до корки. Мои страхи в седьмом классе. Мои страхи в восьмом классе. Абсолютно каждая мелочь, которую я когда-либо боялась, запечатлена в этом блокноте. Часть из них я выполнила сегодня, и ничего страшного не произошло. Я не умерла. На самом деле я узнала много нового о себе и о том, на что я способна. Я поняла, что у меня есть настоящие друзья. И иногда люди совершают ошибки, они все равно заслуживают второго шанса.

После чтения я сижу на шезлонге. Солнце стоит высоко над горизонтом, и соседи стоят на подъездной дорожке, готовясь к походу церковь. Птички щебечут, а день становится теплее.