— Нет! Ничего подобного! Я! Я сама! Я работала! Я старалась! Я трудилась! Я впахивала в поте лица! Не вы, а я себя постоила! Я себя создала!

— Лишь потому, что мы позволили.

— Это не так! Я докажу! Вам не победить! Вы можете убить меня, но я продолжу жить вам на зло! Не в этом мире, так в другом!

Именно так. Броня была обязана либо остановить резню, либо сдаться. И это снова выбор без выбора. Либо ты рискуешь физически, либо умираешь внутри. Но какой смысл существовать дальше пустой оболочкой, в которой не осталось ничего?

В которой не осталось даже злобы?

И пусть весь мир верит, что синеглазая попаданка спасает других людей исключительно из доброты и женской мягкости. Кому какое дело до их мыслей? Люди не имеют значения. Никто, кроме самой Брони. Ей были нужны другие представители рода человечества, но не чтобы их любить, а чтобы иметь моральное право презирать само мироздание.

Жизнь становится значительно проще, когда ты осознаёшь, кем являешься, чего хочешь и почему ты жаждешь именно этого. Когда ты больше не обманываешь сама себя.

И именно оттого походка попаданки была лёгкой. Именно потому девушка решительно распахнула дверь в зал совещаний студсовета. Именно упомянутое осознание придавало уверенности внимательному взгляду синих глаз, высокомерно обшаривающему помещение в поисках весьма конкретной личности.

Той самой, что имела недавно неосторожность пообещать одному маленькому лживому комку злобы исполнить любую его просьбу.

По счастью, несмотря на тот факт, что перемена уже постепенно подходила к концу, Ёлко Каппек всё ещё находилась там же, где Броня видела её в последний раз. Даже более того: компанию ей составлял сын ректора. Тот самый, что всего пару дней назад красиво пел о том, что его волнует судьба жителей Хотски и весь тот бардак, который происходил в последнее время в жизни синеглазки, был нужен исключительно для того, чтобы сделать жизнь челяди комфортней и безопасней.

— Лучше. Не. Бывает, — с плохо скрываемым удовольствием прочеканила самозванная Лешая и удовлетворённо щёлкнула языком.

Чрезмерно громкий, по меркам этих мест, голос привлёк внимание немногочисленных обитателей зала заседаний. В том числе, конечно же, Дарка.

Маллой-младший демонстративно поднёс палец к губам и осудающе зашипел на шумную посетительницу. Не то решил ни с того ни с сего проявить немного такта, не то просто нашёл этот жест чрезмерно забавным. Однако же, на Броню этот призыв, правильный и уместный, не оказал никакого влияния. Если не считать, конечно же, лёгкого чувства раздражения.

— Пошикай мне тут! — вздорно вздёрнула подбородочек синеглазка. — Нам есть, о чём поговорить, и мне, в отличие от тебя, чужих ушей бояться смысла нет.

Последнее замечание привлекло внимание немногочисленных свидетелей. Уже было не важно, действительно ли их интересовали личность ректорского сына и его ошибки, или же они просто не могли игнорировать столь шумное поведение. Значение имел лишь сам факт их внимания.

— Ты беременна?! — ошарашенно воскликнул Дарк, и эта несложная шутка отчего-то заставила Ёлко поперхнуться смехом.

— Я беременна идеей и сейчас вынашиваю планы! — не растерялась Броня. Она уверенно шагала к своей жертве. — Надеюсь, что не только я. Ты должен уже знать об облавах на жителей Хотски, которые устраивает Сковронский.

— Я знаю, — улыбка мигом исчезла с лица молодого человека. Оно стало серьёзным, словно бы у робота-убийцы из будущего, явившегося убить мать ещё не родившегося главы восстания против машин.

— И что мы будем с этим делать? — спросила девушка, останавливаясь в паре метров от Дарка и Ёлко. Руки многозначительно скрестились на груди.

— Абсолютно ничего, — уверенно кивнул босс, повторяя позу собеседницы, словно зеркальное отражение.

— А как же все твои слова о том, как тебя беспокоят судьбы челяди, страдающей под гнётом Сковронского? Неужто все они были ложью? Красивой сказкой для легковерных и наивных девушек?

— Отнюдь, — серьёзно ответил некромаг. — Меня, действительно, беспокоят судьбы челяди. Меня беспокоят судьбы всех людей. Не только жителей Хотски.

— Сказал “А”, говори уже “Б”, — синие глаза попаданки смотрели на молодого человека с недобрым прищуром.

— У меня есть подданные, Броня, — сдержанно ответил ректорский сынок. — Те, кто доверяют мне. И судьба моих подданных волнует меня больше, чем судьба тех, кто ими не является. Я не могу лишний раз рисковать теми, кто мне доверяет. Лучше выждать. Собираются силы. Серьёзные силы. Крупные игроки. Диктатуре Сковронских скоро придёт конец.

— Ты разрываешь меня на части, Дарк! — чрезмерно наигранно, без каких-либо признаков разочарования в голосе, взмахнула руками девушка. Лишь злоба звучала достаточно правдоподобно и убедительно. Вспышка молнии, заглянувший в окна, только усилила театральный эффект. — Две недели! Две недели нескончаемых мучений! Самых изощрённых из тех, что только способна породить извращённая больная фантазия профессиональных палачей! Некромагия не может лечить душевные раны! — рыкнула Броня, решительно вторгаясь в личное проедстранство собеседника. — Лучшее, до чего додумались блестящие умы прошлого: полное стирание памяти, обращающее человека в пускающего слюни идиота! Обнуление воспоминаний сходящих с ума попаданцев в младенческих телах: единственное адекватное применение этой насмешки над исцелением!

— Я не волшебник, я только учусь, — Маллой-младший невозмутимо смотрел на девушку в упор, сверху вниз. — Я никому не смогу помочь, если буду бездумно тратить ресурсы. Улучшение быта жителей Хотски требует вложений, а силы понадобятся мне, чтобы удержать район в случае нападок дружелюбных соседей. Гибель и сумасшествие этих людей сейчас — цена, которую надо заплатить, за то, чтобы другие лучше жили в будущем.

Молодой человек сделал шаг назад и протянул руку, явно надеясь коснуться плеча собеседницы.

— Мне самому это неприятно и противно. Но такова жизнь.

Грохот грома. Такой далёкий. Но такой неумолимый. Он накатывал, словно цунами, порождённое землетрясением.

— Твоя! — девушка отшатнулась и чуть повернула голову. Теперь холодный взгляд синих глаз стремился обжечь лицо Ёлко. — Но не моя жизнь. Ты сегодня говорила об одолжении, Каппек. Я решила.

— Было сказано “в рамках разумного”, Броня, — напомнила дворянка. — Атаковать сейчас — неразумно.

В горле безродной возник комок. В гуле мыслей всё отчётливей и отчётливей слышался злорадный шёпот богов, призывающий сдаться, оставить надежду, смириться.

— А я прошу не об атаке, — голос был предательски сух и неестественен. Не таким голосом говорят решительные люди.

— А о чём?

Правая рука Синеглазки медленно, неторопливо, словно бы нехотя, нашарила ограничивающий винт, управляющий степенью сжатия жёстких ребёр браслета. Поворот. Затем ещё один. И ещё.

Боль приходила не сразу. Она поднималась медленно, постепенно. Словно бы нехотя. Но сколь долго бы она не собиралась, ни у кого и никогда не было сомнений в том, что эта неприятная, но заботливая дама обязательно придёт.

— Об исцелении. Я ведь могу попросить оплатить моё лечение, независимо от того, сколь тяжёлыми будут мои раны?

— Не думаю, что тебе нужно об этом просить, — подняла бровь Ёлко. — Не похоже, чтобы в последние дни у тебя были с этим хоть какие-нибудь проблемы.

— Отвечай, — негромко настаивала безродная.

Неформалка вздохнула.

— Да, конечно, ты имеешь на это право.

Теперь, когда напряжение спало, Дарк вновь вернулся в свой привычный образ шута и балагура.

— Думаешь пойти соло на Сковронского, всех спасти и вернуться подлечиться? — усмехнулся он.

— Я пойду соло на Сковронского, — пальцы правой руки сомкнулись на мизинце левой. Суставы ощутили дыхание приятного потустороннего холода. — Я спасу, кого смогу, а вот лечить вы будете оригинал.

Секундой позже на стол лёг палец, бескровно отнятый от кисти. Ещё дышащий физическим теплом и магическим холодном одновременно.