Но, к сожалению, эффект длился недолго, и совсем скоро члены отряда вновь сгибались под тяжестью злой магии. Сосуд же с чудодейственным порошком в руках шамана быстро пустел.

Иногда туман вдруг расступался, позволяя увидеть над головой мрачное серое небо и одинокую фигуру солнца на нем. Свет его был каким-то тусклым и будто бы ненастоящим.

Адоэль знала, что такое невозможно, но в те моменты, когда ее взору представало дневное светило, она чувствовала, как его лучи обжигали незащищенную одеждой кожу замогильным холодом.

Ощущала ангел этот холод и на своих крыльях. Каждый дюйм плоти покалывал, словно в него разом вонзали тысячу тысяч иголок. Если бы Адоэль была уверена в том, что без крыльев она не свалится наземь, лишившись чувств, то давно сложила бы их за спиной – лишь затем, чтобы прекратить эту пытку.

Даже меч в руках ангела как-то съежился – девушке чудилось, будто он заметно уменьшился в размерах. Она сжимала рукоять до боли в пальцах – хотела быть уверена, что он все еще здесь, вместе с ней.

Адоэль не отказалась бы сейчас от хорошей драки, даже несмотря на то, что она едва стояла на ногах. Будь то дикий зверь, разбойник, злой колдун, или даже спятивший от собственного могущества языческий бог – ангел хотела сойтись с ним в честном бою, чтобы грудь на грудь, сила против силы.

Так было заведено у человеческих наемников, и за это девушка всегда уважала их.

Сильный останется жив, а слабый – падет, пронзенный мечом или сраженный атакующим заклинанием. Никаких полумер, никаких компромиссов!

Возможно, Адоэль слишком идеализировала наемничий образ жизни. Ведь встречались среди их брата и проходимцы, а порой даже матерые злодеи. Но рано или поздно подобные личности находили смерть от рук своих куда более благородных коллег.

Укул, похоже, тоже разделял рвение ангела. Он рычал, низко нагнув голову, шерсть его стояла дыбом; с обнаженных клыков капала слюна, делая гнолла похожим на разъяренного хищника. Руки сжимали древко протазана, находясь в постоянном движении – гнолл был готов в любую секунду пустить оружие в дело.

Как и Адоэль, он хотел сражаться. Не ради победы, не во имя какой-то высокой цели или сакрального смысла. Просто сейчас, когда туман лишал его остатков сил, наружу рвалось то начало, что делало его воином; отточенные за годы боевые инстинкты, которые многие по ошибке называли жаждой крови.

Убивая своего врага, ты проливаешь его кровь – это неизбежно, такова жизнь. Но, чтобы любить сражения, чтобы жить войной, не требуется жаждать чьей-то смерти и страданий. Кровожадность – вовсе не обязательный атрибут воина, это свободный выбор, предоставленный всем и каждому.

Звериная натура Укула жаждала убивать – разрывать жертву на куски, упиваться ее последним вздохом, пока изодранное до неузнаваемости тело истекает горячей кровью. А вот его человеческое начало просто любило сражаться, и не признавало необходимость излишней жестокости…

Адоэль тряхнула головой. Что это на нее вдруг нашло? Все эти мысли и рассуждения – их навязывала ангелу чья-то властная воля, заколачивая в глубины сознания, словно гвозди в податливое дерево.

Рядом оказался Мор, сунул под нос девушке какие-то коренья, от которых исходил до ужаса кислый запах.

Ангел недовольно скривилась, но наваждение тут же отпустило ее.

– Спасибо… – выдохнула Адоэль, не глядя на своего спасителя. Ее желание держаться от шамана подальше потеряло всяческий смысл, ведь за последнее время Мор уже дважды вытаскивал ее из забытья. – Никак не пойму, алхимик ты или чародей?

– Всего понемногу, – серьезно ответил Мор. – Что ты знаешь о шаманах Вуду, Адоэль?

– Только то, что вы опасны, и вас следует истреблять! – Не сдержавшись, ангел зашипела разъяренной кошкой.

К ее удивлению бакар отреагировал на такое заявление вполне спокойно. Его лица не было видно за деревянной маской, но когда он заговорил, голос его звучал буднично и непринужденно.

– У каждого действия, Адоэль, есть свое противодействие. Это не философия, это факт. То, чем занимаемся мы, бакары, приходится многим не по нраву. И я не виню их за это. Каждый должен самостоятельно решать, что для него хорошо, а что – плохо.

– Я еще не встречала темных колдунов с благими намерениями!

– Потому что мы умеем скрываться от таких, как ты, – засмеялся Мор. Они разговаривали тихо, немного отстав от остальных Защитников. Их разделяло не больше шага, но благодаря свойствам тумана, искажающего звуки, их беседа приобретала определенную степень приватности.

– Таких, как я?

– Солдат удачи, наемников, – пояснил Мор. – Общины Вуду разбросаны по всему материку. Нас гораздо больше, чем ты думаешь, Адоэль. И уверяю тебя, мы не такие монстры, какими ты нас мнишь.

– Чем бы вы ни занимались, вы отступники.

– То есть те, кто не следует слову церкви? Сдается мне, что для убийства это недостаточный повод. Да и разве ваш Господь не завещал всем своим чадам свободу воли и мысли?

– Ты ничего не знаешь о Боге!

– Потому что я отступник? Я читал священное писание, Адоэль, каждую из книг. В целом оно красивое, местами мрачное, а порой даже жуткое. Но все же философии в нем куда больше, чем конкретных заветов.

– Так это правда – ты, как и я, с Земли? – сказала Адоэль, желая сменить тему. – Вот почему ты знаешь… кто я.

– Интересная формулировка. Да, можно сказать и так. Ангелы ведь не имеют пола, как и физического тела. Было не сложно догадаться, что ты… такая.

– Падшая.

– Для тебя это больная тема, верно?

– Теперь ясно, как ты смог подобрать средство, способное привести меня в чувство. – Адоэль проигнорировала вопрос шамана.

– Верно. Мне уже доводилось в прошлом лечить падшего ангела.

– Это невозможно! – воскликнула девушка.

– Отчего же? – Мор искренне удивился.

– Последний ангел пал на землю больше трех сотен лет назад.

– И?

Он что, смеется над ней? Адоэль была готова наброситься на бакара и придушить его голыми руками.

– Судя по твоему голосу, тебе не больше двадцати!

– Так и есть. Но во мне живут души всех моих предшественников за последние несколько эпох.

– Ты одержимый?! – Адоэль подобралась, пальцы с силой сжали рукоять меча.

Мор склонил голову, явно заинтересованный реакцией девушки.

– Нет, это не одержимость, так что тебе незачем пускать в ход свой клинок. – Шаман по-прежнему оставался спокоен, даже несмотря на то, что собеседница была готова обезглавить его. – Это скорее симбиоз. Души других бакаров, тех, кто жил задолго до моего рождения, существуют внутри моего разума, не лишая при этом меня собственной личности. Я помню все, что они видели, чувствовали или делали, так, словно я сам переживал все это.

– Мне это не нравится.

– Понимаю. Но такова моя сущность, Адоэль.

Ангел ничего не ответила. Мор был одержимым, и то, что он себя таковым не считал, ничего не меняло. Если внутри смертного существовала иная личность, он в любую секунду мог утратить контроль над своим телом. А шаман утверждал, что в нем живет не одна, а множество сущностей, и, несмотря на это, он якобы оставался самим собой.

Адоэль хотелось в это верить. Правда, хотелось. Ведь Мор все-таки спас ей жизнь. Но девушка слишком хорошо знала, насколько опасным может быть одержимый человек, и как трудно бывает его при этом убить.

Девушка считала, что лучшим вариантом будет довериться Мору. Если парень говорит, что у него все под контролем – что ж, значит, так оно и есть. Во всяком случае, пока.

И все же Адоэль решила, что ей стоит приглядывать за ним.

* * *

Шли долго; казалось, что целую вечность. Туман никак не желал кончаться. Компас с обломком когтя внутри помогал не заплутать, но и только. Было совершенно неясно, сколько еще лиг предстоит миновать Защитникам, и сколько часов они уже брели по равнине.

Любая остановка могла означать скорую гибель, поэтому пока они не выбрались из магической завесы, о привалах можно было забыть.