Костик пожал плечами и пошёл одеваться.

Романистка вышла на крыльцо, оглядела двор и плечами передёрнула. Срочно разобраться с личными делами и начать писать!

В старом Бахчисарае они съехали с главной улицы и немного попетляли по переулкам среди высоких заборов и запертых ворот.

– Здесь, – коротко сказала женщина.

Он припарковался под пирамидальным тополем у скособоченного забора, за которым стоял плохонький дом с полусгнившим крыльцом и худой крышей.

– Трость.

Костик помог ей выйти из машины и подал белую трость.

– Подожди.

Он кивнул, а она пошла вдоль забора к калитке. Внезапно входная дверь дома широко распахнулась, и оттуда на крыльцо вышла женщина.

– О, какие люди! А я гляжу – Алька, не Алька. Значит, ты. Приехала?

– Приехала. Здравствуй, Сафия.

– Здравствуй, Аля. Долго же ты до нас добиралась. Во дворце-то уже была?

– Была. Я войду?

– А зачем? Ты из этого дома в двадцать лет ушла, дверью хлопнула. Потом в двадцать семь – вот так же на пять минут заскочила, ничего не объяснила, и опять на двадцать восемь лет исчезла. Сейчас чего пришла, Аля?

– Ты получала мои письма, Сафия?

– И письма получала, и деньги. Спасибо, Аля.

– В дом не пустишь?

– Не пущу. Да и плохо тебе там покажется. У нас же не дворец, сама знаешь.

– Знаю, – вскинула голову писательница, – потому и уехала.

– И сейчас уезжай.

– Вы ни в чём не нуждаетесь, Сафия? Сагдия дома?

– Мы всегда нуждаемся, но нам ничего от тебя не нужно, Аля. А моя Сагдия умерла полгода назад.

Писательница споткнулась и всплеснула руками.

– О, боже! Как же так? От чего?

– А отчего умерла наша мать? А наша тётя? Мало счастья, много работы. При этом и во дворцах долго-то не живут. Хотя я приспособилась.

– Сафия!

– Уезжай, Аля. Живи, как жила. Обо мне не вспоминай. Мне так проще.

– Проще смириться?! Спрятаться за обстоятельства и ничего не делать?!

– А про мои обстоятельства не тебе судить! Прощай, Альфия.

– Постой! У Сагдии была дочка! Нурхаят! Дай посмотреть!

– А она не со мной.

– Как это? Она твоя внучка!

– У меня ещё семеро внуков от троих других детей. Всех кормлю – непутёвых детей, пьющих зятьёв, бестолковых внуков. Надорвалась уже. А у покойного мужа Сагдии был брат, приличный мужчина, после смерти моей дочери он забрал их дом и девочку взял на воспитание.

– Как ты это позволила, Сафия? Это же твоя кровь!

– А ты меня не совести, Аля. В тебе тоже моя кровь, а дорогу мне перешла, не оглянулась. И что вышло? Ни себе, ни мне счастья не дала построить. У меня хоть и с нелюбимым мужем, но семья и дети, а ты уже с проседью, а одна живёшь.

– Я вполне счастлива, Сафия.

– Ну, с такими деньгами, оно понятно.

– Не в деньгах счастье, Сафия, как это ни банально.

– Да, не в них, но и без них его не бывает. Ты это как никто знаешь!

– Не знаю и знать не хочу. Я своё счастье сама построила. И начала без денег.

– Уезжай отсюда, Альфия. Уезжай.

– Сестра!

– И денег можешь не присылать. Сама видишь – сюда сколько не влей, всё в песок уйдёт. Нас много, на всех всё равно не хватит.

– Сафия!

– Прощай, сестра. Уходи.

– Не простила?

– И никогда не прощу. Прощай, – и пожилая женщина, удивительно похожая на госпожу Альфию, только в простом платке и платье повернулась к двери.

– Погоди! Дай мне адрес дяди твоей внучки!

– Я уже сказала. Он живёт в доме моей дочери. В Симферополе. Прощай.

Дверь захлопнулась. Госпожа Альфия отвернулась от забора и вернулась в машину. Костик заботливо усадил её и закинул внутрь трость. Оглянувшись на дом, он молча вывел машину на дорогу и поехал прочь из Бахчисарая…

Надька первой заметила чужую машину, въехавшую к ним во двор.

– Дядя Витя, а вы ворота не заперли, а к нам кто-то заехал! – сказала она.

– Чего? – промычал сильно подвыпивший дядька.

Он встал, накинул куртку, и в трусах и в куртке вышел во двор.

– Эй! Вы кто такие?! Чего нарушаете? Это частная территория.

– Здравствуйте. Я ищу Нурхаят Налимову.

– Это племяшка моя, брата покойного пигалица. Вон она. А вам чего?

– Она мне внучатая племянница. Я могу повидаться с девочкой?

– Нет. Откуда я знаю, может вы брешете.

– Я сестра её бабушки, Сафии. Я госпожа Альфия.

– Да мне пофиг. Дом мне по закону достался. Бабка не возражала, что девчонку я буду воспитывать. И Маринка моя к ней как к родной. Надькой назвали.

– Это хорошо. Но могу я поговорить с девочкой? Я знала её маму и…

– Вы знали мою маму? – выскочила вперёд Надька.

– Да, дорогая. Подойди.

– Тогда это, я в дом зайду, штаны, блин, Маринка куда-то сунула. А вы чтоб со двора ни ногой! Слышь! Я тута, гляжу за вами.

Он ушёл в дом, а женщина с девочкой огляделись и присели на скамейку.

– Так вы знали мою маму? – спросила Надька.

Госпожа Альфия вгляделась в милое открытое лицо с чёрными блестящими глазами в обрамлении взлохмаченных русых волос, торчащих из коротеньких косичек. Этот блеск в глазах всё ей рассказал о ребёнке как о личности.

– Да. Правда, видела, когда она была, как ты. А потом мы переписывались.

– Как это?

– Меня зовут госпожа Альфия. Я сестра твоей бабушки Сафии. Твоя мама Сагдия – моя племянница. Когда она родилась, я её нянчила. Потом я уехала в другую страну, а когда твоя мама стала взрослой девушкой, мы стали с ней переписываться по электронной почте. Я даже присылала ей свои книги.

– А! Книжки на французском языке, только без картинок! У мамы их целая полка. Была, – и Надька покосилась в сторону вновь вышедшего во двор дядьки, – а вот он всё пожег – и без спроса!

– А чего? Ересь какая-то, нифига не понятно. Холодно было, вот и пожёг в печке, – проворчал дядька.

– Это мамины книжки были! Она французский язык в школе вела!

– Цыц! Пигалица! Сопли не высохли со взрослыми огрызаться!

– Как ты живёшь, солнышко? – обратилась женщина к девочке.

– Да нормально мы живём! Вам чего надо? – вмешался дядька.

– Э, я просто вернулась на родину. Вот, хотела повидать племянницу, а она…

– На этот дом даже рот не разевайте. Надька, иди в хату!

– Не пойду! Это моя тётя!

– То тётя, а я дядя. Сказано – иди в дом! Мари-инк! Забери детей!

Во двор вышла высокая худая женщина в застиранном платье и увела в дом Гошку и Надьку. Надька упиралась и вырывалась.

– Тётя Альфия! Мне тут плохо! Я к маме хочу! Я хочу к маме!

– Послушайте, я просто хотела поговорить с ребёнком.

– Поговорили и растревожили только. Еле как похороны пережили, а тут вы с соплями опять. Валите отсюда!

В окне появилась Надька и заколотила в стекло. Они обернулись на звук.

– Но я могла бы чем-то помочь девочке…

– А ей ничё не надо! У нас и к школе всё куплено! Комиссия была! Валите!

– Полегче. А то нарвёшься, – коротко и резко сказал Костик и распахнул дверцу перед романисткой, – садитесь.

– Чего? Не, ну ты глянь! Он мне ещё и угрожает!

– Поедем, госпожа Альфия.

Костик вырулил со двора, и за ними сразу же закрыли ворота…

– Ты был прав, – отбивая дробь зубами, заметила госпожа Альфия, – не все те алкоголики, кто пьют. Плесни-ка ещё.

Костик молча налил им ещё по бокалу каберне.

– Может, лучше по коньячку? Хоть согреемся.

– А давай. Давай по коньячку. А дров всё равно подкинь.

– Да какие дрова, – махнул рукой Костик, – здесь на газе всё, бак еле тянет, а холодно от дождя и сырости.

– Отвратительный дом в отвратительном городе! Завтра же прочь отсюда!

– Согласен. Редисочку?

– Давай. И лепёшку. Ты к маме-то когда?

– Я позвонил, сказал, что работу нашёл. Как устроюсь – заеду. В смысле, как вас устрою, так маму навещу.

– Хорошая мама?

– Золото. Одна меня вырастила. Батя у меня рано погиб, так она всё сама.