Неблагоприятно сложившиеся политические события заставили всех наших добрых знакомых собраться в Бристоле, как в наиболее надежном убежище. Пришлось укрыться в нем и мистеру Эмброзу Поуэлю с обеими дочерьми. Его планы насчет укрепления Холлимида и защиты своего поместья с помощью друзей и приверженцев оказались невыполнимыми. Сэр Ричард объявил, что все старания укрепиться в деревянном доме будут напрасны. Первая же раскаленная стрела, пущенная неприятелем из специальных метательных снарядов, подожжет строение. Противник же захватывал один за другим все густонаселенные и хорошо укрепленные пункты в Форестской области. Сила была пока на его стороне. Послушавшись совета сэра Ричарда, мистер Поуэль, скрепя сердце, решился переселиться в Бристоль одновременно с отрядами добровольцев-патриотов.

У Эмброза Поуэля была сестра, состоявшая в браке с богатым плантатором в Вест-Индии. Имя ее было Гвендолина и по мужу она носила фамилию Лаланд. Муж ее, за год до своей смерти, последовавшей незадолго до описываемого нами времени, ликвидировал все свои дела в Вест-Индии и перебрался на родину своей жены, где от непривычной праздности и разных излишеств вскоре же заболел и умер, оставив жене и единственной дочери, Клариссе, огромное состояние.

Клариссе Лаланд было всего восемнадцать лет, и она отличалась необыкновенной, своеобразной красотой. Среди предков ее отца были мулаты, этим объяснялся приятный бронзовый цвет ее прекрасного лица, огромные жгучие темные глаза, особый оттенок густых, курчавых черных волос, с которыми не могла справиться ни одна гребенка, и ярко-пунцовые, пышные, чувственные губы. Избалована была эта единственная дочка богатых родителей донельзя. Прихотям ее и причудам не было конца. Своенравная и страстная натура Клариссы не терпела никаких противодействий своей воле, и не знала никакого удержу. Воспитанная в атмосфере рабства и лести, она, естественно, могла сочувствовать только монархизму, казавшемуся ей олицетворением всех ее идеалов — величия, пышности, изящества и красоты. От демократов она с отвращением и почти ужасом отворачивалась.

Хуже всего было то, что и ее мать стала разделять вкусы дочери. Мистер Поуэль совсем не узнавал в сестре свою прежнюю любимицу, скромную провинциальную девушку, которая раньше всегда так понимала его интересы и разделяла все его взгляды и убеждения. Он много лет с нею совсем не виделся и был неприятно поражен происшедшей с ней за это время переменой; между тем, судьба, как нарочно, заставила его искать гостеприимства именно у этой сестры.

Гвендолина Лаланд была в высшей степени гостеприимна. Постоянно устраивая званые обеды, вечера, балы и тому подобные собрания с великолепными угощениями и разного рода увеселениями, она, в сущности, только продолжала то, что началось по желанию ее покойного мужа. Центром этих собраний, на которых присутствовала вся местная знать — аристократическая и денежная — служила, разумеется, Кларисса. За нею увивались все мужчины, свободные от брачных уз. В числе ее поклонников одно время состоял и веселый полковник Эссекс, завсегдатай всех пышных обедов, балов и пикников. Мать и дочь, видимо, благоволили к нему, потому что он был сыном лорда, и в один прекрасный день и сам смог сделаться лордом. Но, когда Эссекс был уличен в измене и посажен в тюрьму, надежды его и Лаландов рассеялись, как дым.

Однако и после исчезновения Эссекса из дома радушной вдовы последняя продолжала вести прежний образ жизни. Не проходило почти ни одного дня, чтобы в этом доме не было многолюдного веселого сборища. Хотя город и находился в полуосадном положении, это нисколько не отражалось на богатом доме, где думали только о забавах, развлечениях и дорогих яствах.

Из семьи Эмброза Поуэля всех ближе была к Гвендолине и Клариссе Лаландам жизнерадостная Вега, но и ее смущали их чересчур уж свободные манеры и склонности. Сам же мистер Поуэль и его старшая дочь Сабрина являлись полной противоположностью своих родственников и чувствовали себя крайне неуютно в гостеприимном доме. Не раз пожалел мистер Поуэль о том, что не поселился в Глостере вместо Бристоля. Ему хотелось бы исправить эту ошибку, но это было очень рискованно, потому что дороги между обоими городами с каждым днем становились все более и более опасными, и он поневоле мирился с необходимостью переждать в доме сестры дни смуты и тревоги.

Гражданская война шла с переменным успехом. Раскрытие заговора 7 марта и арест всех заговорщиков дали временный перевес патриотам. Принц Руперт отошел с войском от Бристоля. Был избавлен от непосредственной опасности и город Глостер, которому угрожали отряды лорда Герберта, надвигавшиеся со стороны Монмаутсшира. Это было сделано сэром Вильямом Уоллером, известным под двумя прозвищами: «Вильяма-Победителя» — за совершенный им ряд блестящих подвигов, и «Ночной Птицы» — за его пристрастие к ночным экспедициям.

Разбив наголову часть партизанских войск лорда Герберта, наседавших на Глостер, он выгнал из Динского Леса королевские войска, находившиеся под предводительством принца Мориса, после чего направился в Гирфордшир и занял главный город этого графства, оставленный слабым и бездеятельным парламентарием Стамфордом. Захватив там в плен целую банду роялистов, приютившихся было в этом месте после ухода Стамфорда, Уоллер вернулся к Глостеру, а оттуда направился к Бристолю.

Уоллер не любил нигде засиживаться. Сдав Финсу своих пленников, состоявших преимущественно из самого цвета гирфордширского дворянства, он отправился в Соммерсетшир, чтобы помериться силами с принцем Морисом и маркизом Гертфордом.

Население Бристоля могло свободно вздохнуть. Внутренняя измена была подавлена в тот самый момент, когда она надеялась на успех. Главари заговора 7-го марта были приговорены к смерти и вскоре казнены. Среди судей не нашлось ни одного голоса, который решился бы ходатайствовать о смягчении их участи.

Эти главари — Иоменс и Баучер — имели повсюду большие связи, и за них многие хлопотали, но безуспешно. Сам король попробовал было пустить в ход все свое еще оставшееся влияние, чтобы их спасти. Он предлагал в обмен за них всех пленных, захваченных его сподвижниками в Сиренстере, но не помогло и это. Юрист Финс на это предложение, сделанное ему одним из приближенных короля, твердо ответил: