– И что же делать, о Великий Просветленный? – насмешливо спросила Слава.

– Зря смеешься, Славик! – он протёр ботинок рукой, – надо постоянно устраивать себе встряски – останавливаться и честно спрашивать себя – а я счастлив тем, как живу? с кем живу? где работаю?

– Но есть же определенные обстоятельства, которые люди не в силах преодолеть, – она крутила новое колечко на пальце, – например, им приходится работать на нелюбимой, но высокооплачиваемой работе.

– Слава, да это всё отговорки ленивых людей, – он наклонился ближе к ней, – если чего-то действительно искренне хочешь, – шептал он, – то ты сделаешь всё для достижения желаемого, – и он резко вскинул подбородок, – а если ситуация совсем безвыходная, то тогда приходим мы!

– И помогаем, – закончила фразу Слава, поставив руки в боки, – поэтому-то у нас самая прекрасная работа на свете!

– А этим движением «руки в боки» ты изображаешь из себя супергероя, Славик, – ущипнул её самолюбие Мира.

– Этим движением я изображаю тебя! – она показала ему язык, который он попытался схватить.

Друзья прошли несколько кварталов, свернули на улицу со старым фонтаном со львами, затем повернули налево и пришли к пункту назначения, к дому, где они временно жили. Дом был небольшой, стены из мелкого кирпича, покрашенные в голубой цвет. Его охранял ветхий заборчик со скрипучей калиткой. Задний двор дома имел небольшой сад, с яблочными деревьями и одним деревом вишни. Смотря на него, Слава всегда вспоминала рассказ, который прочитала очень давно, о вишневом саде. Ей всегда становилось немного грустно при виде ярких ягод вишни.

Они отворили калитку, которая жалобно заскрипела, словно проснувшись от векового сна, жалуясь, что ее потревожили. Запах фруктовых деревьев пощекотал их носы. День уже клонился к закату, небо напоминало картины великих художников. Лилово-розоватые облака, словно большие корабли, проплывали по серо-голубому небу, подсвеченные желтым заревом уходящего солнца.

Они вошли в дом и замерли на месте. Мироспас совсем забыл про Леонидаса, который по непонятным причинам был предписан к ним в команду.

Леонидас стоял на кухне, в нелепом кружевном розовом фартуке, окружённый ароматами свежеприготовленной еды. В руках у него была деревянная лопатка, он открыто улыбался и явно не понимал, почему друзья так удивленно на него смотрят.

– А я вот уфин приготовил. Вы ж, наверное, вообфе есть фабываете.

Друзья всё также стояли без движения и недоуменно смотрели на Леонидаса.

Мира нарушил молчание: «Слава, совсем забыл тебе сказать, что теперь Леонидас работает с нами, распоряжение сверху».

– Ясно. И надолго? – спросила она у Мироспаса.

– Не знаю, – ответил он.

Они говорили так, как будто Леонидаса не было в комнате.

Леонидас был из тех легкого характера людей, которого ничто не могло обидеть. Он был невысокого роста, худощав, с всегда растрепанными волосами, обычно ходил в брючном клетчатом костюме и плаще. Его речь часто поражало заикание, особенно когда он сильно волновался. Из-за своего необычного происхождения он всегда был неким изгоем в любом обществе. Но разве можно судить о человеке по его происхождению?

Потом друзья, будто опомнившись, попросили их простить за неуместный диалог.

– Да ладно вам. Я б тофе удивилфя. Уфинать хотите?

– Звучит заманчиво, – задорно сказала Слава и посмотрела на Миру.

– Полностью согласен, – ответил тот.

Они сели за маленький круглый деревянный столик, который почему-то держался только на трёх ножках. Леонидас заблаговременно накрыл стол: ажурная вязанная белая скатерть, фарфоровые расписные тарелки и серебряные столовые приборы. Слава и Мироспас и не подозревали, что у них всё это есть в доме. Дворянское гнездо – не иначе! У Леонидаса была удивительная черта – он мог сделать даже самые обыденные вещи праздничными и прекрасными.

Ужин был скромным, но с изысками! Сыры редких сортов, вяленое мясо, свежие овощи и травы, а на горячее Леонидас приготовил своё фирменное блюдо – молодой кролик под винным соусом со спаржей и картофелем из духовки. Было видно, что Леонидас хотел впечатлить и порадовать своих коллег.

– Приятного аппетита! – Восторженно сказал Леонидас, но тут он подскочил на стуле, словно сел на гвоздь. – Ой, вино! Вино!

Он выбежал из кухни, а потом вернулся с пузатой бутылкой. Друзья довольно улыбнулись. Уж очень они любили хорошее вино.

Леонидас достал с полки антикварного шкафчика три хрустальных бокала, разлил вино и с радостью сел на место.

– За нас! – громко сказал Мира, раздался звук звенящих бокалов и все громко засмеялись. Это был идеальный вечер после тяжелого трудового дня.

Они говорили о разных мелочах и курьезных моментах в работе, вспоминали свои первые дела, много смеялись и спорили.

Это был один из тех вечеров, когда все проблемы бытия отходят на задний план, когда ты живешь и дышишь только настоящим, которое происходит здесь и сейчас.

Слава сидела в задумчивости, она вспоминала прошедший день. Девушка сидела, поджав ноги под себя, на старом кресле, обитом голубым вельветом. Кресло казалось невероятно маленьким, и было удивительно, как Слава на нем умещалась. Мысли, словно рой трудолюбивых пчёл, проносились вихрем в её голове.

Она всё никак не могла понять, как же люди могут добровольно жить в несчастье? Как можно отвергать свою сущность и бежать от проблем, соглашаясь на унылое существование? Например, Даниель. Слава внимательно изучила его дело и пребывала в замешательстве.

«Видимо, многим так просто удобно, – рассуждала она, – Удобно плыть по течению, не решаясь посмотреть правде в глаза».

– Да как же так?! – вслух воскликнула Слава. Она не заметила, как в комнате появился её приятель.

– Прощу прощения, – сказал Леонидас, – Слава, ты что-то мне сказала?

– Ой, прости Леони, я просто вся в своих мыслях.

– Опять о людях? И об их нелогичности? – по-доброму спросил он.

– Да, я просто этого не понимаю. Они выбирают страдания счастью, они запирают себя в ненужные рамки, не дышат полной грудью воздухом свободы, – тараторила она, – они как будто сами себя наказывают. Но не понятно за что?! Я не понимаю, – она прижала голову к коленям.

– Моя мама всегда говорила, что люди прикрываются нелогичностью своих действий, чтобы оправдать своё невежество, страх или заблуждение, – сказал Леонидас.

– Твоя мама очень мудрая женщина. И значит ли это, что людям просто удобно так жить? – Слава нахмурила брови, – они не хотят жить и быть лучше?

– Это значит, Слава, что порой людям просто не хватает знаний, опыта, мудрости, чтобы жить иначе, – Леонидас пододвинул один из стульев к креслу и сел, – они и не знают, что возможно жить по-другому, счастливее, лучше. И вот тут-то и приходим мы, мы показываем им, что они могут выбрать другой путь.

– А показываем ли мы? Убеждаем или навязываем свою волю? Где эта грань? – спросила она.

– Ооо, Славик, похоже, у тебя кризис веры, – громко сказал Мира. Он невольно подслушал разговор своих коллег.

Мироспас вошел в комнату, принеся с собой запах мускуса и черешни – это были основные ноты его парфюма. Конечно, необычно для такого существа, как Мира пользоваться парфюмом, но это ему помогало лучше понимать людей. «Пользуясь привычками людей, можно легко понять их природу» – всегда повторял он.

– От тебя ничего не скрыть, – смеясь, сказала Слава. В присутствии Миры ей всегда становилось чуточку легче и спокойнее. Эта была того рода связь, когда двое становятся лучше, находясь рядом.

– Мой милый друг, хочу сказать я,

что жизнь не то, что хочешь ты.

Но жизнь есть лучшее занятье от пустоты и суеты.

– Сам только что придумал? – спросила она.

– Это так прекрасно и точно, Мироспас! – воскликнул Леонидас. Он был тронут. Леонидас обладал ранимой душой, любая, казалось бы, незначительная мелочь, могла растрогать его до слёз или привести в полнейший ужас. У него было большое сострадательное сердце, – браво! – он захлопал в ладоши.