– И..?

– И… Не знаю.

Дмитрий Николаевич – статный мужчина с густой шевелюрой, с крупным чертами лица, всегда здоровался и по-доброму искренне улыбался, встречаясь в лифте или у подъезда с соседями. Был весьма галантным с дамами всех возрастов и вообще был дружелюбен со всеми, не взирая на социальное положение, возраст и пол. Женат второй раз. Его первая жена умерла пять лет назад от рака желудка, он и не думал искать себе женщину, но как мы знаем из одной песни, что «любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь. И каждый вечер сразу станет удивительно хорошо, и ты поешь!». Так и казалось, что душа опять начала петь. Но «романтичную песню» прервал квартирный вопрос, страх остаться обманутым и не успеть отхапать свою часть, вроде как положенную. Дочь Вика, была еще слишком мала – десять лет, а вот взрослый сын… Любимый сынок – Вадюша, за отца был не рад. Он вообще не думал о чувствах отца. Ревности и обиды за свою покойную мать тоже не было. Вадик имел долю квартиры, комнату, остальная часть еще была записана на отца. С появлением в жизни отца Татьяны Ивановны, женщины пятьдесят лет с непримечательной внешностью, но никак не отталкивающей, этакая простая хорошая продавщица в кулинарной лавке, сынок начал переживать, а не сойдет ли с ума совсем его старикан и не перепишет оставшуюся часть квартиры на эту женщину.

Сколько бы не пытался Егоров подружить сына с Татьяной Ивановной, с каждой встречей атмосфера на десятом этаже в квартире пятьдесят девять накалялась. Приходя, Вадик стал демонстративно игнорировать эту бедную миловидную женщину, которая всячески пыталась ему угодить и решил, что и этого мало, чтобы показать свою неприязнь. Он решил заселить в свою комнату какого-то старого знакомого – додика и пивного алкоголика Андрюху, которому срочно нужно было куда-то съехать и которому в обычной, прошлой жизни, Вадик бы даже не подумал помогать, а тут даже не спросил причины столь срочного переезда и за символическую сумму сдал комнату. Они просто пришли в один день вместе с товарищем и сын поставил отца перед фактом: «Комната моя, что хочу, то и делаю. Не нравится? Татьяне Ивановне будет неловко?! Пусть валит тогда отсюда». Тогда Дмитрий Николаевич сквозь зубы, без истерик, сказал, вслед уходящему сыну: «Еще раз придешь сюда с такими выкрутасами, я за себя не ручаюсь». На что его любимый, когда-то маленький озорной Вадюша, купающийся в ласке и заботе родителей, ответил: «Да пошел ты, старый маразматик!». Отец очень переживал, он правда любил своего сына и не мог поверить, что это происходит с ним, он чувствовал стыд за него перед Татьяной Ивановной, которой было жаль и ее искренне волновало самочувствие уже не молодого любимого мужчины , ну и чувство вины ее тоже гложило… куда без него? Хорошие люди испытывают стыд, чувство вины, переживают, что могли поступить не по-честному.

Вадик не успокоился и пришел через пару дней опять со своим дружком и с его пакетами с вещами, но наткнулся на новый замок. Он начал истерично долбить в дверь и орать, что было слышно не только на десятом этаже: «Открой дверь, старый псих, это и моя квартира. Ты там оглох!? Твоя старая шлюха тоже не слышит?!». После этих оскорблений, Дмитрий Николаевич, уже не мог терпеть унижение. Он взял охотничье ружье, которое ему подарил сам Вадик 5 лет назад, ибо отец когда-то любил охоту, но из-за болей в суставах свое хобби забросил, спокойно подошёл к двери и так же спокойно и строго сказал: «Уходи и не возвращайся сюда больше! Или начну стрелять из ружья, я не буду терпеть это унижение больше!» На что он услышал в коридоре следующее: «Ебанулся окончательно, эта сука его совсем затрахала, если конечно у них это получалось!». Далее последовал дикий хохот. – «Доставай, Андрюх, отвертку будем ломать эту преграду!».

Отец еще раз спокойно сказал, прислонившись одной рукой к двери и прижав лоб: «Я буду стрелять, если ты сюда зайдешь!», – его лицо было бледным и все морщины будто разом ярко проявились, и это у человека который страдал гипертензией и имел почти всегда красный румянец, в голове чувствовалась пульсация.

Спустя 5 минут, дверь с яростью и злобой, была выбита ногой. Выстрел. Выстрел. Отец не видел перед собой того хорошенького Вадима, он видел мерзкую отвратительную рожу человека, который думал только о том, как не потерять долю от квартиры.

И словно пластинка, которая заела на проигрывателе, слышится отдаленно и с помехами фраза из той же песни: «Ах, эти дни былого счааиа….стья».

О… Бежать им было некуда. Никто никуда не мог убежать. Разве мышь может сбежать из лабиринта? Конечно же нет. Она и не думает, что она заперта. Это ее мир. Лабиринт – предел.

Мозг, ограниченный мышлением, которое может лишь отобразить и спроецировать стены лабиринта для сознания – уже в клетке. Мозг, не способный представить (мечтать) о том, что за пределами лабиринта может быть еще что-то, обречен. Так и люди себя обрекают. Каждый день, от века к веку. На то, что из лабиринта нет выхода. Миллиард людей.

В разные времена ученые, писатели, путешественники, завоеватели, алхимики, врачи бросали вызов своей современности, своим современникам, чьи мозги уже при жизни представляли собой окостенелость. Интеллект среднестатистического индивидуума склонен паразитировать на имеющихся знаниях и впадать в своего рода умственный анабиоз, предположительно из-за того, что организм в целом склонен экономить человеческие ресурсы. Видимо интеллект большинства находится на таком уровне, что мозг считает, что мыслительные процессы имеют лимит. Подумал 600 раз и умер. Таким образом, всем первооткрывателям приходится столкнуться с массовой тупостью, им приходится разрушать лабиринт и мышам по первой это не нравится.

Герои-революционеры, освободители, храбрецы, первые. Авангард движения. Абсолютная воля, решительные и непоколебимые. Дворянство или офицерство, может быть интеллектуалы из любых других сфер. Но никогда – рабочий класс. Рабочий класс – инструмент, как предлог. Без них никуда, их много и они всегда страдают больше всех и ждут, что их наконец-то спросят, а точнее – что они наконец-то проорут свое и немного пограбят. А новая элита привычным движением займет еще не остывшее кресло.

Примерно так выглядит облик революционного сопротивления глазами истории. Любой скажет, что для руководства революцией нужен исключительный стержень, воля неслыханная. И в целом он будет прав, если взять перевороты до 21 века.

Сегодня Правительство, ссылаясь на военное положение и необходимость ограничить вражескую агитацию, ввело ограничение на пользование всемирной сетью. Оставшаяся ее часть, отфильтрованная IT-блоком, оказалась полностью нежизнеспособной.

Сегодня – день, когда появившиеся изменения, скорректируют общий курс истории, мировой практики. «Сегодня» внесет жесткие и ранее не предсказанные коррективы в учебники политологии, социологии, государства и права. Сегодня мы стали революционерами. Правительство нас сделало таким. Теперь не надо быть лидером, не нужна идея. Каждый из нас революционер поневоле, вопреки. Пытаясь найти информацию, связаться с друзьями и близкими, пытаясь воззвать о помощи через сеть каждый становится политическим преступником.

Два квадратных метра. Таков размер помещения, в котором находились девушка и трое мужчин разного возраста и внешнего вида.

– Егоров, на выход, – скомандовал смотритель из-за решетки привычно жестко и рутинно.

Самый старший мужчина приподнялся и подошел к клетке. Ключ проскрежетал в личинке замка, дверь отворилась. Егорова провели в кабинет дознавателя.

Кабинет представлял собой комнату немного большую, чем камера, в которой он сидел с остальными задержанными. Ремонт здесь был с пол века назад. Запах затхлый. Стены видели и слышали не одно страдание. Создавалось впечатление, что место пропитано безнадегой. Да, если бы у состояния «безнадега» могла бы быть материальная форма, то это помещение его олицетворяло бы. На столько была тяжелой атмосфера.