Иногда, просыпаясь ночью от собственных криков и рук матери, которые трясли её за плечи, Гермиона хотела взять в руки пергамент и написать слёзное письмо Макгонагалл, Помфри, самому Дамблдору. Хоть кому-нибудь, чтобы её снабдили трёхмесячным запасом зелий. Но она знала, что волшебные лекарства вызывают привыкание в той же корреляции, какое воздействие они имеют по сравнению с маггловскими. Только это останавливало её каждый раз. Так что ещё одна причина была в пересматривании новостей до позднего времени — не идти в постель как можно дольше.

Гермиона взяла в руки плеер и засунула наушники в уши, садясь на кровать и опираясь спиной о стену. Пальцы быстро переключали треки в поисках чего-то подходящего. Гермиона испробовала все способы: спать днём, под музыку, с включенным светом… Но ужасы в её голове не боялись электричества или громких битов. Они будто были неубиваемы.

Девушка зажмурилась, слыша, как нарастает мелодия в ушах. В последнее время все вещи, которые являлись синонимами к слову «бессмертие», порождали мурашки жути в её голове.

Она посмотрела на календарь, висевший над домашним цветком, который перетащила в комнату мама, вычитав где-то, что это помогает сну. Только если фикусы были чем-то вроде маггловского ловца сновидений.

Через два дня должны прибыть письма от Гарри с Роном. Друзья пытались переписываться, не упоминая никаких деталей, на случай, если письмо попадёт не в те руки, но делали это часто, просто чтобы получить поддержку. Даже Рон, который терпеть не мог переписываться, каждую неделю присылал ей пергамент. И все эти заковыристые линии чернилами от мальчиков дарили Гермионе какое-то состояние спокойствия, пусть и до наступления ночи.

Девушка открыла глаза, когда сквозняк прошёлся по её голым ногам, сообщая об открывшейся двери.

— Что? — переспросила Гермиона, вытащив наушник, когда увидела, что мама что-то ей говорит.

— К тебе пришёл какой-то мальчик, — улыбнулась она.

Гермиона подняла брови, пытаясь понять, говорила ли её мать буквально. Она переживала за дочь.

Несколько раз, стоя в коридоре, Грейнджер слышала, как родители говорили о том, что лучше бы она осталась в обычной школе, что это до добра не доведёт. Следующим утром девушке пришлось сразу же оборвать такие мысли. Она не принадлежала к этому миру, так что ей не хотелось бы, чтобы родители строили по этому поводу свои теории. Гермиона считала дни до момента, когда сможет отправиться в Нору и больше не тревожить их. Притворяться, что всё хорошо по переписке было гораздо легче.

— Мальчик? — шестерёнки в голове гриффиндорки вращались, пытаясь вспомнить её знакомых.

Примерно до четырнадцати, когда она возвращалась домой на лето, у неё здесь ещё оставались друзья, которые плавно переместились в разряд знакомых. Чем старше Гермиона становилась, тем больше чувствовала свою неуместность здесь, поэтому единственный человек, с которым она могла общаться, был Питер — сосед с ближайшей улицы. Да и то их общение ограничивалось парой тройкой вежливых предложений, когда они сталкивались в ближайшем супермаркете.

— Да, и он очень симпатичный, — заговорщически протянула мама.

— Питер?

Это была какая-то бессмыслица. Гермиона не могла знать, насколько у её матери высокие стандарты, но Питер — обычный худощавый парень, ниже неё на полголовы. Однако кто знает? Особенно с тем помешательством, которое преследовало её мать в желании познакомить Гермиону с кем-то «приземлённым». Почему-то миссис Грейнджер казалось, что общение с парнями-магглами могло бы помочь дочери.

— Не знаю, как его зовут, но он явно стоит переодетой футболки, — улыбнулась женщина, смотря на домашнюю одежду Гермионы, которая совершенно не шла к юбке. Ей было слишком лень её переодевать, когда она увидела газету на подоконнике.

— Мам, — покачала головой Гермиона, но всё же решила снять футболку и натянуть топ, который девушка бросила на спинку стула, придя от психотерапевта.

Спускаясь по лестнице следом за матерью, Гермиона была уверена, что кто-то ошибся. Или её мама окончательно сошла с ума в роли свахи.

Девушка открыла дверь, вспоминая, что вчера сделала заказ в магазине одежды, так что это вполне мог быть курьер. Как только проём двери стал больше, позволяя ей увидеть крыльцо, кожа на её теле покрылась тонким слоем льда, вызывая озноб в диком контрасте с июльским жарким воздухом. Плеер в руке мгновенно стал весить несколько тонн и едва не выскользнул из ладони Гермионы.

Драко лениво прислонился к стене, засунул одну руку в карман и скрестил ноги. Он поднял на неё взгляд, на секунду опустив глаза на кожу, которую не закрывала летняя одежда, а затем вернул его к её лицу.

Она была уверена, что это мираж. Мираж, одетый в маггловские вещи.

— Гермиона? — насторожившись, спросила мама, увидев реакцию дочери. — Ты… знакома с ним?

— Д-да, это… — тот, о чьём имени ты спрашивала, разбудив меня в очередной раз во время кошмара. — Друг, — Гермиона положила плеер на кухонную столешницу и вытерла руку о юбку.

Наверняка ей следовало бы проверить, действительно ли там стоит Драко, хотя это оказалось бы достаточно проблематично, учитывая запрет на использование магии вне школы. Но почему-то Гермиона была уверена, что это действительно он. Вряд ли кто-то мог скопировать такой прищур или наклон головы, который вызывал в ней бурю воспоминаний. Все это время она пыталась затолкать моменты с ним в дальний угол своего сознания, и сейчас они будто окатили её с головы до ног, разом.

— Ты выпила свои лекарства? — спросила мама, то ли из-за нервозности дочери, то ли из-за желания оттянуть момент и решить, связана ли эта нервозность с какой-то опасностью.

Услышав это, Малфой на секунду нахмурился, но потом быстро принял привычное отстранённое выражение лица. Гермиона смутилась, прокашлявшись.

— Да, всё в порядке. Я… — она заставила себя оторвать от него взгляд, боясь, что как только зрительный контакт исчезнет, он пропадёт, растворившись, словно призрак. — Я пройдусь. Всё хорошо.

Иногда Гермионе казалось, что ей приснилось, причудилось. Весь этот год. Ей хотелось иметь что-то, какое-то материальное доказательство того, что они были. Что она действительно знает, какими плавными становятся его движения, когда он смягчается, как темнеют его радужки, когда ему нужно быть к ней ближе, как теплеет его взгляд. Всё то, о чём Гермиона даже помыслить раньше не могла.

Он молча развернулся и пошёл вперед, будто безмолвно говоря ей следовать за ним. Гермиона чувствовала взгляд матери спиной, когда сдвинулась с места, и всеми силами пыталась не выдать своего состояния.

Походка Драко была расслабленной, как обычно, но лишь одного взгляда на его плечи оказалось достаточно, чтобы понять: наверное, он контролирует каждый свой шаг, каждое движение на оживлённой улице.

Гермиона держалась от него в нескольких метрах. Малфой ни разу не повернулся, зная, что она точно следует за ним. Ей хотелось сжать пальцами палочку, которую она всегда носила с собой, просто чтобы унять напряжение, создать иллюзию контроля.

Он мог прийти, чтобы… что? Поразительно, но она вообще не боялась. Переходя дорогу, Гермиона отдавала себе отчёт в том, что он мог сейчас схватить её и отправить к самому Волдеморту. Что это могло быть его следующим заданием, разве нет? Но почему-то она точно знала, что он этого не сделает. Возможно, эта влюблённая девочка в ней окончательно обросла глупостью и наивностью, как плющом, но Гермиона не могла заставить свои инстинкты кричать об опасности рядом с ним.

Малфой мог появиться, чтобы сказать ей, что всё кончено. Это была глупая мысль, потому что ничего не начиналось. Драко есть Драко. Это то, что она сказала мальчикам, спустя время. И это то, что она действительно могла сказать себе. Единственное, как могла это всё описать.

Но эти мысли рассыпались, толкаясь на задворках сознания, по сравнению с тем фактом, что Драко был здесь. Она могла его видеть. Он был в порядке. Абсолютно всё казалось неважным по сравнению с этим фактом.