***

Её вещи уже были уложены в привычный чемодан, и Гермиона проснулась непозволительно рано для такого дня. В день Прощального пира всем давали время хорошенько выспаться в последнюю ночь учебного года в Хогвартсе, но организм девушки уже начал привыкать к действию зелий, о чём предупреждала мадам Помфри. Ей нужно было заглянуть в больничное крыло перед отъездом, ведь всё лето у неё не будет возможности использовать магические средства лечения. Хотя она уже устала чувствовать себя больной.

Абсолютно все физические повреждения давно затянулись и вылечились, кроме тех, что были внутри. Парадоксально, но Гермиона ощущала, что с каждым днём ей становится не то чтобы хуже, а более пусто. Как будто восход солнца, который не приносил никаких новостей, выносил по маленькой частице её души, норовя вскоре оставить девушку вообще ни с чем.

Гермиона надела приготовленную со вчера одежду, которую специально не упаковала в чемодан и, почистив зубы, решила немного пройтись, не желая будить соседок по комнате.

Спустившись вниз, она услышала слабый спор знакомых голосов, которые оторопело запнулись, увидев её в дверях.

— Гермио…

— Гермиона? Чего ты так рано встала? — дёрнул головой Гарри.

— Мы… Мы, да… мы хотели… — лепетал Рон, и Поттер попытался незаметно двинуть его локтем под рёбра, явно, чтобы тот замолчал.

Гермиона подняла брови, наблюдая за этой глупой сценой.

— Выспалась, — просто ответила она, гадая, к чему этот балаган.

— Да, это хорошо, — не унимался Рон, и девушка вспомнила, что он всегда становился более болтливым, когда нервничал.

— Раз уж ты не спишь, то мы подумали… Давайте пройдёмся? — предложил Гарри, не скрывая надежды в голосе.

Они вышли на улицу, и Гермиона подняла голову к небу, которое все три года, что она помнила, в этот день было ясным, но конкретно сегодня затянулось тучами, словно передавая настроение всей школы. Оставалось только надеяться, что к обеду всё рассеется.

— Держи, — Рон накинул ей на плечи кардиган, когда увидел, как она поёжилась от утреннего холода.

— Спасибо, — кивнула Гермиона.

Она села прямо на траву на холме под деревом. На этом месте они часто сидели перед экзаменами в её тщетных попытках вбить знания в эти две бестолковые головы, пока мальчики лишь делали вид, что слышат, а сами были больше сосредоточены на процессе пускания жабок, чем на годах восстаний гоблинов.

— Гермиона, — решительно произнёс Гарри, и она поняла, что, видимо, они с Роном договорились, что толкать речь будет он. Это бы заставило её улыбнуться, если бы не ком в животе от того, что девушка понятия не имела, что друзья хотели ей сказать. — Ты знаешь, Джинни права.

Её брови подскочили вверх. Это было… неожиданно.

— Мы хотели попросить у тебя прощения. Оба, — Гарри сделал акцент на последнем слове. — Мне даже страшно подумать, сколько всего в этом году на тебя свалилось. Нет, подожди, — заранее оборвал её он, когда Гермиона уже открыла рот, чтобы сказать, что слышать от него подобное совершенно нелепо, — ты ничуть не меньше вкладывалась в подготовку заданий, чем я, а то и больше. И Малфой был прав в том, что без тебя я бы не справился, здесь нечего даже и говорить. Но ты умудрялась ещё и готовиться к экзаменам, помогая Рону. Переживать все эти вещи с Виктором, чем бы они ни закончились, — смазано сказал Гарри, так как никогда не любил вмешиваться в её отношения с Крамом. — И то, что я… что мы были настолько сосредоточены на своей жизни и не замечали происходящего с тобой, просто… непростительно. Ты так много всегда делаешь для нас, что мы привыкли воспринимать это как должное. И так быть не должно.

Его голос настолько сочился сожалением, что у Гермионы сжалось сердце. Рон сидел, понуро вырывая из земли несчастные травинки, и кивал в знак согласия каждый раз, когда в речи лучшего друга наступала пауза.

— Нет, Гарри, должно, — Гермиона протянула руку к его плечу. — Мы друзья, а друзья всегда помогают друг другу. Просто… в этом году я была сама не своя, и мне не хотелось от вас что-то скрывать. Я клянусь, это…

— Ты не должна оправдываться! — вставил свои пять кнатов Рон, и теперь у неё не осталось сомнений, что Гарри провёл с ним воспитательную беседу.

— Я просто хочу объяснить, — спокойно произнесла девушка. — Как я уже сказала, мне даже нечего вам рассказать. Не было ничего… серьёзного, — она пожала плечами, смотря на травинку, которую Рон только что обезглавил и выбросил в озеро. — Просто в какой-то момент я поняла, что Малфой на самом деле… ну, ладно, не совсем другой человек, но гораздо лучше, чем вы его видите.

— Пойми, наша реакция… Мы… — Поттер закусил внутреннюю поверхность щеки, подбирая правильные слова. — Этот парень провёл тебя через ад. То, что он сказал тебе на первом курсе… Господи, я не знаю, — Гарри покачал головой, положил локти на согнутые колени и посмотрел вдаль. — Из-за него все слизеринцы начали считать, что это крутая идея — называть магглорожденных грязнокровками. Все те шуточки, что он отпускал в твою сторону… Мы и подумать не могли, что ты можешь найти кого-то вроде него хоть сколько-нибудь привлекательным.

Гарри поёжился от этой мысли. Это явно не было связано с укоренившейся гетеросексуальностью Поттера, которая отвергала любое упоминание о привлекательности Драко.

— И ты должна была нам сказать, — пробормотал Рон. — Мы бы как-то поддержали тебя. Ты бы не переживала это в одиночку.

— Я не думаю, что вы бы смогли мне помочь. Вряд ли кто-то смог бы. Это же вроде как то, что обязана пережить каждая девушка? Несчастная любовь к мудаку? — усмехнулась Гермиона, пытаясь развеять сгусток печали над ними.

От её внимательных глаз не укрылось, как Рона передёрнуло при словах о любви.

— И что же он? — спросил Гарри.

— Драко… — Гермиона пожала плечами, — есть Драко.

Это был максимально содержательный ответ, который она могла дать. Конечно, скорее всего, со стороны Грейнджер выглядела идиоткой. Между ними что-то происходило целый год, и это всё, что она могла сказать в итоге. Но Драко был человеком, с которым ничего не знаешь наверняка. Это как пытаться поймать руками солнечного зайчика. Наверное, его бы скрутило от ужаса, если бы он услышал такое сравнение с собой.

— Я виделся с Дамблдором вчера, — вдруг произнёс Гарри, понимая, что больших объяснений ждать не стоит. Или для них слишком рано. — Он сказал, что Малфой жив, но это всё, что ему известно.

Грейнджер прислонила руку к солнечному сплетению.

— Гермиона? — тут же спохватился Рон, обеспокоенно смотря на неё.

— Я… в норме, — девушка выдохнула, закрыв глаза.

Создавалось такое чувство, словно всё её тело застряло в металлических пазах и находилось там настолько долго, что она перестала это чувствовать, будто часть неё отмерла. И вот пазы наконец исчезли, и только сейчас Гермиона поняла, настолько тяжело ей было. Она поблагодарила Мерлина, что сидела, потому что все эти дни девушка даже боялась думать о том, что всё могло закончиться иначе. Она боялась даже предположить о том, что он мог не выбраться.

Мальчики просто сели ближе, и Гермиона положила голову на плечо одному из них. Это было тяжело. Она даже не могла предположить, что будет настолько тяжело. Их… смирение? Поддержка? Согласие? Чем бы оно ни было, это оставалось последним твёрдым оплотом у неё под ногами. Грейнджер знала, что если бы они отреагировали иначе, она бы нырнула прямо в тёмную гущу. Гермиона понимала, что у них в голове роится тысяча вопросов, но была благодарна за то, что мальчики не задают их сейчас. Потому что это «поговори, и тебе станет легче» — полный абсурд. Ей казалось, что чем чаще она произносит его имя, тем больше острый ножичек отрезает от неё идеально ровные края, подкармливая её демонов.

Спустя несколько часов они сидели на Прощальном пире, который тяжело было назвать праздником. В Большом зале словно висело ожидание чего-то приближающегося. Тёмного. Флаги на потолке, которые обычно в конце года имели определённый оттенок с гербом победившего факультета, окрасились цветами всех факультетов, показывая своё единство перед грядущими переменами.