– Что вам надо? Кто вы такие? Ночью в Александрию въезда нет. Поворачивайте отсюда. А то выльем на вас смолу, она у нас, как раз закипела.

– Закрой рот и слушай внимательно, – проговорил в ответ начальник стражи Унхатона. – Великий жрец Египта приказывает тебе немедленно отворить ворота и пропустить его в Александрию.

В башне замолчали, и послышались поспешные шаги, спускающихся по лестнице людей. Сверху вновь донёсся тот же голос:

– А откуда мне знать, что вы меня не обманываете? Приказ Фараона – никого ночью в город не впускать.

– Передай этому болвану, – обратился к начальнику стражи Унхатон, не выходя из своих носилок, – что, если он сейчас же нас не пропустит, то завтра, я прикажу принести его в жертву Богам.

– Главный жрец сказал, что, если ты, немедленно, не отворишь ворота, – прокричал Унгар, – то завтра, он прикажет сварить тебя и всех твоих подчинённых в той смоле, которую ты собирался вылить нам на головы. Так Великий Унхатон умилостивит наших Богов.

– А, что, хорошо сказал, – одобрил жрец слова начальника стражи. – Не совсем так, как я говорил, но, зато, очень убедительно.

В этот же момент, послышался шум отпирающихся засовов, и створки ворот со скрипом начали расходиться в стороны. Караван двинулся в город. Проезжая мимо охраны ворот, Унгар обратился к одному из солдат:

– Вы, хотя бы смазали петли у створок, а то такой скрип стоит, что можно разбудить всю столицу.

– А зачем? – поинтересовался стражник. – Мы их ночью никогда не открываем. Это первый случай, когда ворота отворили после захода солнца. А днём будить некого, пусть себе скрипят, на здоровье.

Унгар только головой покачал и ничего не ответил.

Картеж двинулся по узким улицам города. Собственно, это были и не улицы, а небольшие проходы между тесно стоящими домами. В них с трудом могли разъехаться двое всадников, чтобы не задеть друг друга. Улицы выходили на площади, которые ограничивались по периметру зданиями. Мостовые были выстланы булыжниками, создающими невероятный гул, когда по ним двигались всадники или повозки. В дневное время на площадях устраивали базары, где продавался всевозможный товар: от продуктов питания до рабов.

Царский дворец располагался на берегу залива Срединного моря. Высокая колоннада из белого мрамора укрепляла фасад и придавала его виду грандиозность и помпезность. Крыша опиралась на треугольные каменные арки, украшенные барельефами фигур Богов и фараонов. Все орнаменты на стенах были разукрашены разноцветными яркими эмалями, золотыми нитями и золотой фольгой. От главного входа к морю спускались ступени из белого мрамора. У самой кромки воды располагался причал. Швартоваться здесь имели право только те, кто прибывал к фараону по личным или государственным делам, предварительно, получив разрешение у начальника личной охраны монарха или, непосредственно, у самого фараона. Дальше в заливе располагался торговый порт. Здесь всегда было множество кораблей. Некоторым судам приходилосьпо нескольку дней ждать, стоя на якоре, на внутреннем рейде, пока освободится место у пирса. Через Александрию проходило множество торговых путей. Сюда везли товары со всего света: с юго-востока – пряности и шёлк, с северо-востока – знаменитую дамасскую сталь, из западной Африки – рабов и драгоценные камни. Сам Египет славился своими зерновыми культурами и ювелирными изделиями. Пшеница была основным доходом Египта, по сути – его золотым запасом. Такой богатый город не мог не вызывать зависть у соседей к его сокровищам. Многие пытались захватить Александрию и ограбить. Чтобы защититься от непрошенных гостей с моря, жители столицы Египта построили огромный каменный мол, загораживающий свободный доступ в залив, ведущий к городу. Посередине сооружения был оставлен широкий проём, через который мог пройти только один крупный корабль или многовесельная галера. По краям проёма стояли две башни. Ночью на них зажигали свет, и они исполняли роль маяка. Между башнями, во время нападения противника, натягивали толстую железную цепь, мешавшую судам входить в гавань. Но имелся и ещё один тайный способ защиты внутреннего рейда Александрии. О нём знали только несколько посвящённых людей. Конструкция башен была такова, что если надавить на секретный камень в первом ряду, то всё сооружение падало в воду, полностью загораживая вход в гавань. Эта хитрость была придумана на тот случай, если врагу удастся преодолеть железную цепь.

Когда кортеж проходил мимо резиденции Главного жреца, астролог Месхет обратился к Унхатону с просьбой:

– Великий жрец, позвольте мне отправиться к Вам во дворец и не ехать к фараону.

– А, что случилось? – поинтересовался Унхатон. – Ты, что не хочешь лицезреть нашего Солнцеподобного Исхата шестого?

– Мне кажется, что я перегрелся в пустыне, – соврал месопотамец. – Что-то мне нехорошо. Как бы я не заболел. Всё тело ломит. И даже кашель начинается: кхе-кхе.

«Да, он не такой простой, – подумал Унхатон, – как мне сразу показалось. Смотри, как врёт, даже не краснеет. Ну, так, или иначе, он мне во дворце не нужен, только мешать будет. А вот, присмотреть за ним надо. Что-то же он задумал. Поручу я это, пожалуй, Сирени. Она из него всю душу вместе с правдой наизнанку вывернет».

– Ну, что же, – согласился Унхатон, – можешь идти. Давай, лечись. Астролог повернул коня и направился к дому Главного жреца, где он и сам жил.

Караван Унхатона, миновав несколько кварталов, приблизился к дворцу фараона. Кортеж остановился у главного входа. У дверей стояла стража со щитами и копьями в руках.

– Пойди и скажи им, – приказал Унхатон Унгару, – что прибыл Главный жрец и хочет встретиться с фараоном немедленно.

– Слушаюсь Вас, – с поклоном ответил начальник стражи, а про себя подумал: «Чёрта с два они станут будить государя посреди ночи. За такое им головы отрубят. Что они ненормальные сами себе жизнь укорачивать? Это тебе не городские ворота. Здесь дела посерьезнее будут».

Так размышляя, Унгар отправился исполнять приказ Главного жреца. Подойдя к страже, стоявшей у входа во дворец, он передал им слова Унхатона. Охранники с нахальными улыбками ответили ему:

– Твой Главный жрец, что не в себе? Надо быть сумасшедшим, чтобы попытаться беспокоить Солнцеподобного среди ночи. Пусть дожидается утра. Да и то, ещё неизвестно, когда Его Величество соизволит принять жреца. Не любит он всех этих богослужителей.

Унгар вернулся к носилкам и поникшим голосом сообщил:

– Плохо дело, Великий Унхатон, стража категорически отказывается выполнить Вашу просьбу. Говорят, что надо ждать до утра.

– Просьбу? – возмущённо переспросил жрец. – Какую ещё просьбу? Я смотрю, в Египте совсем перестали уважать Богов, раз позволяют себе так разговариватьс их служителями. И вообще, надоели мне эти тупоголовые солдафоны. Ладно, оставайтесь и ждите меня здесь. Я сам пойду к фараону.

– А, как же стража? – поинтересовался Унгар. – Они Вас не пропустят.

– Меня не пропустят? – искренне удивился Унхатон. – Не бывало ещё такого, чтобы какие-то козявки смогли мне помешать.

Главный жрец вылез из носилок и направился в сторону центрального входа во дворец. По пути он размышлял: «Как ни крути, а прав Саваиг, что решил убрать всех идолов из Египта, которых эти глупые людишки называют Богами. А я ещё спорил с ним. Получается Он, опять, лучше меня знает, что надо делать. Да, и чему здесь удивляться: ведь Саваиг сам весь этот Мир создал, кто же лучше него может знать, что с ним можно делать?»

Унгар и охрана Главного жреца внимательно наблюдали за своим хозяином. Им было очень интересно: удастся ли ему попасть во дворец?

Унхатон приблизился к стражникам, стоявшим у дверей дворца. Солдаты только успели пошевелить копьями, чтобы преградить путь жрецу, но Унхатон чуть поднял правую руку, и оба стражника рухнули на пол, как подкошенные. Огромные двери бесшумно отворились, освобождая вход жрецу. Унхатон, не останавливаясь, зашел во дворец. Унгар и все его помощники отудивления раскрыли рты. Такого поворота событий они никак не ожидали.