Словно ужаленный, Педролино отскочил от окна и бросился вглубь казармы, подвода же медленно удалялась, и тряслось от неслышимого смеха, укрытое от людских глаз ужасное её содержимое, и обгорелая кисть всё указывала в сторону окна казармы и тряслась вместе с подводой, толи насмехаясь, толи грозя, толи пророчествуя.
Одним из испытаний, которое предстояло пройти новобранцам, было учебное взятие редута. Умело маневрируя под шквальным огнём противника, им следовало, не теряя ни на минуту присутствия духа, чётко следовать указаниям своих командиров, точно и беспрекословно выполняя их приказы. Пули и ядра противника свистели прямо надо головами новобранцев. Взрывы то здесь, то там оглушали, прибивали к земле, вспышки выстрелов порою сливались в единую огнедышащую пасть, изрыгающую казалось саму погибель. Отряду, в котором состоял Педролино, была поставлена задача обойти редут с правого фланга, ударив в тыл условному противнику.
Вечером того же дня, запылённая и измотанная деревянная армия возвращалась в казармы, полностью оправдав ожидания командования. В этот раз обошлось почти без потерь, только несколько пустяшных царапин, и лишь двое получили серьёзные повреждения. Кроме того, один рекрут пропал без вести.
Через несколько дней, оборванный и изголодавшийся Педролино явился в казармы мастера Иосифа. Он был достаточно умён, чтобы не рассчитывать на тёплый приём, но больше ему идти было просто некуда. Через четверть часа, после короткого допроса, дезертир был выкинут с позором за ворота.
История Апидоро, при всей схожести финала, была принципиально другой. Физическими недостатками Апидоро не отличался, за исключением небольшого горба, украшавшего его спину. Впрочем, сей незначительный недостаток с лихвой компенсировался большой физической силой и свирепостью нрава данного субъекта. Именно его свирепость, вернее, неумение контролировать её в нужные моменты и привело к тому, что Апидоро пробыл новобранцем даже меньше своего трусливого собрата, не дотянув и до генеральных манёвров.
Одним из упражнений, которое необходимо было освоить новобранцам, был штыковой бой на карабинах с несколькими противниками. Присутствующий отставной унтер-офицер руководил занятиями. Апидоро и ранее проявлял признаки ярости, неподконтрольной ему самому, в этот же раз, будучи атакован тремя своими собратьями, вооружёнными карабинами с деревянными штыками, и получив чувствительный удар в затылок, Апидоро пришёл в неистовство. Круша деревянные черепа прикладом своего карабина, он не только не реагировал на окрики унтер-офицера, приказывавшего ему остановиться, но и напал на него, когда тот решил вмешаться лично.
Неизвестно чем закончилось бы происшествие, если бы не подоспевшая команда дежурных новобранцев во главе с самим мастером Иосифом. Хорошо изучивший строение деревянных солдат, мастер Иосиф знал, что на их теле есть некие точки и посредством правильного нажатия на них возможно временно отключить ту или иную часть тела новобранца или обездвижить его целиком. Пока команда деревянных дежурных барахталась на полу с рычащим Апидоро, пытаясь скрутить его, мастер Иосиф, улучив момент, точным движением ударил последнего в область под левой лопаткой. Апидоро, издав нечто похожее на скулёж собаки, вытянулся всем телом и застыл, словно разбитый параличом.
Итог происшествия был серьёзен. Двое деревянных рекрутов были уничтожены, один серьёзно пострадал. Унтер-офицер отделался ушибами, выбитым зубом и нервным расстройством. Решение же мастера Иосифа было однозначным – деревянный солдат не может быть опасен без причины для своих собратьев и тем более не должен быть опасен для командиров.
Доктор Доример сосредоточенно смотрел на локоть Арлекина. Холодными сильными тонкими пальцами сдавливал, нажимал, снова смотрел, острой блестящей иглой проникал в сустав, задумчиво вытягивал губы и мычал какую-то мелодию.
Доктор был иноземцем, имел на Родине хорошую практику и был обеспеченным человеком. Первые слухи из-за моря о чудесных экспериментах Карло были встречены им с пренебрежением. Вторая волна слухов, вызвала уже раздражение – доктор не любил глупости, а более всего, глупой суеверности толпы, помножаемой на не менее глупую страсть к самым фантастическим сплетням. Как это часто бывает, всё изменил случай.
В один из туманных вечеров в дверь почтенного доктора настойчиво постучали. Уже через четверть часа доктор трясся в двуколке, несшей его сквозь промозглую мглу погружавшегося в сон города, а затем он решительно шагал сквозь роскошные залы и галереи, увешенные гобеленами, оружием и головами несчастных животных, умерщвлённых этим оружием, в спальню некоего вельможи, внезапно слегшего от холерины. В течение двух последующих недель доктор едва ли не ночевал в этом роскошном доме, направляя весь свой талант на то, чтобы привести внутренности его владельца в здоровое состояние.
По окончании лечения, выздоровевшей вельможа, будучи весьма благодарным талантливому доктору, не только сполна расплатился за оказанные услуги, но и пригласил последнего на ужин. Будучи по природе весьма неглупым человеком и служа по дипломатическому ведомству, бывший больной развлекал своего гостя не только изысканными винами и яствами, но и интересной беседой. Ближе к десерту речь зашла о слухах, исходящих из Тарабарского королевства. Доктор не успел произнести и половину накопившихся у него острот относительно этих слухов и лиц, их распространяющих, как его собеседник вежливо перебил его, сказав, что деревянная армия, о которой столь много фантастических слухов гуляет в последнее время, увы, реальность. Её существование – непреложный факт, подтверждённый донесениями опытных агентов и что, несмотря на то, что вопрос об её боевой эффективности является вопросом открытым, игнорировать это новое в человеческой истории явление невозможно.
Доктор был потрясён, ибо то, что он готов был слышать от базарной торговки или пожилого помещика, слышать от высокопоставленного официального лица, не дававшего ни малейшего повода усомниться в его уме и проницательности, он не был готов. Даже будучи по своей природе заядлым скептиком, Доример вынужден был признать, что, если агенты Короны ошибаются даже на все девяносто процентов, то и десяти оставшихся хватит для того, чтобы понять – происходящее в Тарабарском королевстве есть из ряда вон выходящее событие в области изучения натуры.
Прекратив практику, доктор Доример собрал вещи и примерно через месяц, щурясь от слепящего его солнца, вылез из экипажа на площади Святого Публия. Будучи человеком способным и трудолюбивым, доктор вскоре снискал в столице прекрасную репутацию, после чего послал письмо Карло с просьбой об аудиенции. Предложенные им условия сотрудничества были просты и крайне выгодны. Не беря ни сольдо за свои услуги, Доример обязался лечить самого Карло, его слуг и, самое главное, ожившие творения его рук. Единственно что он требовал для себя – возможность беспрепятственно исследовать как самих деревянных созданий, так и условия, при которых неживая материя наполняется жизнью. При этом, доктор готов был принести любые клятвы о сохранении полной тайны всего того, что откроется его взору. Однако учитывая иноземное происхождение доктора и после консультаций с Высочайшей Канцелярией, доктору было вежливо, но категорически отказано во всём, несмотря на все видимые выгоды такого сотрудничества. Аналогичный, хоть и менее вежливый отказ, доктор получил и от мастера Иосифа.
И лишь Манджафоко отнёсся к предложению доктора положительно. Корону не интересовали выбраки и их судьба. А Манджафоко интересовала возможность экономии на услугах первоклассного доктора, причём не только для себя, но и для всего театра.
– Так. Так, так, – доктор осторожно постукивал деревянным молоточком по спине Арлекина. Звук был неровный, в местах былых ран и трещин был глуше, сопровождался едва слышимыми потрескиваниями. Доктор хмурился, постукивал, прикладывал ухо к желтоватой спине пациента.
– Так, так, так. Ну что же, в общем, как-то так.
