Неважно, сколько седых волос у тебя на голове – в семье ты навсегда останешься младшим братом, и на тебя будут смотреть немного свысока. Но даже если у тебя много братьев и сестер, их все равно – единицы. И все они посланы тебе судьбой.
Глава четвертая. Всадник без головы
Я родился в середине лета 1968 года в московской хрущевке. Район, впрочем, был прекрасный, окаймленный рекой и сосновым бором, далекий от городской суеты, так что, выходя гулять во двор, видел я всю смену сезонов – снег в январе и тополиный пух в июле. Жили мы на четвертом этаже, лифта не было, но никого это особо не волновало – главное, что у нас, наконец-то, был газ, тепло и настоящая ванная. Москвичи помнят эти бесчисленные пятиэтажки, построенные еще по программе Хрущева и потому прозванные хрущевками. Хрущевки те простояли долгие годы, а некоторые и сейчас стоят.
Дом наш находился рядом с большим кинотеатром с громким названием «Патриот». Мы с друзьями изобретали всевозможные уловки, чтобы пробраться туда бесплатно, посмотреть «Спартака» или «Всадника без головы» и выпить молочный коктейль. Коктейли эти, взбиваемые тут же из молока и сливочного мороженого, стоили целых десять копеек – немыслимые для моего детского бюджета деньги, так что мне постоянно приходилось выпрашивать мелочь у родителей. Не знаю, в чем здесь дело, но вкус этих коктейлей, исчезнувший в одночасье вместе с нашим двором, друзьями, да и со всей страной, вспоминаю я сегодня как вкус своего безмятежного детства.
Москва-река текла совсем недалеко от нашего дома, и летом из павильончиков Серебряного бора доносился запах шашлыков. Братья водили меня туда есть эскимо, пить газировку и квас. Среди местных заводей и песчаных пляжей учился я плавать и делал свои первые зарисовки. Мой старший брат Коля начал прививать мне любовь к спорту. Помню, как однажды он позвал меня на прогулку со своей будущей женой, одолжил байдарку у тренировавшихся на Москва-реке гребцов и показал такой класс, что гребцы пришли в восторг, а я немедленно загорелся желанием научиться так же. К несчастью, весла оказались слишком тяжелыми, и грести мне сразу расхотелось. Наверное, поэтому я впоследствии выбрал парусный спорт.
Летом мы гоняли во дворе в футбол и играли в лапту, зимой – катались на санках со снежных сугробов и лепили снеговиков. Но главной зимней забавой был, конечно, хоккей. Советские хоккеисты были нашими героями, мы все выходные проводили на морозе, с клюшками в руках. Один раз мой младший брат так заигрался, что схватил воспаление легких. Мама потом еще долго лечила его, отпаивая отваром алоэ с медом.
Как любой нормальный советский ребенок, я ходил в детский сад, а с шести лет каждое лето ездил в пионерские лагеря, вместе с сестрами и Игорем. Не сказать, чтобы я туда поначалу очень стремился, однако выбора не было, и я не только привык, но даже вошел во вкус – особенно после того, как оказалось, что в лагере есть футбол и походы. Именно в пионерском лагере я впервые серьезно подрался, отстаивая свою честь. Помню, я тогда так нервничал, что чуть с ума не сошел (могу поставить тысячу долларов – у вас тоже было такое). Ох, и дулся я тогда на своего обидчика… Зато оказалось, что после драки тебя сначала начинают уважать, а потом хотят дружить. Надо отметить, что годам к шести я был уже практически самостоятельным человеком – во всяком случае, знал, где и как переходить дорогу. Науку эту я усвоил еще в детском саду, благодаря старшей сестре Ларисе, которая, сама, будучи еще школьницей, какое-то время была у нас в саду шефом-наставницей. Братьям моим повезло больше – во времена их детства наша мама еще работала в детском саду и могла, таким образом, проводить с ними целые дни. Я же нередко возвращался из сада домой сам. Так же самостоятельно стал я ходить в школу, проделывая каждый день путь в несколько километров.
Школу я терпеть не мог, но учился хорошо (по крайней мере – первое время, под натиском моих старших сестер) и часто оставался там до самого вечера – но не из какого-то особого рвения, а просто чтобы не быть дома без присмотра. Родители работали, а я сидел на продленке. В школу первое время я ходил без портфеля – на него у мамы не было денег, но не обижался, так как понимал, что семья у нас большая.
Когда мне было лет девять, вернулся из армии один из моих старших братьев. Он служил далеко, в Туркмении, на стратегической ракетной базе,
и приехал как-то очень неожиданно для меня. Я бежал в школу, спускался по лестнице и внезапно очутился в объятьях незнакомого, как мне тогда показалось, парня в военной форме. «Русланчик, братишка, как же ты быстро вырос!» – услышал я, пугаясь и радуясь одновременно. После чего помчался на свои уроки в состоянии полного восторга, который не покидал меня потом целый долгий день. Думаю, до этого момента я до конца не осознавал, сколько именно у меня старших братьев. И ощущение огромной семьи, которая собралась, чтобы отметить его возвращение, тоже было весьма отчетливым. Из Туркмении брат привез подарки – лакированные пепельницы в виде черепашек, которые простояли у нас дома еще много лет. Его крутые кудри, вследствие долгого нахождения в радиоактивной зоне, сменились на небольшую залысину, которая со временем все увеличивалась, пока не превратилась в большой лысый лоб.
Все свое детство я что-то мастерил: склеивал разные самолеты, корабли, боевые машины и танки – словом, делал то, что мне действительно нравилось, а отец, поощряя мои увлечения, при каждом удобном случае покупал мне всевозможные наборы конструкторов. Особенно я дорожил своей коллекцией моделей самолетов, которые были расставлены повсюду в нашей квартире. Лет в восемь, по примеру старшего брата Саши, попробовал бренчать на гитаре. Мне показали несколько основных аккордов, и я их с упоением разучивал.
В то время я много рисовал – простым карандашом, штрихуя тени на фигурах моих любимых персонажей приключенческих романов, виртуозно владевших шпагами и уверенно державшихся в седле. Иногда случались натюрморты и пейзажи, однако самым любимым моим сюжетом всегда были моря, океаны и корабли – оснащенные чугунными пушками, летящие на всех парусах, разрезающие носом огромные волны.
Братья мои были спортсменами, слушали The Beatles и The Rolling Stones, носили длинные волосы и брюки клеш. Вернувшись из армии, Коля поступил в институт, много читал, бегал по утрам. Еще помню его с паяльником в руках, среди запчастей от магнитофонов, телевизоров и транзисторов. Коля всегда уделял мне много времени, везде таскал с собой. Один раз, помню, мы с ним ехали куда-то на метро, и ему понравилась девушка, сидевшая напротив. Знакомиться с ней он отправил меня – наверное, считал, что десятилетнему ребенку она не откажет. О, вы не знаете, какой у меня брат… К красивым женщинам он всегда был неравнодушен, как, впрочем, и я. Возможно, именно благодаря ему я и научился тогда знакомиться.
Саша же целыми днями пропадал в своем боксерском зале, показывал мне стойки и удары, которые я потом с переменным успехом отрабатывал на друзьях и двоюродных братьях. Доставалось от меня многим, так что кузен Яша даже поступил в секцию дзюдо, а после и карате, чтобы наверно давать мне отпор. Братья часто брали меня в свои компании, катали на мотоцикле и не прогоняли, когда приходило время песен под гитару и красивых подруг.
Я, конечно, был нормальным ребенком. То есть, неидеальным. К счастью, рядом постоянно оказывался кто-то из старших, объяснявших, что ошибки свойственны всем и существуют для того, чтобы на них учиться. Помню, однажды у нас остановился на пару дней один из хороших знакомых моих родителей. Этот гость приехал не с пустыми руками – привез всем много подарков и конфет. А нам с младшим братом еще вручил по пачке жевательных резинок в красивой обертке. В то время о жвачке можно было только мечтать, она была настоящим чудом, поэтому в наших глазах гость превратился в настоящего волшебника.