Она берегла нашего отца, поэтому обычно старалась ездить сама, отпросившись с работы и прихватив с собой кого-то из детей. Как сейчас помню наши бесконечные стояния в очередях, с самого раннего утра, вместо школы. Иногда и вовсе приходилось ночевать прямо на улице, чтобы не пропустить свою очередь, и отмечаться в длинных списках. Отпускали по одному наименованию товара в одни руки, но у матери было удостоверение многодетной, к тому же рядом в качестве живого доказательства вечно крутился кто-то из нас, так что нам доставалось немного больше. Разумеется, каждый раз бывало множество недовольных, в результате чего поход за покупками превращался в отдельный спектакль, однако мать была уравновешенным человеком. Она всегда говорила: еду надо заработать. Нельзя никому завидовать, нельзя никого обижать и никому не надо ничего доказывать. А еще она говорила, что собаки лают всегда, а караван должен следовать по своему собственному пути. Да, моя мать была реалистом, никогда не сдавалась, знала много жизненных поговорок и обладала утонченным чувством юмора.
Из вырученных от продажи партии товара денег мама всегда оставляла некоторую сумму для оборота, а остальное тратила на продукты для нас. С Кавказа они с отцом привозили, особенно в еврейские праздники, полные корзины свежих продуктов, огромные сочные помидоры, пеструю зелень, фрукты, молодую картошку, кошерное свежее мясо и курицу, а еще, неизменно, пакет грецких орехов и трехлитровую банку кавказского горного меда. В те времена мы жили бедно и скромно, но я всю жизнь буду помнить также привозимую с Каспия черную икру. Страшно представить, во что это обходилось моим родителям, но икру эту мы ели ложками, потому что, как говорила наша мама, икра полезна для растущего детского организма.
У каждого из нас есть места, лучшие на земле. Забыть их невозможно, ведь там все напоминает о далеком безмятежном детстве и овеяно, как счастьем, дыханием ушедшей матери.
Глава вторая. Мне повезло с родителями
Мать родилась в обеспеченной еврейской семье, на Кавказе, в довоенные годы. В сущности, это объясняет все. Она была хорошо воспитана, брала уроки музыки, математики, танцев, пения, следовала кавказским обычаям и всегда зажигала свечи в Шаббат. С детства ее приучали к уважению, скромности, труду, так что, в результате, стала она преданной женой моему отцу и любящей матерью для всех нас. Кроме нее, в семье было трое братьев. Старший, Юрий, прошел войну, но подорвал здоровье в окопах и через несколько лет после возвращение домой умер. Двое других, дядя Леня и Эдик, были младше ее, так что была она для них не столько сестрой, сколько наставницей. Моя мать была святой женщиной. Звали ее Белла, что в переводе с испанского означает – «прекрасная».
Она и была прекрасна, как внешне, так и в поступках своих. Двери нашей московской хрущевки были открыты для всех. Случалось, что не хватало еды, и нам приходилось спать на полу, чтобы в квартире могли разместиться двоюродные братья, сестры, племянники, дальние родственники, хорошие знакомые – словом, все, кто нуждался в крыше над головой, оказавшись по делам в столице.
Думаю, лишения и невзгоды, которые мои родители, как и многие их тогдашние ровесники, перенесли в далеком детстве, сформировали определенную систему ценностей, которой они следовали потом всю жизнь. Оба родились в обеспеченных семьях, оба потеряли родственников в годы репрессий, оба пытались выжить во время бомбежек и погромов.
Весь род наш до революции процветал. Бабушка по маминой линии носила фамилию Ханукаева (от еврейского праздника Ханука), происходила из одной из самых древних семей на всем Северном Кавказе, предки ее, в свою очередь, были лидерами общин, а некоторые – купцами первой гильдии, приближенными к царскому двору. В советские времена все их немалые владения перешли в собственность государства, так что в наших семейных поместьях, усадьбах и доходных домах в Санкт-Петербурге, Дербенте и Нальчике располагались школы, музеи и какие-то важные конторы. Семья же проживала практически впроголодь, едва сводя концы с концами и думая только о том, как прокормить детей, однако, несмотря на это, сохраняла и любовь, и веру в Бога. Мой прадед, дед моей мамы Авраам, был раввином. Двери его дома всегда были открыты для всех. Он был арестован в 1937 году. Был обыск, все религиозные книги сожгли, прадеда увез «черный воронок». Как умный человек, он понимал, что однажды так и случится, поэтому незадолго до ареста много говорил с моей мамой. Мамина вера, мамина сила и все еврейские обычаи нашей семьи достались нам в наследство от прадеда. Он был осужден на 10 лет без права переписки – в то время это означало немедленный расстрел, только никто об этом еще не догадывался. Мама же моя точно знала, что деда больше нет, хотя и думала, что он умер в тюрьме, объявив голодовку. Другого прадеда сослали в Сибирь, и связь была потеряна навсегда.
Моя мать несколько раз избежала смерти просто чудом. Сначала в дом, где она находилась вместе с родителями и младшими братьями, попала бомба и разнесла его в щепки. После, когда на Северный Кавказ пришли немецко-румынские оккупанты, уничтожен был уже весь еврейский поселок. Мать с братьями, чтобы хоть как-то заработать на хлеб, торговала на рынке папиросами, водой, а иногда и едой, которую сама и готовила. На рынке новости разносятся быстро, так что еще до появления солдат дети успели предупредить родных и спрятаться. В тот день в еврейском поселке погибли многие, в том числе – близкие знакомые и родственники, до которых не смогли докричаться.
После замужества мать перебралась в Москву, в небольшой домик моего отца в Лозовском переулке, недалеко от нынешней станции метро «Аэропорт», и началась непростая и не всегда сытая жизнь. Без центрального отопления, с туалетом на улице, в тесноте – кроме родителей, в доме жили бабушка Тамара, мать моего отца, а также три его сестры, Анна, Розалия и Светлана, две из которых были совсем еще юные девицы. Надо было вести хозяйство, готовить, опекать золовок. В то время не было стиральных машин, электрических утюгов и прочих полезных изобретений человечества, так что матери приходилось все делать вручную: каждый день она кипятила белье в огромных баках, высушивала во дворе, а после гладила разогретыми на огне тяжелыми чугунными утюгами. По сути, это был не дом даже, а деревянный сруб, который сложил еще мой дед Александр, но именно здесь берет начало наша большая семья. Он стал родовым гнездом для родителей и местом рождения моих старших сестер и двух старших братьев.
Первый ребенок в нашей семье умер сразу при родах. Организм моей мамы был полностью истощен и не справился со стрессом. Еще несколько лет после этого она никак не могла забеременеть, и многие врачи утверждали, что у нее больше не будет детей. Что ж, они ошибались, потому что всем нам все же было суждено появиться на свет. После трех первых девчонок, говорил, посмеиваясь, отец, мы мечтали хотя бы об одном сыне, но с рождением старшего брата Коли процесс решили не останавливать. Так что сначала родились мои старшие сестры – Людмила, Елена и Лида. Затем два старших брата – Коля и Саша, а после уже и все мы: Наташа, Лариса, я и мой младший брат Игорь.
История нашей семьи изучена не до конца. Никто не знает, сколько веков наши предки проживали в России и откуда появились вообще – с Ближнего Востока или из средневековой Испании. Но одно знаю я точно: корни у моих родителей еврейские, вернее – сифардские. При этом между собой они разговаривали на фарси, который, как известно, берет начало в Иране. Язык этот нам впоследствии очень пригодился – всегда можно было разговаривать, о чем угодно, не опасаясь, что тебя подслушают.
Мама моя происходила из одной из самых известных на Северном Кавказе еврейских династий. Один из ее дедов, по матери, как я уже говорил, имел духовный чин раввина. Кроме характера, красоты и хорошего воспитания, от предков маме досталась фамильная брошь из изумрудов и бриллиантов изумительной красоты. Брошь перешла ей по наследству от бабушки, но в черные годы была продана за копейки – человеку, который знал об этом сокровище и терпеливо ждал своего часа. Со стороны другого деда родственники тоже были непростые – еще до революции в Нальчике им принадлежал целый квартал.
