Следующие несколько дней я приходил в себя. Страх понемногу отступал, друзья посмеивались надо мной, пытались в шутку ухаживать за Аллой. Особенно старался произвести не нее впечатление тот самый спарринг-партнер из моей юности, а сегодня – уже друг Иван, у которого в запасе было множество невероятных историй. Флиртуя, он как будто стремился оправдать свою фамилию – Быстров. Ему, как и мне, в свое время не повезло с армией – дожидаясь перевода в спортивную роту, он целый год прослужил в Монголии и теперь развлекал нас сюжетами из своей прошлой жизни. Иногда, впрочем, его немного заносило.
– Когда я был на одной выставке в Америке… – говорил он, допустим, в одном из сочинских ресторанов, куда зашли мы поужинать. И, в ответ на мой многозначительный взгляд, быстро поправлялся, – ой, прости, когда я был на американской выставке в Москве…
Фраза про американскую выставку стала любимым анекдотом в нашей парусной тусовке.
Вернувшись из Сочи, я задумался. Жизнь в очередной раз показала, что правила, по которым я привык играть в детстве и юности, больше не работают. И дело было даже не в том, что сменились декорации вокруг. Просто мир оказался гораздо более жестоким и сложным, чем мне казалось когда-то. Не все в этой жизни зависело от меня – появилось многое, с чем я не мог справиться.
Лето 90-го года принесло мне еще немало сюрпризов. Я попадал в нелепые ситуации и весьма опасные переделки, которые только чудом заканчивались благополучно. Например, во время спонтанных каникул в деревне, расположенной в Рязанской области, в трехстах километрах от Москвы. У тестя Владислава в этой деревне был свой дом, и мы, вместе с еще одной семейной парой, были приглашены туда на выходные. Шашлыки, парное молоко, охота на уток, рассветы с удочкой на озере – поначалу все развивалось ровно так, как было задумано. Это был идеальный деревенский уикенд. Затем наступила реальность – она явилась в виде местной шпаны, перегородившей нам узкую проселочную дорогу.
В каждой деревне есть своя волчья банда. Эта состояла из бритых наголо крепких парней и шумных девиц – и те, и другие уже выпили водки, и пива, и всего, что попалось им в сельской заповедной глуши, были на взводе и пропускать нас не желали. Парней было человек двадцать, нас – трое, дорога – одна. Попытки решить вопрос дипломатическим путем не удались, назревала большая драка.
Когда один из парней, допив свое пиво, разбил бутылку о собственную голову и пошел на таран, я понял, что пора действовать. Достал из багажника охотничью двустволку, скомандовал всем стоять.
– У тебя там всего два патрона, – протянули в толпе.
– Достаточно, чтобы завалить двоих, – ответил я.
Немая сцена длилась несколько секунд, после чего они разобрали свои мотоциклы, и все же позволили нам проехать.
Дома, заливая стресс водкой, я думал: дело не в том, что с нами могло произойти, а в том, что я держал оружие и действительно готов был стрелять.
Ружье мы закопали за оградой. Наутро, когда явился местный участковый, мы, разумеется, все отрицали, говорили, что ребят видели, но никакого конфликта не было. Участковый оказался тертым калачом, сообщил нам, что пятеро из вчерашней компании только недавно вернулись из зоны, и посоветовал быстро уезжать из деревни.
Этот случай сдружил нас с Владом Соболевым. Мы стали больше встречаться и проводить вместе свободное время, у нас появились общие рабочие интересы. Я часто гостил в их доме, и он, уезжая в командировки, оставлял мне ключи. Помню, как я жил целую неделю у него в квартире со своей девушкой. Это был, по сути, мой первый опыт «семейной» жизни. О, эти женщины! Как много я о них не знал. Они могут изливать душу за бокалом вина, но в результате виноватым все равно окажешься ты сам. Они не знают, чего хотят.
Мы с Аллой ссорились, но мне с ней было хорошо. Я всерьез подумывал о женитьбе и в один прекрасный день официально сделал предложение, от которого, как мне казалось, она никак не могла отказаться. Я говорил много разных слов – о любви и о будущем. Клянусь, я сам бы себе поверил, если бы слышал себя со стороны. Однако она сказала мне «нет».
Оказалось, я у нее не один. Кроме меня, есть еще один парень, ее первая любовь, который отбывает сейчас свой срок в колонии. Этого бедного парня посадили на целых три года за сто долларов – валютные операции тогда карались по каким-то лютым законам. Одним словом, его она любила тогда, меня – сейчас, он должен скоро вернуться, и она теперь не знает, как ей быть. ««Сердце мое», – сказала она, – разрывается на две половинки. Прости».
Ни осуждать ее, ни оправдывать не было никакого смысла. Она, действительно, была мне дорога, и стала глотком воздуха, когда я отчаянно в этом нуждался. Но я не хотел ни неопределенности, ни обмана. Наши отношения заканчивались.
Напоследок мы все же решили еще раз съездить в Сочи, куда снова звал нас все тот же Влад Соболев – теперь уже просто как друзья. Поездка, которая задумывалась мною как сюрприз, не задалась с самого начала. Мы разругались в пух и прах, и через три дня вернулись в Москву. Я впервые увидел разъяренную женщину, зато в отношениях, наконец, разобрался.
За неприятностями личными последовали проблемы финансовые – этот год, похоже, решил доконать меня окончательно. История вышла неприглядная и, как и все прочие события того проклятого лета, послужила мне хорошим уроком на будущее.
В то время многие обеспеченные люди пытались спасти деньги, переводя их в золото и американские доллары. Инфляция в рублевой зоне была такой стремительной, что все заработанное сгорало в один момент. Моя бедная мама, например, откладывала на свою книжку многие годы по крупицам все свои сбережения, надеясь помочь нам этими деньгами, когда мы вырастем. Она работала всю жизнь и накопила целых десять тысяч рублей. Это было целое состояние, которое в одночасье, во время очередной финансовой реформы, превратилось всего в несколько сотен долларов. Поколение моих родителей пережило облигации вместо зарплаты в шестидесятые, дефолт восьмидесятых – их обманывали столько раз, что вообще удивительно, как они сохранили способность доверять людям.
Никаких официальных обменных пунктов тогда не было, менять валюту приходилось на черном рынке, на свой страх и риск. Я несколько раз проворачивал подобные операции, пользуясь знакомствами в компании своей девушки. Нет, я не был наивным идиотом. Мне казалось даже, что я действую осторожно. Однажды, впрочем, я потерял очень много, и, самое обидное, – это были не мои деньги. Это были деньги моего друга Влада. Обменять надо было несколько тысяч долларов. На эту сумму можно было купить новые Жигули или не вылезать из ресторанов несколько лет. Одним словом, это было целое состояние.
В моей тогдашней компании вертелся один парень, Макс. Трудно было понять, что этот Макс из себя представляет – эрудированный, холеный, он держался, как светский лев.
Мы должны были встретиться у подъезда какого-то дома в московском районе Чертаново. При мне была сумка, набитая советскими рублями.
– Сейчас выйдет девушка, – сказал Макс. – Мы отдадим ей рубли, и она вынесет нам доллары буквально через несколько минут. Все пройдет гладко, все будет окей.
Сумку с рублями девушке я отдал, но назад она не вернулась. В подъезде, куда бросился я, бесполезно прождав около часа в машине, обнаружился второй выход. Я закурил сигарету, хотя не делал этого уже почти год, потом посмотрел на Макса, который, что примечательно, никуда не делся, и спокойно спросил: «Что происходит?». Начались оправдания и обещания завтра же во всем разобраться. Я оставил его и уехал.
Вот тут-то и пригодились мне мои прежние знакомства. Тем же вечером я вернулся к разговору с Максом, но уже не один, а в компании одного из местных авторитетов. Он просто кинул меня, как говорили тогда. Это была его работа. Он сознался в этом совершенно хладнокровно и посоветовал смириться с потерей.
Но уже на следующий день я встретился с земляками все в том же офисе-ресторане, и впервые попросил помощи. Пара крепких ребят со сломанными ушами быстро съездили к Максу и выяснили, как обстоят дела. Он работал в группе – был одним из профессиональных мошенников, действовавших под защитой районного криминала. «Деньги мы заберем, – пообещал мне Магомед. – Приставим пистолет ко лбу, и они тебе их принесут сами, да еще с процентами».