Я часто думаю, как сложилась бы его жизнь, выбери он другой путь. Возможно, мы и сейчас встречались бы за разговорами по душам и бутылкой какого-нибудь испанского вина. Да что там – я и так часто говорю с ним, теперь один.
В общем, сложилось так, как сложилось. Саша закончил пушно-меховой техникум, получил специальность технолога и ушел служить на финскую границу. Времена были непонятные, конец восьмидесятых, конец коммунистической диктатуры и перестройка, которая всем светила, как прожектор, но мало кого в конечном счете согрела. Вокруг был хаос, все в одночасье развалилось, исчезло – мир нашего пионерского детства, кружки, увлечения, железный занавес, понятные правила игры. Как по команде, явились жулики всех мастей, строители финансовых пирамид, телевизионные целители и шарлатаны, дворовая шпана и братки на Мерседесах. Район, где мы жили тогда, считался хулиганским, здесь и в прежние времена лучше было не выходить вечером без ножа или кастета, а теперь и подавно. Накануне Сашиных проводов в армию несколько его друзей попались на ограблении магазина, один из них отсидел целых пять лет, хотя на дружбу это никак не повлияло. Саша поддерживал отношения и с ним, и с бывшими сослуживцами, с трепетом и любовью относился к родителям, сестрам, племянникам, дядьям и теткам. Он был лидером и вожаком.
Но в жизни все слишком непросто. Семья, которую мы привыкли считать своим самым надежным тылом, нередко ставила нас всех перед жестким выбором. Первым с этим столкнулся мой старший брат Николай, женившись на девушке не из нашего рода – решение это не было одобрено родителями и сестрами, и в результате на свадьбе из всех нас присутствовал только Саша. Следом за ним и сам Саша встретил женщину, которую позже называл любовью всей своей жизни, но семье она не подошла. Саша родителей обожал, расстраивать их не решился и со своей избранницей расстался, хотя и был с ней по-настоящему счастлив. В 1985 году, незадолго до моей службы в армии, Саша женился в первый раз, а спустя совсем немного времени – и во второй. И оба раза ему не повезло. Девушки были из хороших родов, воспитаны в кавказских традициях, однако брата не понимали и не поддерживали, были весьма ревнивы и в любой неясной ситуации собирали вещи и уезжали к родителям. Помню, когда я уже служил в Венгрии, он писал мне в одном из писем, что правильное воспитание – это, конечно, замечательно, но любовь, верность и взаимность во всем гораздо важнее. Без этого ничего не получится, писал мне Саша. О, как он был прав.
– Женись только на той, Руслан, которая тебя по-настоящему будет понимать и любить. И не обращай внимания на предрассудки – это все пустое, – говорил он мне значительно позже, одним очень долгим вечером, когда мы с ним сидели, курили и говорили по душам. – Только одна женщина могла дать мне это, но воспитание не позволило мне привести ее в семью. С другими же, вместо тепла, – лишь упреки, конфликты и ссоры. Смешно сказать, – он затянулся в очередной раз, – моя жена меня даже к тебе ревнует.
Я ничего не ответил ему, только кивнул. Это была правда. После моего возвращения из армии мы стали очень близки. Возможно, таким образом я пытался восполнить все те годы, когда, по причине малолетства, не мог в полной мере понять и оценить своего брата. Или просто нам оставалось слишком мало времени на общение в этой жизни, и судьба сама давала нам этот шанс. Так или иначе, мы были почти неразлучны.
Когда я уходил в армию, Саша работал инспектором-ревизором, мотался по всей стране, проверял текстильные фабрики. Ко времени моего возвращения, осенью 1988 года, уже руководил небольшим производством. Его никто не тянул, никто ему не помогал, но в свои двадцать девять, несмотря на творящийся вокруг хаос, он мог обеспечить себя, родителей и еще дать работу нашему зятю Арнольду, который всегда его искренне поддерживал. Он снимал квартиру в центре, купил машину, видеотехнику, одевался в дорогих магазинах. За ним всегда держали столик в одном из лучших столичных ресторанов. Он стал зрелым мужчиной, сильным, умным и сдержанным, и очень хотел детей.
Мы трое – Саша, я и самый старший, Николай, как-то удивительным образом срослись в тот последний год. Ужинали, много говорили, устраивали вылазки на природу, однажды вместе ездили в Ялту. Мы были не просто братья – мы были друзья. До сих пор не могу понять, как мы упустили его, почему ничто не насторожило нас в его деловых связях, новых знакомых? Помню, однажды мы оказались в роскошном особняке под Москвой, принадлежащем одному из Сашиных партнеров. «Откуда столько денег?» – сразу спросил я, и Саша ответил: «Лучше тебе этого вовсе не знать». Он ограждал меня, теперь я это понимаю, а я привык верить и больше вопросов не задавал.
Между тем, все шло своим чередом, я был занят девушками, сессиями в институте и работой. Наш семейный бизнес развивался, и я, не без помощи Саши, принимал в этом непосредственное участие. Вместе с родителями я ездил на Кавказ и оптом закупал шкурки нутрии, из которых по возвращении шил шапки, шубы и манто – все это пользовалось сумасшедшим успехом, разлеталось в московских комиссионках и на рынках. Зимы в Москве в те времена стояли холодные – не то, что сейчас. Куда это все подевалось – не знаю…
Я работал вдохновенно. Следил за коллекциями итальянских меховых домов, пытался адаптировать их к российским морозам, изобретал новые лекала. У меня было две помощницы – закройщицы Ольга и Юля. То, что мы не успевали сшить вместе днем, заканчивал по ночам я один, в нашем домашнем ателье. Так прошел год, снова наступила осень.
Никогда не забуду тот проклятый ноябрь 89-го года, тот промерзший насквозь сумрачный день, когда Саша внезапно приехал к нам домой. Последние месяцы он казался подавленным, его явно что-то мучило, какая-то проблема, какой-то неразрешимый вопрос. Вот и сейчас он долго разговаривал с родителями, пытался скрыть тревогу, но все равно она ощущалась всеми нами. Жена его в очередной раз уехала домой, оставив его в одиночестве, однако видно было, что дело здесь не в семейных размолвках. Впрочем, на все мои вопросы Саша отвечал лишь, что «главное в жизни – семья», а потом, после долгого молчания, вдруг добавил: «У меня в жизни обязательно все будет хорошо, я встречу женщину, которая меня поймет и родит мне детей». Разумеется, я тут же бросился уверять его, что все так и будет, на что Саша проговорил: «Посмотрим…», и это мне уже совсем не понравилось.
– Брат, я приеду к тебе завтра сразу после работы и пробуду с тобой несколько дней, как всегда – сказал я, глядя ему прямо в глаза. – И мы поговорим, и потом заедем за Колей, чтобы решить все с твоим тридцатилетием.
До юбилея оставалось несколько дней. Он снова помолчал, потом кивнул и добавил:
– Только приезжай не раньше семи – у меня важная встреча.
Не знаю отчего, но упоминание об этой таинственной встрече не понравилось мне еще больше. Мне казалось, что он не договаривает, что хочет поделиться со мной чем-то важным. Все бы отдал сейчас, чтобы вернуть этот момент. Почему я не заорал, не схватил его, не вытряс из него признание? Вместо этого я оставил его один на один с людьми, предавшими его. Получается, что в какой-то степени я тоже его тогда предал.
Весь следующий день я ходил сам не свой. Тугие узлы скручивались, запутывались в моей душе. Я с трудом дождался вечера и ринулся к Саше.
В квартире его горел свет – я увидел его еще со двора, машина была припаркована у подъезда, капот был холодный, и, помню, я еще подумал тогда: это хорошо – значит, он дома. Я вбежал на третий этаж и позвонил. Саша не откликнулся. Я звонил и стучал, и почти кричал уже: «Ну же! Открой, наконец, эту чертову дверь! »… В замочной скважине я видел ключ, вставленный с внутренней стороны.
Я спустился вниз и принялся названивать ему из телефонной будки по соседству. Вдруг он задремал, думал я, и вот сейчас я разбужу его. Я даже крикнул пару раз с улицы в сторону его окон в безумной надежде, что он меня услышит. Чувствуя, как проваливаюсь в смертельную тоску, я снова бросился к его двери. Ключа в замочной скважине не было. Мне никто не открыл. Меня била дрожь, сердце зашлось бешеным галопом, кровь стучала в висках.
