Новый этап предполагал новые отношения, о которых я тогда, конечно, еще не догадывался, и начался с приезда с Кубы моего давнего друга Сереги – того самого, с которым мы вместе ходили в яхт-клуб, и который слал мне фотографии на фоне океана и пальм. Служба на родине сигар и рома, разумеется, была экзотической, но проблем там, судя по всему, тоже хватало. Советская военная база на Кубе была последним рубежом у самых границ США, а с Америкой в те годы мы находились в состоянии холодной войны. Мы отмечали нашу встречу и пили водку, и Серега говорил о своем плавании на большом корабле: чтобы добраться домой, ему пришлось пересечь Атлантический океан, и на это потребовался целый месяц.
Я быстро сошелся с его компанией. Среди новых людей особо выделил Рафаила Бурова и Тараса Трофимова, которые были чуть старше меня, но это не помешало нам подружиться. Тарас был женат, у него была дочь, но жил он почему-то отдельно. У Рафы тоже была жена, и недавно родился сын, и потому он никогда не задерживался с нами и решительно уходил домой в самом начале вечера. Он был бывшим спортсменом, закончил знаменитое рязанское военное училище, но о своей дальнейшей службе особенно не распространялся. Но думаю, сплотили нас тогда общие понятия о дружбе, патриотизме и главных жизненных ценностях.
У нас обнаружилось много друзей, работавших в модных ресторанах и барах в центре Москвы, так что мы прекрасно проводили время. Я уже не был тем застенчивым юношей, который боялся сказать лишнее слово в присутствии красивой девчонки – теперь я быстро и вдохновенно знакомился и заполнял записную книжку новыми номерами телефонов. И однажды, в один из декабрьских вечеров, приключилась история, окончательно и бесповоротно разделившая мою жизнь на «до» и «после».
Началось с того, что Серега познакомился с очередной прекрасной девушкой – образованной, хорошо воспитанной и, разумеется, невероятно красивой. Девушка эта как-то сразу в него влюбилась и все пыталась затащить к себе в гости, чтобы представить своим родителям. Серега же, хоть и был не из робкого десятка, предстоящего знакомства очень боялся и потому слезно умолял меня пойти в гости вместе с ним. Я поначалу отказывался, но затем все же уступил. Мы купили цветы, шампанское и коробку шоколадных конфет, и отправились куда-то на юг Москвы, в один из тех районов, проживание в которых уже само по себе является статусом.
Квартира была замечательная. Совершенно потерявшись, мы, наверное, полчаса переминались на пороге, прежде чем сделать шаг в гостиную. Тут я должен сказать, что девушка моего друга была, конечно, очень хороша, но мать ее, назвавшаяся Анной, являла собой пример просто какой-то неземной красоты. Мы пили чай, и Серега Круглов, уже оправившийся от испуга, снова рассказывал про Кубу, про свое плаванье и про страшный шторм, я же предпочитал помалкивать, и лишь изредка, с переменным успехом, отвечал на какие-то вопросы. Мне нравилось смотреть на этих невероятных женщин, слушать их голоса, и, что уж совсем удивительно, я тоже постоянно ловил на себе пристальный взгляд матери Серегиной невесты. На прощанье она вкрадчиво пригласила меня непременно навестить ее еще раз – к примеру, завтра, когда она совершенно свободна.
Я не знал, что делать. Меня смущала разница в возрасте, равно как и то, что эта женщина – мать невесты моего друга. Все это было уже как-то слишком. Но я думал об этом всю дорогу домой, а потом еще целую ночь и в результате назавтра я снова стоял под знакомой дверью и жал на кнопку звонка.
Она меня ждала. Зажгла свечу и поставила два бокала. У нее были духи с теплым дорогим ароматом. Она рассказывала очень просто о том, как вышла замуж совсем юной, и родила дочь, а затем ее любимый муж уехал в командировку и больше уже к ней не вернулся. И что она из семьи дипломатов, знает несколько языков, и занималась музыкой и бальными танцами. Я о себе почти не говорил, только слушал, и слушал, а на вопрос о том, есть ли у меня невеста, тоже ничего не ответил, а вместо этого предложил сыграть на гитаре. Гитары в доме не оказалось, зато нашлось фортепиано. Этим инструментом я почти не владел. Меня хватило лишь на то, чтобы кое-как начать исполнение песни про то, как матери ждут сыновей дома, когда ее руки нежно легли ко мне на плечи. Мы провели эту ночь вместе.
Наутро я пил черный кофе, сваренный в настоящей арабской турке. Я, правда, был благодарен ей, о чем и сказал, среди ароматов и солнечных лучей, косо падающих из окна. И она ответила, что ни о чем не просит, но всегда будет меня ждать.
У меня были отношения с девушками, но тогда многое случилось в первый раз. Пожалуй, именно тогда я впервые познал то, что называется гармонией. И теперь могу признать, что искал повторения этой гармонии всю свою непростую взрослую жизнь.
Между тем, пришло время устраиваться на работу. В армии я подумывал, что, скорее всего, вернувшись на гражданку, выучу английский язык и пойду в плавание на каком-нибудь судне. Очень мне хотелось попутешествовать за границей, ведь я столько лет был связан с морем, ну и, кроме того, радиотелеграфисты на флоте всегда требовались – должность эта была весьма почетная и даже приравнивалась к высшему командному составу. Предлагали мне и вступить в ряды компартии, что, безусловно помогло бы мне в продвижении по карьерной лестнице, еще и платили бы лучше. Но потом я все-таки передумал, так как появилась возможность с помощью брата заниматься своим меховым делом. Да и родителям нужно было помогать, тем более отец занимался продажей головных уборов. Тут и пригодилась моя вовремя полученная специальность, и уже спустя месяц я стал сотрудником Мехового Дома моды «Зима». Параллельно, с помощью отличной характеристики из армии, записался на подготовительные курсы Института текстильной и легкой промышленности. Место моей работы находилось на другом конце Москвы – чтобы добраться туда без опозданий, приходилось вставать в шесть утра. Но мне все нравилось. Я работал под руководством матерых скорняков, осваивал искусство кроя, и очень скоро мне стали давать заказы на дорогие шубы. Практически каждый день я общался с заказчицами, а некоторых даже провожал до дома. Среди них встречались очень красивые женщины, с одной из которых у меня даже случился спонтанный роман.
У отца был патент на производство и продажу меховых изделий, и собственный магазинчик. Но я, немного поразмыслив, решил заняться бизнесом прямо у нас в квартире. В одной из четырех комнат я соорудил скорняжный стол, поставил болванки для шапок. Саша привез мне специальную швейную машинку, подбросил пару заказов и помогал с закупкой сырья. Иногда подключался и Коля, который в то время тоже горел желанием освоить эту профессию. Немного погодя к нам присоединился и Игорь.
Мы следили за модой, изучали рынок, вместе с модельерами разрабатывали лекала, подключали к работе специалистов по фурнитуре. Меховые шапки продавали в отцовском магазине, а шубы – в единственной на всю Москву комиссионке в Столешниковом переулке. В результате, спустя три-четыре месяца, наш семейных бизнес стал приносить неплохой доход: у себя в ателье я зарабатывал несколько сотен рублей в месяц, а на домашнем производстве – в десять раз больше. Все деньги мы отдавали матери. Себе я оставлял лишь необходимый минимум. Мама уже подыскивала мне невесту.
Она говорила, что надо выбрать достойную женщину, которую можно будет привести в нашу большую семью. К примеру, была одна дочка академика, студентка МГУ. Некоторое время я даже за ней ухаживал, но однажды увидел в обнимку с другим парнем и решил эту историю закончить. Как и официальные поиски невесты.
Жизнь шла своим чередом. Несколько раз ко мне домой приезжали бывшие сослуживцы, чтобы вспомнить наши армейские будни за рюмкой водки. Я работал, учился и нередко захаживал в гости к своим, как мне тогда казалось, верным друзьям или в местный бар под названием «Череп». На одной из таких вечеринок я познакомился с Натали, и долгое время думал, что это моя судьба.
Наташа была похожа на американскую актрису из шестидесятых. При этом оказалась обладательницей чудесного характера, блестящего ума и позитивного взгляда на жизнь. А еще – близкой подругой моей одноклассницы Катерины Смирновой, той самой, чья фотография, нынче безвозвратно утерянная, согревала меня страшной армейской зимой. Катрин к тому времени уже заканчивала МГИМО, стажировалась в какой-то капиталистической стране, Натали же была здесь, рядом, и очень мне нравилась. Она уже побывала замужем, недавно развелась, жила с мамой и однажды, после пары коктейлей, призналась, что еще в школе хотела познакомиться со мной через Катю, но так и не решилась. Вспоминать с ней детство и юность было как-то необыкновенно легко, мы засиделись допоздна, и когда я, как порядочный джентльмен, пошел ее провожать, Натали неожиданно спросила: «Какие женщины тебе нравятся?». «Те, которые меня понимают», – ответил я. И тогда она призналась мне в любви.
