Приближалась гонка. Сначала, на специальной конструкции для перевозки яхт, в Севастополь отправили лодки и инвентарь. Конструкция эта собой небольшой фургон с прицепом, за рулем которого обычно сидел наш водитель дядя Вася. У дяди Васи был большой опыт. Он знал, как с помощью капроновых веревок закрепить яхты на прицепе так, чтобы на большой скорости не случилось никаких сюрпризов.
Мы же должны были ехать по железной дороге. Помню, как в вечер отъезда переживала и нервничала моя мама. Она вообще всегда была против моих занятий парусным спортом – считала его слишком опасным, особенно когда дул сильный ветер. Но у меня было на этот счет свое собственное мнение, и, при всей своей любви к матери, я продолжал тренироваться в любых условиях, просто старался не все ей рассказывать. Если же мне нужен был совет, то я обращался к братьям или к отцу, мнение которого всегда очень ценил. В тот раз мама долго не отпускала меня, так что я даже немного опоздал к месту общего сбора, за что получил от тренера выговор. Мне было четырнадцать лет, и я впервые уезжал один так далеко от дома. Впереди меня ждали экстремальные приключения, море, ветер, гонки и первые победы. Всю дорогу мы обсуждали предстоящие старты. Я был совершенно счастлив.
Севастополь, где в то время размещался Краснознамённый Черноморский Флот СССР, сильно отличался от всех городов, виденных мною ранее. Он был закрыт для туристов, попасть сюда можно было только по специальному пропуску. У причалов стояли флагманские корабли и дизельные подводные лодки. По улицам ходили матросы, и военные патрули, вооруженные настоящими «Калашниковыми», проверяли документы у прохожих. Нас не просто поселили в порту – мы, вместе с другими яхтсменами, жили на одной из подлодок.
Гонки, в которых нам предстояло принять участие, назывались «Первенство Краснознаменного Черноморского Флота» и курировал их сам адмирал. Именно здесь определялись кандидаты в национальную сборную. Масштаб поражал воображение. Оказалось, что это даже круче, чем чемпионат СССР – в общей сложности на старт вышло тогда около тысячи человек из разных городов и республик.
Из нашего клуба было пятнадцать человек – экипажи и главные тренера по каждому классу. Приехали несколько ребят и девчонок в классе «Виндсерфинг», два экипажа 470, парочка «Оптимистов» и мы. Мы – это те, кто выступал на яхтах класса «Луч». Нас, то есть «лучистов», на гонках было большинство: как я уже говорил, класс этот пользовался популярностью, так что в соревнованиях участвовали более ста спортсменов, первые десять из которых считались лучшими в стране.
Мы быстренько разгрузили наши яхты, убедились, что они доехали до Севастополя в целостности и сохранности, и собрались на первое совещание в главном холле яхт-клуба. Первым выступил старший тренер сборной, Георгий Владимирович, который говорил о значении этих гонок и о том, как важно быть сконцентрированными и ответственными не только на воде, но и на суше. Затем вышел главный тренер нашего класса и призывал нас приложить все силы, чтобы войти хотя бы в двадцатку сильнейших. По его словам, всем нам предстоит еще многому научиться у фаворитов, одним из которых, по его словам, был тот самый Иван Быстров – действующий чемпион СССР и мой напарник в ветреные дни прошедшей осени. В завершении всего, мой собственный тренер отвел меня в сторону и заявил, что волноваться мне не о чем: к гонке я готов, должен делать, что умею, а если и не попаду в заветную двадцатку, то ничего страшного, ведь это мои первые серьезные старты. Во время этого разговора меня не покидало чувство, что он все же ждет от меня чего-то большего, чем просто участие, а потому я тогда же дал себе слово забыть про двадцатку и бороться за одно из призовых мест.
И вот этот день наступил. Прямо с раннего утра поднялся порывистый ветер, море покрылось пеленой и «барашками», а судья вывесил флаг, в обиходе называемый «морковка», который означал, что первый старт отложен. Несмотря на это, мы принялись вооружать лодки и переодеваться. На мои шорты, пошитые на маминой швейной машинке полгода назад, все сразу обратили внимание. Кое-кого это даже развеселило довольно сильно. Меня, впрочем, такая реакция не тронула, и я продолжал спокойно готовиться к старту. Примерно через час судья дал сигнал начинать, и флаг был мгновенно убран.
Из-за сильных волн, гонку решено было проводить не в открытой акватории, а в заливе. Старт был дан, и я попытался ринуться вперед. Но не тут-то было: лодок на небольшой стартовой линии было столько, что они просто перекрывали мне траекторию. К тому же, надутые паруса идущих передо мной забирали весь ветер. Я собрал волю в кулак, постепенно разогнался и даже обогнал многих, но дистанция была слишком коротка, поэтому, несмотря на то, что я шел очень быстро и очень ловко пробирался через скопление лодок на знаках, финишировал только пятьдесят вторым и, разумеется, страшно расстроился.
Впрочем, позже выяснилось, что многие лидеры оказались далеко позади меня, а самый сильный из нашей команды «лучистов», Ленька, пришел к финишу лишь сорок шестым. Из-за порывистого ветра с постоянными заходами и общей неразберихи, первая гонка была похожа на какую-то лотерею, и выиграли в ней не те, на кого все ставили. Мой тренер Алексей Андреевич, помогая мне вытаскивать яхту на берег, сказал, что наблюдал за мной всю дистанцию, и отметил мой быстрый ход. Последующий «разбор полетов» был посвящен тактике ведения гонки на малой дистанции при большом скоплении лодок. Я слушал очень внимательно о том, как, выжидая сбоку, лучше брать старт с чистым ветром, как проверять подводное течение, бросив у знака в воду губку, как держаться линии середины, не шарахаться из стороны в сторону и не обращать внимания на тех, кто делает иначе.
Вечером того провального дня я долго сидел в яхт-клубе. Все давно разошлись, я остался последним, и мне уже не раз вежливо намекали, чтобы я шел восвояси и возвращался завтра. Но я все сидел и смотрел на море, не замечая сам, как снисходит на меня спокойствие и умиротворение. Потом я пошел к себе, лег и всю ночь представлял себе завтрашний старт. Думал о том, что, по правилам соревнований, худшую из восьми гонок в общий зачет не берут, а значит, у меня еще есть шанс. Вспоминал все книги, прочитанные за это время, напоминал сам себе, что главное в парусном спорте – стабильность, в любом смысле этого слова.
На следующее утро ветер утих, волны стали намного спокойнее, поэтому гонку решили проводить в открытом море. До стартовой линии мы шли полным курсом, и я впервые попробовал съезжать с гребня, подрабатывая парусом – так, как прошлой осенью учил меня Иван Быстров. Я глиссировал полным курсом и заодно внимательно наблюдал за другими яхтсменами: как они правильно обрабатывают каждую волну, настраивают парус и гик.
Как только прозвучала сирена, я взял старт и на этот раз на очень большой скорости помчался вперед. Позиция была выгодная, ветер мне теперь никто не закрывал, а к пологой морской волне я уже почти приспособился. Смещая свое тело назад на подъёме и вперед при спуске, я как будто толкал лодку, помогая ей идти максимально быстро, не врезаясь при этом носом в воду. В результате, верхний знак я уже огибал в первой двадцатке, а к финишу пришел пятнадцатым, после чего стал понимать, что и это далеко не предел. В тот же день, поскольку ветер почти совсем утих, и дистанция уже была подготовлена, решили провести и вторую гонку. Это было обычной практикой. Судьи часто принимали такое решение, чтобы по нескольку раз не выставлять на маршруте огромные надувные буи.
На этот раз я взял старт по всем классическим канонам, скользил очень быстро и финишировал седьмым. Таким образом, по итогу трех гонок, я не просто оказался в заветной двадцатке, но и занимал в ней почетное пятнадцатое место, с чем меня все горячо поздравляли. Но я понимал, что могу больше. ««Сконцентрируйся и убери свой страх», – сказал мне Алексей. – Не обращай внимания на соперников. После всего, что ты сделал со своей яхтой зимой, она теперь не идет, а летит». Весь вечер, выслушивая поздравления, я перебирал мысли и настраивался на завтрашний день.
