В те годы я неплохо разбирался в химии и время от времени изобретал разные хлопушки, смешивая для этого серу, селитру, свинец и магний. Поэтому я быстренько смастерил дымовую шашку с запалом и подложил под дверь его квартиры. Я знал, что мой обидчик живет вдвоем с матерью, которая работает целыми днями и домой возвращается поздно. Я позвонил и был абсолютно уверен, что именно он откроет эту дверь. Но все вышло иначе. Когда дверь открылась, и прогремел взрыв, раздался крик, но совсем не тот, который я ожидал услышать. Кричала женщина. Я в ужасе выскочил из своего укрытия и бросился на помощь, однако изменить что-либо было уже нельзя. Милая мать моего обидчика позвонила в милицию, и уже на следующий день, на глазах у всей школы, меня уводили с уроков в наручниках.
К чести милиционеров надо признать, что отнеслись ко мне скорее сочувственно. Беседа с участковым заняла не более получаса, мне инкриминировали мелкое хулиганство и отпустили домой, пригрозив, однако, что, если я не возьмусь за ум и буду продолжать в том же духе, колонии мне не избежать. Родителям я все объяснил, как мог, но о том, как тонул в полынье, рассказывать не стал, а просто пообещал вести себя более достойно. Страшно представить, что сказала бы моя бедная мама, услышь она тогда правду. Поэтому я соврал ей в очередной раз. Это была ложь во спасение – но не мое собственное, а моей матери, которую мне очень не хотелось расстраивать. Уже тогда я понимал, что есть вещи, которые просто нельзя говорить женщинам. Это, и правда, было мое последнее выступление такого рода, никаких петард, хлопушек и дымовых шашек я больше никогда не изготавливал, а всю свою энергию и жажду самоутверждения направил на занятия спортом.
В конце весны я опять отправился в яхт-клуб, чтобы добиться-таки зачисления. В клубе спросил у первого попавшегося тренера, что нужно сделать, чтобы меня взяли. Тренер посмотрел на меня снизу-вверх и ответил, что, если бы я пришел к нему лет пять-шесть назад, он, пожалуй, сам взял бы меня без особых раздумий, но в таком возрасте и с таким маленьким ростом надеяться мне уже не на что. Я, разумеется, хорошо понимал, что парусным спортом начинают заниматься с шести лет, а в тринадцать некоторые становятся чемпионами страны, но все же продолжал настаивать. Тогда меня отправили к совсем молодому парню, который стоял возле двухместных швертботов класса 420. ««Иди и поговори с ним», – сказали мне. – В любом случае, это твой единственный шанс». Парень представился Алексеем Андреевичем Нечаевым, от занятий отговаривать не стал, а, наоборот, сказал, что все зависит только от меня самого. Так судьба меня свела с одним из лучших людей, который еще не раз становился моей поддержкой и вдохновителем. Меня подвели к яхте и представили всем как нового шкотового.
Все лето я тренировался и участвовал в московских регатах. Экипаж наш состоял из двух человек – меня и рулевого, и в первое время все было неплохо, пока не оказалось, что мы с моим напарником не сходимся характерами. Ему достаточно было просто ходить под парусом, я хотел побеждать. Он жаловался на старую лодку и состояние парусов, я считал, что результат зависит только от нас самих. У нас даже случилось несколько серьезных конфликтов, в результате одного из которых я случайно выбросил его за борт. Дул сильный ветер, и он собирался сдаться и отвалить. Я, естественно, был против и говорил что-то о воле к победе. Со стороны это выглядело ребячеством, но, вероятнее всего, я еще раз хотел доказать себе, что в жизни все зависит только от меня самого, и потому так торопился взять инициативу в свои руки.
Одним словом, надо было что-то менять. Я пошел к Алексею Нечаеву и попросил перевести меня на одноместный класс яхт – хотел сам распоряжаться своими победами и отвечать за свои поражения. Разговор вышел долгий и душевный. «Руслан, – сказал мне мой тренер. – Ты, я вижу, парень упрямый. Поэтому отговаривать тебя я не буду. Но если ты действительно не можешь без паруса, учись быть более сдержанным и направлять свою агрессию не на экипаж, а на подготовку к соревнованиям». Он посоветовал мне почитать книги, написанные великими спортсменами, чтобы понять не только тактику и технику ведения гонок, но сложности, возникающие на пути каждого человека, который хочет чего-то добиться в жизни.
Через несколько дней Алексей Андреевич и отвел меня на склад списанных лодок и указал на одну, которая лежала на боку, в стороне от других, вся в пыли и трещинах. «Ты не смотри, что она старая – сказал он, – Один из моих бывших воспитанников стал на ней призером чемпионата Москвы. Лодка быстрая, а комплекция у того парня была как раз как у тебя». Он вручил мне мачту с гиком, старенький парус, руль и весь необходимый для навигации такелаж. Следующие несколько дней я латал пробоины и готовился спустить свою яхту на воду.
Мне сразу все понравилось: лодка, действительно, была быстрая, легкая и послушная. Яхта принадлежала одиночному международному классу «Лазер», который в те времена еще не относился к олимпийскому, но быстро набирал популярность в мире, благодаря простоте управления. В СССР он фигурировал под названием «Луч». Один из наших ветеранов парусного спорта привез эту яхту из Америки в качестве прототипа, ее оценили и начали производить на собственных верфях в Сочи и Эстонии, а название изменили, чтобы не платить американцам. Класс этот быстро набирал обороты, на старт любых соревнований всегда выходило очень много лодок, и конкуренция среди юношей была велика.
Прошло несколько месяцев изнурительных тренировок, пока, наконец, у меня стало что-то получаться. Яхта идеально мне подходила, я был силен и вынослив, штудировал предложенные Алексеем Андреевичем книги и изучал законы физики, математики, аэродинамики, астрономии и географии, без которых в парусном спорте делать нечего. Мне постепенно открывались секреты ведения гонок. Я мог долго висеть за бортом, наполнять ветром парус, ловя идеальный крен и увеличивая скорость. Я научился вести яхту ровно, без лишнего сопротивления на корпус, маневрируя по ходу дистанции.
Однажды, уже поздней осенью, дул сильный ветер, и на тренировку вышли только две яхты – моя и еще одного парня, чемпиона первой в советской истории спартакиады в этом классе. Мы сошлись и устроили спарринг, который повторяли потом не единожды. В такую погоду никто больше не хотел выходить на воду из боязни перевернуться, только мы вдвоем. Сначала я за ним едва успевал, но две недели экстремальных тренировок сделали свое дело, так что, когда ветер ослабевал, я уже ему ни в чем не проигрывал.
Это неожиданное знакомство дало мне очень много. Чемпион СССР оказался хорошим парнем. Он делился со мной секретами: объяснял, как правильно стартовать и проходить дистанцию с учетом особенностей акватории, рассказывал о подводных течениях и изменениях ветра, показывал, как обрабатывать волны, идя в лавировку, и съезжать с самого гребня на полном курсе. Я учился. И в конце сентября меня выставили на мои первые соревнования.
Это были мелкие клубные старты, которые проходили прямо в нашем заливе. О престиже речи не шло, но для меня это была прекрасная возможность продемонстрировать свои новые навыки в схватке со спортсменами, многие из которых были значительно сильнее меня. Снова дул сильный ветер, и, к моему огромному удивлению, многие с ним не справились. Я же не только брал старты по секундам, но и удерживал лодку, ни разу не перевернувшись, и в результате выиграл несколько гонок. Меня отметили – хвалили и вручили грамоту, и этот скромный приз стал моим первым успехом в начале пути. Главные старты были еще впереди, но в тот момент я совершенно о них не думал и просто наслаждался победой.
Я думаю о Древней Спарте, где слабых младенцев сбрасывали со скалы. Но чтобы следующее поколение было сильным, его надо просто правильно воспитывать.
Глава седьмая. Сам выбирай свой путь
