— С кем ты связал меня? — прорычал я.

Оливер пожал плечами, а я потерял дар речи.

— Откуда я знаю? Там была очень тонкая нить, практически не было ее, если бы потянул сильнее, она бы вообще оторвалась. Поэтому я и след толком не почувствовал. Ты же хотел честно — я сделал честно. Самое светлое откопал, что в тебе было и похожее в другом человеке в твою сторону, вот и все, — Оливер оттолкнулся от пола, активно отряхивая одежду, — дождался твоего “спасибо”, братец.

— Ты связал меня с Исидой, Всевышний, — опустив голову, сказал я, — с твоей дочерью.

Эрик Крейн

Голова после разговора с Баком грозилась разорваться на миллиард микроскопических частиц. Бешеная пульсация не унималась, а лишь усиливалась с каждой попыткой подумать над тем, чтобы опровергнуть или подтвердить его теорию.

Он бы просто не позволил мне выкинуть Книгу.

Три года я отгонял от себя эти мысли. Это же так очевидно, лучший способ не дать Валери выбора. Ведь казалось, что это действительно то, что ему нужно. Он сказал об этом. Каждое его слово, будучи задвинутым в собственном теле на задний план, я слышал каждое слово. Всевышний, что продумал все до мелочей, до таких, о которых не додумался бы никто из людей и упустил такую малую деталь?

Конечно, Оливер же никогда не врет, Крейн.

Но он избивал ее по настоящему. Валери была похожа на кусок отбивной больше, чем на человека. Зажмурившись до цветных пятен перед глазами, я вновь открыл из уставившись в одну точку. Пламя, что расплавило стены подземелий, человеческие жертвы. Неужели не было другого способа? Ведь наверняка можно было провернуть все это без стольких смертей. Каждая жизнь, что угасла тогда. Я вновь ощущал их всех на своих руках. Спасая мать, я словно снова и снова пытался спасти каждого, кто навсегда остался в Башне Смотрящих. Вновь по моей вине.

Поднявшись с кресла, я подошел к стене кабинета, где с особой тщательностью развесил все, что знал, с момента появления первых жертв в Эписе. Каждый лист дела, фотографии, записи Валери с описанием следов. Все изображения из пещеры, где сложно было разобрать что-то членораздельное, но это казалось предельно важным. Увидеть всю картину целиком, постараться понять.

Мы так и не знали главного. Мотива Оливера. Он хотел вернуть Пламя? Но, как не странно, мы не понимали, зачем. Сжечь Эпис? Глаза пробегали по снимкам и записям, не видя ничего перед собой. Если вспомнить то, что мы знали из прежней истории. Все это. То, что он дважды помогал Пламя гасить, то становилось совершенно не понятно, а почему он не позволил сжечь его мне самому? Какая разница, кто бы сделал это? Что мешало позволить мне убить все живое и вновь обрести Пламя обратно?

Массируя кончиками пальцев виски, я вновь возвращался в начало.

Все считали Оливера Чудовищем и он показал себя именно таким. Каким все его знали и ожидали увидеть. Всевышний сам много лет работал над тем, чтобы все знали и видели его таким, но почему? Сжав губы, я понял взгляд в потолок. В горле пересохло.

Но… я же никогда так не думал.

Мысль ударила больно, выбивая из легких воздух. Правда, которая тупой болью разлилась где-то внутри. Валери ненавидела его в любом образе и облике. А я словно ощущал стыд за то, что не чувствую подобного. Меня ужасали действия бога, я действительно хотел убить его, но…

Я никогда не ненавидел его по-настоящему.

В отличие от тварей Пограничного леса, которых уничтожал столько, сколько помнил себя до момента с Валери. Моргнув, тряхнул головой, отгоняя мысли, что тут же волной боли пронеслись через все существо.

— Почему ты просто не мог сказать, что от меня требуется, Всевышний? — зарычал я, продолжая сверлить взглядом точку наверху, — Я ничего не понимаю.

Он сделал бессмертной сначала Валери, а после и меня самого. Но зачем? Если первая сейчас даже не принадлежит своему телу, отделенная от всего мира высоким куполом Пламени Врат. Она вообще сейчас никому не принадлежит кроме того безумного Чудовища, что занимает ее сознание.

Пальцы сами подхватили листок, что так и лежал в кармане, аккуратно сложенный. Слабая надежда. Разглаживая бумагу на гладкой поверхности стола, она испарялась, ядом растекаясь по венам. В мельчайших подробностях Макс на этот раз до каждой капли отразил все, что было в Валери.

Фиолетовый резерв. Плотный, практически черный, без единого проблеска. Переливаясь с синим, он сплетался водоворотом безумия, не давая и шанса зацепиться хоть за что-то. Гибридный поток. Все живое, что было в ней, сейчас стало лишь составляющей безумной силы, что терроризирует Эпис. Источником этой силы. Вот так выглядело бессмертие Валери. Я должен был отвернуться, но взгляд все еще продолжал искать искру. Хоть что-нибудь. Проблеск, за которой можно зацепиться.

Ничего не понимаю.

Если вот этот поток мог убить меня даже бессмертного, то какой смысл? Взгляд вновь вернулся к Книге Крейнов, лежавшей на столе. В голове вновь всплыли последние слова Валери. Книга было до смерти Всевышнего. Энергию Алана Крейна уже контролировал преобразователь.

Но этого же не могло быть, разве нет?

Коснувшись пальцами обложки, я с нажимом провел по черной коже.

— Макс! — крикнул я в пространство коридора понимая, что сын все равно где-то рядом, — Нужна твоя помощь.

Не открываясь от кожаного переплета, я слышал, как за спиной раздаются шаги. Посвящать еще кого-то в то, что предположил Бак не хотелось, а имея в доме истинного некроманта глупо было бы доверить тайну кому-то еще. Если Лазарь прав, то Макс без труда поймет это по следам, сам же не подозревая о том, что нашел. След жизни не растворяется. Никто из мертвых не касался ее, а значит передо мной улика получше Книги Безмолвной.

— Пап? — тихо спросил Макс, осторожно касаясь рукой локтя, от чего я невольно вздрогнул, — Ты в порядке?

Глаза сына были все еще красными. Опустившись на корточки, я потрепал ребенка по голове, улыбаясь. Конечно в порядке. В полном. Еще бы понять, что это такое. Мальчик нахмурился, нисколько не веря в выражение моего лица. Слишком рано ты попал во все это.

— Ты можешь, — я подхватил Книгу со стола, протягивая ее Максу, — поискать здесь след, что нашел тогда, в Доме?

Макс положил голову на бок, задумчиво разглядывая протянутый ему преобразователь. С этой Книгой я был столько, сколько себя помнил. Пальцы свободной руки мелко дрожали, дожидаясь ответа сына. Ведь если Бак прав, то тут точно должно быть что-то.

— Какой? — Макс поднял на меня взгляд, наполненный синевой, — Как мамин или тот, почти такой же, но чуть-чуть другой? Не Оливера, так?

Сглотнув слюну, я кивнул. То, что Макс знал, что первый след принадлежал Оливеру даже не удивляло. Он постоянно был с Баком или Назаром, так что уж то, что мальчик сделал для Эписа, сын знал. Хотя и не хотелось.

— Ты же помнишь его, — тихо спросил я, — тот, другой след?

Кивнув, сын протянул руку, забирая Книгу и усаживаясь прямо на пол. Облокотившись на стол, я смотрел, как медленно, едва касаясь преобразователя, сын вел кончиками пальцев над ним. Он словно ощупывал воздух, что окружает саму Книгу, принюхиваясь, щурясь, пробуя на вкус. Наверное вот так, за работой, он был похож на меня больше, чем на Валери. Хотя и делал сейчас то, о чем я имел лишь теоретическое представление. Когда сын закрывал глаза, его ресницы трепетали, словно изображение появлялось на обратной стороне век.

— Сложно, — поморщившись сказал он, — твои следы перекрывают многое, — на секунду оторвав пальцы, сын вытер ладонь о ткань легких штанов и вновь вернул руку обратно, — те были очень старыми, а тут все затерто с того времени, — нахмурился сын, — не знаю.

Кашлянув, я подошел ближе, опускаясь рядом с ним на корточки.

— Они не должны быть старыми, — охрипшим голосом сказал я, — посмотри лет десять-двадцать назад.

Сын нахмурился еще больше поднимая взгляд на меня.

— Пап, но эта Книга была у тебя, — недоуменно пробурчал сын, — а мне есть на что тратить потоки и без бесполезной работы.