– Да это я от счастья, родная, – соврала, чмокнув в лоб. С удивлением осознав, уже утро, а я не заметила, как дети оказались у меня в комнате.

– Мам, ты это, – вклинился в разговор Илья и тоже прижался с другой стороны. – Ты только нас не бросай.

– Я вас так люблю, – еле удерживалась от рыданий. Ещё немного пообнимались все и встала. Кое-как умылась, завтрак приготовила.

Перед уходом Злата и Илья меня целовали крепче обычного, словно понимали, что со мной что-то не так и прощались.

Я деланно непринужденно улыбалась, а когда дверь затворилась, медленно прошла в ванную, отворила подвесной шкафчик, где лежали лекарства. Нашла те самые антидепрессанты, которые приобрела по рецепту, но так и не принимала.

Разные варианты самоубийства обдумывала, но повешение и вскрытие вен – отмела сразу же. Не дай бог, дети первыми меня застанут. Вид матери, либо в кровище, либо с высунутым языком болтающейся на ремне, и лужей мочи на полу, аж саму передернуло от отвращения. Не желаю, чтобы у детей случился психологический срыв из-за подобной картины. Нет, шок, конечно, будет в любом случае, но пусть не с такими жуткими подробностями в памяти.

Таблетки! Самое простое и безобидное.

Набрала стакан воды, высыпала горсть пилюль на ладонь, несколько секунд смотрела на себя в зеркало, а потом решительно их запила.

Никогда не задумывалась, как быстро должно действовать лекарство.

Побрела в спальню. Взяла телефон. Подтянула ноги к груди и стала рассылать смс. Детям: «Я тя лю больше жизни!» – каждому. Бывшему мужу: «Береги их!» Любашке: «Если будет возможность, навещай моих детей!» Маме позвонила:

– Мамуль, привет.

– Доченька, родная, – взволновалась она. – Ты что? Всё нормально? – уточняла настороженно.

– Да, да, – поспешила уверить. – Тут такое… – не знала, что хочу сказать, да к тому же язык стал заплетаться. Меня подташнивало, перед глазами всё плавало. – В общем. Я тебя очень люблю, мамуль. И папу. Я вам так благодарна за всё, что вы для меня сделали, и для детей…

– Ты что удумала? – начала тревожиться сильнее мама.

– Мам, да хреново всё! Нет у меня выбора.

– Какого выбора? – паниковала родительница.

– Мам, молю, детей береги. Всегда говорим им, что только ради них жить хотела.

– Доча, – пыталась перекричать мама, – мы скоро приедем…

– А смерть моя… – не позволяла сбить с мысли, ведь уже ощущала, что вот-вот и меня вырубит, – только ради их спасения и жизни.

Пустота… Темнота. Меня покачивало. Лёгкий звук прибывающих волн, бьющихся о берег, далекое журчание воды. Так хорошо. Свободно, тихо, безмятежно, но в следующий миг эйфория оборвалась, и я вынырнула в грубую и отвратительную реальность. Меня тошнило, буквально выворачивая наизнанку. Дичайшие спазмы скручивали живот. Колики, резь… Руки, ноги дрожали, голова раскалывалась.

Вокруг гудело волнение, суета:

– Промывайте… – странно протяжно и каким-то эхом звучал мужской, суровый и требовательный голос. – Больше жидкости!

Ну, вот Ад на Земле – моё любимое курортное место и времяпрепровождение. Когда же с отпуском повезёт?!

Когда проснулась в очередной раз, оказалась опять в палате, вся в капельницах и трубочках. Первое, кого увидела – Рому. Сидел напротив. Был бледен, встревожен, печален.

– Ром, – промычала, едва разлепив пересохшие губы, и бывший муж тотчас ко мне подался:

– Мил, дура ты, а… – накинулся, но, мотнув головой, поправился: – Прости, просто ты… Мы так испугались.

– Знаю, Ром, – скривилась, ведь горло жутко болело и саднило, – зря вы меня спасли.

– Дура! – начинал злиться Ромка. – Ты хоть о детях-то подумала?

– Я только о них и думала, – сокрушалась хрипло. – Я их так люблю…

– В общем, так, – перебил бывший, – я им не сказал, что ты натворила.

Я ощутила, как глаза обожгло слезами.

– Ну что ты?! – тотчас расклеился бывший. Всегда так реагировал, когда плакала и обижалась. – Мил, не надо…

– Спасибо, – выдавила, переполненная благодарностью.

– Я сказал твоим родителям, и детям, что тебе нужно было срочно на курс новой терапии лечь. Ты не ожидала, что так получится, но тебе придётся чуть дольше остаться. Переволновалась, вот и начала себя немного неадекватно вести. Испугалась, что умереть можешь…

– Ты ведь знаешь, что я тебя люблю? – ляпнула неожиданно.

– Знаю, – кивнул Ромка и по-отцовски чмокнул в лоб. – Мы с тобой вместе многое пережили. Я был не самым лучшим мужем, прости.

– Простить? Это ведь я всё испортила… Ром, а это переживём?

– Мил, – замялся бывший, и я поняла по взгляду, что он не собирался налаживать наши отношения, – боюсь, это касается не только нас с тобой.

– Почему?

– Мил…

– Как тут поживает наша пациентка? – в палату стремительно вошел высокий мужчина. Он мне понравился с первого взгляда, светловолосый, с правильными чертами лица, интеллигентный. Но, когда увидела переливающееся золото в синих глазах, тотчас стало плохо. Схватила Ромку за руку:

– Не оставляй меня с ним.

– Ты что? – изумился супруг… бывший. – Роберт Евгеньевич тебя с того света вытащил. Причём, как понимаю, не первый раз.

Мужчина, тем временем, стоял напротив и с любопытством смотрел на меня.

– Я не просила, – процедила сквозь зубы, в голос вложив все негодование и обиду.

– А я не мог позволить такой женщине бросить своих детей, – был до отвращения бесстрастен врач.

– Я не бросала! – кинула с вызовом. – Спасала.

Теперь уже в синих глазах мелькнул живейший интерес:

– Роман Анатольевич, вы бы сходили кофе выпили, детям отзвонились, что мама скоро выйдет. Родителям, что их дочь идет на поправку, а я пока с Миленой тет-а-тет побуду. Ей нужен разговор со специалистом и очень демонстративная порка, а то она теряет ощущение реальности.

Ромка встал и вышел, даже слова не сказав.

Я сжалась в комок, понимая, что сбежать не удастся, впрочем, как и позвать на помощь. Всё что оставалось – следить за врачом и ждать дальнейшей участи.

– Ну, тихо, Милена, – спокойно одернул Роберт Евгеньевич со снисходительной улыбкой – теплой, располагающей. Приблизился, по-хозяйски принялся осматривать: глаза, рот, руки, ноги, живот. – Я не причиню вам зла, – гипнотизировал без стеснения.

– Так ли? – отозвалась хладнокровнее, чем ожидала, на миг обрадовавшись, что у врача не получалось на меня воздействовать.

– Почему вы так поступили? – нахмурился Роберт Евгеньевич, но интересовался мягко без нажима.

– Были на то причины, – попыталась отвернуться, но мужчина заставил меня посмотреть ему прямо в глаза, удержав за подбородок.

– Вы поражаете своей силой и желанием быть независимой.

– Это разве плохо?

– Это удивительно, притом, что вам пришлось пережить, а насколько знаю, одержимость – неизлечима!

– Тогда, может, хватит меня мучить? Всем вам? Просто отпустите меня… А я сама решу, можно ли избавиться от одержимости.

– Вас преследует кто-то из наших? – цепкий взгляд прогулялся по моему лицу и остановился на глазах.

Не выдержала напора и зажмурилась:

– Не хочу никого из вас ни знать, ни видеть.

– Вот это боюсь, невозможно, – без капли раскаяния бросил Роберт Евгеньевич и по скрипу койки, поняла, что мужчина встал. – Мы существуем с вами в одном мире. И, раз вам известно о нас, просто смиритесь.

Чуть расслабилась и всё же посмотрела на врача:

– Если бы ваши разборки не касались нас, людей, думаю, мы бы спокойно уживались, – вздохнула горько. – Но вам и развлекаться хочется ,и нас грушами для битья выставить.

– Вам кто-то угрожал? – настаивал Роберт Евгеньевич строго.

– Я устала, – отвернулась и, подтянув одеяло к подбородку, вновь закрыла глаза.

– Хочу, чтобы вы знали, – ровно лился голос врача. – Никто вас не обидит в стенах этой больницы. Я даю вам слово.

Не ответила. Да и что?

Курс реабилитации помогал восстанавливаться физически и, конечно, он бы не смог пройти без посещения специалиста-психотерапевта. А так как им по всем документам являлся Эпштейн, ему позвонили и сообщили, что я в очередной раз в больнице.