Он засиял.

— Правда? Не врёшь?

Да уж! Девчонок ему не видать, как своих багровых ушей!

Я взяла куски пиццы с соседнего столика — для голубей, и мы вышли на улицу. Парк был через дорогу.

Я отламывала кусочки и кидала в урчащую стаю. Пальцы испачкались в жире и кетчупе, но мне было плевать. Сбросив кроссы, я откинулась на спинку скамейки и приоткрыла рот.

Иван не догадывался, что нужно делать. Он только болтал: о себе и о школе, о девчонках, о музыке.

Почему в этом мире никто не умеет молчать?

Пришлось говорить и мне.

— Ты почему меня красивой назвал?

— Но ты ведь… Эта кожа, ресницы… И эти фиалковые глаза!

Фиалковые? Ну и романтик!

Я влезла на скамейку с ногами, опрокинула Ивана, измазав ему футболку, и впилась губами в его слишком болтливый рот. Я целовалась всего пару раз и никогда не использовала язык. Но, по сравнению с ним, я была опытной.

Впервые в моих отношениях с мужчинами мне было приятно.

Потом я надела кроссовки, сказала: «Пока!» и ушла.

Он что-то кричал мне вслед, но я не слушала.

Всё должно быть мимолётно.

Не будет пошленькой свадьбы, денег в конвертиках и блюющих гостей. Не будет съёмной квартиры и покупки дивана. Не будет быстрого секса, скандалов, придирок к еде. Не будет нищенской пенсии и взаимных упрёков.

Он запомнит меня на всю жизнь. Запомнит мой запах и вкус.

Я навсегда останусь мечтой.

Что я могу ему дать? Я ведь умру, а он будет жить.

Назад добиралась я долго, в тряском вонючем автобусе, с озлобленными пассажирами. Потом долго шла через степь. Солнце было не жарким, но подгорела я всё равно.

Я облилась водой, сменила одежду и отправилась на поиск Мурлыки.

Мальчишка накинулся на пиццу так, как будто неделю не ел.

Мне очень хотелось ему рассказать про встреченного пацана, и о том, что я скоро умру. Послушать рассказ о бессмертной девчонке со звёзд, которую я ненавидела.

Наверное, Мур нашёл бы слова.

Но он ничего не спросил.

В шесть всех согнали на фильм, спонсоры подарили проектор. Я понимала, что всё неспроста — нужно было отвлечь ребят о произошедшего.

Ленка претендовала на место Танюхи — орала, рассаживая девчонок. Подключив видавший виды ноутбук, Семёныч поставил «К звёздам».

Фильм напомнил скучное путешествие звёздной принцессы, и я бы заснула от видов пустынных планет. Но Злата, решив, что её мужичок отправился в детство, уселась со мной. Девочки зашептались, а Злата положила руку мне на бедро.

Я сидела и думала, что со Златой у нас есть что-то общее.

Нас двоих придержали. Мы не такие, как все.

Когда свет погас, настала пора путешествий. Лихой астронавт отправился на поиск отца, а тёплые девичьи пальцы — на поиски наслаждений. Они слегка прикасались к коленке, а после скользили наверх, под короткую юбку, и теребили резинки трусов.

Мою руку Злата решительно положила себе на бедро. Но что делать дальше, я не понимала.

Залезть к ней под юбку? Я провела дрожащей рукой вверх и вниз.

Вышло глупо и неестественно. Злата сказала: «Щекотно!»

Дальше я просто сидела, позволив действовать Злате.

По экрану летели кораблики, похожие на «игрушки» наших девчонок, и танцевали звёзды. А я не могла разобраться, что нужно чувствовать, когда человек тебя трогает не для того, чтобы доставить боль.

Сначала мне было страшно и вспоминалась война. Но увидев, что Злата не лезет в трусы, я расслабилась, и дальше было приятно.

Так продолжалось почти два часа. Танцевали внутри живота острокрылые бабочки, а трусы прилично намокли. Мне уже очень хотелось, чтоб Злата, в конце-то концов, их сняла. Но она это так и не сделала — вероятно, боялась запачкаться. Это ведь Злата, волшебное солнечное создание!

Я ощущала себя идиоткой. Что я вообще о себе возомнила?

Прихорошилась! На что я надеялась? Что она меня будет ТАМ целовать?

Я всё понимала. Кто я, и кто Злата! Но всё равно, было очень обидно.

— Как тебе город? — спросил Мурлыка, едва мы вышли на крышу.

— Столько людей! А какие машины! Настоящая жизнь!

— Настоящая? — он скривился презрительно. — Вся эта бурная деятельность — просто гормоны. Если у тебя их немного — создашь семью, жёнушку заведёшь. Но если захочешь ебать моделек, придётся айтишником стать или предпринимателем. А не повезло, и запросы совсем необычные — к примеру, охота срать девочке в рот — тут уж, прямая дорога в начальники! В депутаты или в полицию. Такое позволено только им!

Вспомнилась котельная, трубы, Илья.

Неужели он будущий депутат или полицейская шишка? Может и так — если судить по тем, кто к нам приезжал.

— Люди, Мика, очень похожи. У «плохих» секс и насилие — в жизни, а у «хороших» — в книгах и на экране. Разве могло быть иначе? Основа мира — борьба. Мы убийцы и приспособленцы — в миллиардном поколении, ещё от бактерий.

— Думаешь, только в сексе причина?

— Нет, конечно. Главное, чувствовать себя самым крутым. Идиоту без этого не заснуть.

Я уселась и свесила ноги во тьму. Мурлыка опасливо щупал рукой парапет, пытаясь понять, где кончается крыша. Я помогла, и он плюхнулся рядом.

— Но ты ведь всегда рвёшься в город!

— Пиццу люблю. Жрал бы её трижды в день! Но, за исключением пиццы, ничего хорошего в городе нет.

Проглот и наркоша, чего с него взять?

Я размышляла о том, чего я хочу. Уж точно, не срать в чей-то рот!

Хочу, чтобы были живы мама, отец и сестрёнка — не у меня одной, а у всех. Хочу, чтобы на свете не было интернатов. Хочу, чтобы люди не дрались и не воевали…

Как много всего мне, оказывается, нужно! Столько невыполнимых и странных желаний! Вот так скромница-Мика! Куда проще, стать президентом страны и тащится от власти и важности. Жаль, это мне ни к чему.

— Знаешь, Мика, пора бы тебе повзрослеть.

— Не хочу! Дети, они настоящие. А взрослые — просто функции: врач, инженер, художник. Не хочу я стать функцией, это такая же смерть!

— Смерть. Но без неё, ты останешься пустышкой — куколкой, не превратившейся в бабочку. «Настоящего», никак не проявившего себя человека, и не увидишь! Ветер можно заметить только по действиям, да и те — не его, просто солнце нагрело землю.

Мурлыка вдруг погрустнел. Потом сказал очень твёрдо, обращаясь как будто бы не ко мне, а убеждая себя самого:

— Это подарок, который придётся вернуть. Отдать жизнь тому, что любишь больше всего.

— Мур, а ты чего хочешь? Ну, когда станешь взрослым.

Он покраснел и отвёл глаза. Потом внезапно спросил:

— Как тебе фильм? Понравилось?

Я вздрогнула и отвернулась.

Глупо! Будто Мурлыка мог видеть, что делала Злата!

— Чепуха! Называется «К звёздам», а летят на Нептун. И столько ляпов… Без фильма понятно, что обезьянкам в космосе нечего делать. Гуляй среди зелени, трахай жену!

Мурлыка нахмурился.

— Ладно, девчонки… Но от тебя, я не ждал! Для чего каждый день разговариваем?

Он надулся и замолчал.

Что за день! Мне и так было плохо — бабочки не прекращали порхать, а тут ещё…

— Прости. Расскажи, что я не так поняла? — к Мурлыке несложно найти подход, как и ко всем мужикам. Это не Злата!

Мальчишка сразу оттаял.

— Разве не ясно, что в космос никто не летал! Брэд Питт — это Будда, и путешествовал он в глубины себя, в поисках Бога-творца. Видала, какой он был собранный и сконцентрированный! Это ему помогало. Мешали инстинкты. Дикость — приматы, жадность — торговцы, трусость — экипаж корабля.

Приехали! Брэд Питт — это Будда! Не нужно быть детективом, чтобы понять — перед фильмом Мурлыка нажрался грибов.

— Нахрен искать отца, которому на тебя наплевать? — были у нас такие девчонки, слёзные письма писали.

Мурлыка снова нахмурился.

— Не богохульствуй! У нас тут не демократия — вякнешь, Вселенная стукнет по голове, — потом он добавил тихонько: — Не хочу, чтобы ты умерла. Больше всего, я боюсь остаться один.