Кас протянул двадцатидолларовую купюру.
Сэм дружески похлопал его по плечу:
— Добро пожаловать назад в общество, Кас. — Дин поднял свой кофе в знак тоста.
До этого момента Кас вел себя совершенно невозмутимо, но тут на его лице вдруг мелькнула эта его редкая полуулыбка, и он смущенно наклонил голову. Это вышло совершенно очаровательно. И когда они вернулись в автобус и Кас снял свой рюкзак, Дин вовсе не удивился, увидев, что все его перышки распушились.
И оставались в таком состоянии весь день.
***
Поездка превратилась в одну из самых приятных и спокойных за последнее время. Они восхищались каждой встреченной коровой и лошадью, съели немыслимое количество печений, и Кас настоял на том, чтобы покупать кофе почти на каждой заправке, что они проезжали. В конце концов Дин и Сэм увлеклись негласным соревнованием в том, кто заставит Каса чаще улыбаться — рассказывая ему интересные истории, указывая на еще более красивых коров и лошадей, вспоминая шутки, которые бы Кас понял, или даже находя на радио музыку, которая бы ему нравилась (что включало несколько часов классической музыки и даже несколько народных песен. И Дин обнаружил, что вовсе не возражает).
В прошлом Кас улыбался довольно редко, но сегодня все было иначе. Он улыбался при виде лошадей, улыбался музыке, улыбался шуткам, которые понимал, и даже тем, которых не понимал… он улыбался всему.
Раз или два он даже усмехнулся тихим придыханием, чего Дин никогда не слышал от него раньше.
В конце концов они достигли спокойного участка, проезжая по Миссури во второй половине дня, и наступило затишье. Сэм нашел на радио какую-то классическую музыку, и они мирно слушали ее, глядя на ландшафты за окном. Дин снова был за рулем, Сэм и Кас почти задремали.
У Дина наконец появилась возможность подумать.
Обо всем.
О разном.
О том почти поцелуе.
До этого момента он не думал о нем вообще. Катастрофа, чуть не произошедшая с Касом вчера, не говоря уже о надвигавшейся угрозе со стороны ковбоев элементалей и их неизвестной Королевы, не давали Дину сосредотачиваться на эмоциональных переживаниях. Но теперь, в этот краткий миг тишины за рулем микроавтобуса, мысли Дина вернулись к тому странному моменту.
К тому моменту, когда он держал лицо Каса в ладонях, отчаянно желая показать ему, как он важен, и когда Дину пришла в голову… пришла в голову неожиданная мысль.
«Это было странно, — думал Дин теперь. — Странная мысль. Мне и правда захотелось его поцеловать». Он дал себе время свыкнуться с этим знанием. Прочувствовать его, распробовать на вкус, привыкнуть к этой мысли.
Он украдкой бросил взгляд в зеркало на Каса. Кас по-прежнему дремал, положив подбородок на руку и прикрыв глаза. Дин какое-то время рассматривал его лицо.
Ему пришло в голову, что он практически обдумывал ту же самую странную мысль сейчас. Каково было бы поцеловать Каса? В губы?
Какие были бы ощущения?
Это была какая-то бессмыслица. «Я не гей, — подумал Дин. — Я знаю, что не гей. Просто… нет».
И Кас не был геем — в этом Дин был уверен. Конечно, у него бывали эти странноватые «моменты», странные долгие взгляды. И, на самом деле, не сказать, чтобы Дин совсем не понимал их потенциального толкования. Порой он даже гадал, что у Каса на уме. Особенно в первые пару лет. И, может быть, несколько раз в Чистилище…
Но между ними явно была просто крепкая дружба. В конце концов, стало ведь совершенно ясно, что Кас — натурал. Во-первых, он ни разу ничего такого не предпринял по отношению к Дину — и уж точно не от отсутствия возможности. И, когда Кас потерял благодать, практически первое, что он сделал, это переспал с женщиной. Тут же. Это доказывало, что он натурал, — разве нет?
Хотя… в то время Кас был бездомным и в отчаянии, и наивным и доверчивым, и женщина оказалась жнецом и соблазнила его только чтобы войти к нему в доверие, после чего пытала и убила его… так что… может быть, у Каса толком не было выбора?
Но все равно он ведь сказал, что секс ему понравился, даже сказал, что она была «сексуальная». По какой-то причине Дин запомнил лицо Каса очень ясно, в тот момент, когда Кас это сказал. «Така-ая сексуальная», — сказал он в том баре, и Дин (который сам завел разговор насчет того, понравилось ли Касу, из любопытства, что тот скажет) немедленно подумал: «О, так он натурал… о». Дин до сих пор помнит, как попытался скрыть мгновенное замешательство какой-то тупой шуткой и как заглотнул пива. Чтобы дать себе время заново откалибровать свое представление о Касе.
По какой-то причине это воспоминание так и осталось с Дином с тех пор.
Черт, Кас даже был женат однажды, если подумать. Кас был натуралом, это было ясно. И Дин был натуралом. Они оба были натуралами. Кас был натуралом, Дин был натуралом. И Сэм тоже был натуралом. Все было… натурально просто: Кас был натуралом, Дин был натуралом, Сэм был натуралом, Мак был натуралом, Роджер был натуралом — вообще все мужики, которых Дин лично знал, были натуралами. Весь мир вдруг стал казаться натуральным, и даже коровы, мимо которых они проезжали, наверное, были натуралами. Коровы и лошади.
«Вы ВСЕ натуралы», — думал Дин, глядя на ни в чем не повинных корову и лошадь, пасущихся рядом в поле, совершенно не подозревающих, что Дин пристально оценивает, как близко они друг к другу стоят. «И кончайте пастись вместе, вы двое, — думал Дин. — Нечего тут разным видам баловаться вместе! Коровы должны быть с коровами, а лошади с лошадьми. Так в жизни заведено».
Кас рядом с ним вдруг сказал:
— Какой красивый рисунок на этой лошади! Дин, ты видел ту лошадь?
Голос у него был такой радостный, что Дин вдруг понял: «Это неважно. Это даже неважно». Мысли Дина вдруг слились в единое ясное заключение: «Мне все равно, что это значит. Я просто рад, что Кас здесь. Я просто хочу, чтобы он был счастлив».
Вдруг стало ясно: главной задачей было сделать так, чтобы Касу было удобно и он был счастлив (настолько счастлив, насколько возможно было в условиях спасения мира от шести могущественных элементалей). Главной задачей было донести до него, что он с семьей, которая его любит. А не пугать его, не смущать и не волновать странными осложнениями.
И, конечно, завтра им предстояла охота. Никаких речей — таково было правило. Никаких прощаний, и ни к чему надумывать всякую ерунду. Для вечера перед охотой у Дина вообще был целый ритуал. Надо было подготовиться, конечно (проверить оружие, обсудить план и так далее), потом надо было хорошенько поесть, посмотреть дурацкий фильм, немного выпить, может быть попытаться чем-то рассмешить младшего братишку. Может быть, переспать с девчонкой, если таковая была, но, если нет, не беда. И потом как следует выспаться.
НИ О ЧЕМ серьезном думать было нельзя. И ни о чем непонятном. Надо было позаботиться о семье, и потом выполнить свою работу. И точка.
Таковы были правила.
***
Через несколько часов после заката они наконец пересекли по мосту Миссисипи (река казалась очень широким участком зловеще темной воды) и въехали в маленький город Дайрсбург, штат Теннесси. Дин сумел найти дешевый мотель с одноэтажной планировкой, где можно было запарковаться сзади прямо у двери в номер, так, чтобы их не было видно из офиса. При такой планировке мотеля Каса легко было провести в номер на ужин и для того, чтобы он мог освежиться. (Согласно указаниям Мака, Касу пока не разрешалось принимать полноценный душ из-за ранок от титановых спиц, но Кас сказал, что уже приноровился обтираться влажным полотенцем.)
После ужина и обтирания Кас настоял на том, чтобы спать в автобусе снаружи. Он был совершенно очарован автобусом (он называл его исключительно «мой автобус») и ему нравилось думать, что снаружи он может оставаться на часах. Дин немного нервничал по этому поводу, но автобус был хорошо защищен, и у Каса под боком имелось разнообразное оружие, плюс ангельский клинок, плюс телефон, плюс ключ от номера, и Кас снова и снова уверял Дина, что с ним ничего не случится. Но Дин чувствовал, что надо его проводить, помочь ему развернуть матрас и устроиться. Потом, пока Дин сидел в задней части автобуса, подтыкая одеяло вокруг ног Каса, уже собираясь пожелать ему спокойной ночи, он заметил, что кончики перьев Каса были немного растрепаны.