— Бог никогда не хотел, чтобы человечество было уничтожено цунами, — сказал Кастиэль, с грустью покачав головой. — Или стеной огня. Ты всегда был неправ, просто не можешь в это поверить.

— Нет! — выплюнул Калкариил. — Это я был прав, а ты — неправ всегда! Я творю добро. А ты приносишь вред!

Сара прервала его:

— Тогда почему эта штука вертится при твоем приближении? — Она подняла распятие.

Калкариил уставился на нее, затем посмотрел на маленькое распятие в ее руке. Оно вертелось против часовой стрелки. Кас тоже остановился, озадаченно глядя на распятие, и теперь Сара твердым шагом направилась к Калкариилу. Она сказала, медленно продвигаясь вперед:

— Только посмотри!

Сэм с усилием направился следом за ней со словами: «Сара!» — и Дин поморщился при виде того, как она отвлекала на себя внимание Калкариила (в конце концов, он не только обезумел от гнева, но еще и держал в руке нож).

Но Сара, похоже, не боялась, и Дин вспомнил, что она однажды провела наедине с Калкариилом целых три дня.

— Ты мне однажды сказал, — произнесла Сара, — даже несколько раз — ты говорил мне МНОГО раз, — что цель твоя праведна и справедлива. Но тогда… почему вертится это распятие? — Она прошла мимо Кастиэля и приблизилась к Калкариилу. Распятие завертелось быстрее.

У Калкариила, казалось, прошел весь запал.

— Это не освященное распятие, — произнес он медленно, глядя, как оно вертится.

Кас возразил:

— Освященное. И освящено оно было старым вавилонским методом.

— Значит, ты не так провел обряд!

— Я провел его безупречно. Но можешь сам проверить, — предложил Кас. Он забрал распятие у Сары и бросил его Калкариилу. Калкариил поймал его немного неловко и рассмотрел, держа на ладони.

Кас сказал:

— Как ты можешь чувствовать, оно освящено по всем правилам. Ты же чувствуешь?

Калкариил не ответил. Он медленно свесил распятие на цепочке. Оно снова закрутилось против часовой стрелки.

— Не может этого быть, — сказал Калкариил медленно. — Не может… Ведь это означало бы…

Дин вставил:

— Это означало бы, что ты всегда ошибался?

Последовала долгая пауза, пока Калкариил тупо смотрел на крутящееся распятие. Сэм сказал:

— Это означало бы, что весь твой план с самого начала был неверен?

Сара добавила:

— Больше того. Он был злым.

И Кас закончил:

— И это означало бы, что гибель Зифиус — по большей части на твоей совести.

— Ой! — произнес Кроули. — Прямо под дых, Кас!

Кас грозно посмотрел на него.

Калкариил смотрел на распятие, казалось, бесконечно долго. Все вокруг стояли в тишине.

— Жаль вас разочаровывать, — сказал наконец Кроули, подойдя ближе. — Но оно крутится из-за меня. Это я тут самый злой, а вовсе не Калкариил. Видите, если я его беру, оно крутится еще быстрее. — Он подошел к Калкариилу и забрал распятие из его оцепеневших рук, после чего отошел с ним в сторону.

Распятие замедлилось. Не остановилось совсем, но замедлилось.

— Эй, минуточку! — запротестовал Кроули. Он отошел еще дальше, и распятие замедлилось еще. Кроули недовольно потряс распятие. — Оно что, сломано? Так не должно быть! Я самый злобный. Я — всегда самый злобный!

— Не может быть… — пробормотал Калкариил, глядя, как Кроули медленно идет обратно к нему. Распятие опять ускорилось.

Кроули на мгновение замялся. Оглянувшись на остальных, он прочистил горло и сказал с явной неловкостью:

— Эм… давайте мы оставим эту незначительную деталь между нами? Рты на замок, ага? Потому что, честно говоря, если пойдет слух, что ангел обскакал меня при проверке распятием, мне никогда от этого не отмыться.

— Как я могу быть хуже него? — произнес Калкариил оцепенело.

— Потому что тебе виднее, — ответил Дин. — Кроули — просто клоп.

— Эй! — возмутился Кроули обиженно.

— Потому что наша работа, сам смысл нашего ангельского существования — в том, чтобы защищать творение, а не разрушать его, — сказал Кастиэль. — У Кроули не было такого задания от Бога. Он не нарушал клятвы, не нарушал обета. А мы нарушили. Нам, ангелам, было дано прямое задание: защищать творение, защищать человечество. И мы дали клятву, дали обет. — Кас набрал воздуху и продолжил: — Калкариил, если кто и знает, каково это: совершить ужасную ошибку, ошибку, которую, кажется, невозможно исправить, — так это я, честное слово. Калкариил, еще не все потеряно! Ты можешь искупить вину! Правда можешь! Если захочешь. Но ты должен посвятить себя тому, чтобы защищать человечество и смертный мир, который оно населяет. Ты готов на это?

Калкариил еще некоторое время смотрел на распятие. Потом поднял глаза к темнеющему небу.

— Калкариил, — сказал Кастиэль с чувством, глядя на клинок в своей руке. — Я не должен прибегать к этому. Смертная земля прекрасна. Если бы ты только узрел…

— МОЛЧАТЬ! — рявкнул Калкариил. Его лицо исказилось. — Если воля Божья и правда в том, чтобы эта планета существовала в таком виде… значит, это Бог неправ! А я прав. Я ЗНАЮ, что прав!

Он поднял свой клинок.

— Калкариил, предупреждаю тебя… — произнес Кас, подняв клинок в ответ.

Но Калкариил больше не обращал на него внимания. Он смотрел на распятие еще секунду (оно ускорилось), потом бросил его на землю и плюнул на него. После этого снова расправил свои покалеченные крылья. Ни говоря больше не слова, он перехватил клинок и срезал плечевые перья со своих крыльев. Кас охнул, но Калкариил даже не вздрогнул: он отсек плечевые перья, все до единого, двумя резкими взмахами. На левом крыле, затем на правом, так что они осыпались на землю.

Из перерезанных стержней полился серебристо-белый свет. Это вытекали остатки могущества Калкариила.

Калкариил бросил клинок на землю.

— Оставь себе свою планету! — сказал он Кастиэлю, презрительно скривив губы. Он сорвал с шеи серебряный медальон и бросил его на пыльную тропу поверх срезанных плечевых перьев, распятия и зеленой чешуйки. — Оставь себе своих грязных крыс! Своих уток, своих тупых мышей, грязных обезьян, свою грязь и вонь, свою несчастную полную боли жизнь! И свои жалкие эмоции! Оставь себе все! И свое чувство вины, и горе, и страдания, и одиночество, и боль! Оставь себе своего никчемного мертвого Бога, Кастиэль: ты ведь знаешь, что он никчемен, знаешь, что он мертв, и знаешь, что он всегда ценил эту планету не больше песчинки! Оставь себе свое дерьмо! Свой смрад. Потому что ты воняешь, Кастиэль, — воняешь как смертный, и так же жалок, как все они. Оставь себе все это, купайся в этом, пока солнце на поглотит эту планету заживо, оставь себе все, ползай в грязи — ты и твои мартышки! Я умываю руки!

Он в последний раз расправил изувеченные крылья.

В памяти Дина промелькнули строки из Шмидт-Нильсена: «Среди ангелов существует даже форма добровольного изгнания, называющаяся “обесплечиванием”, при которой ангел отсекает плечевые перья на обоих крыльях и отправляется в последний неконтролируемый полет… Таких ангелов никогда больше не видят».

Покалеченные крылья Калкариила сделали мощный хлопок.

Очевидно, у него оставалось достаточно могущества и достаточно первостепенных и второстепенных перьев, чтобы взлететь в последний раз, даже в земном измерении. Он взмахнул крыльями лишь раз и взмыл в небо на запад с умопомрачительной скоростью, оставляя за собой серебристый след из остатков могущества.

Элементаль сделал попытку поймать Калкариила челюстями, когда тот проносился мимо. Но Калкариил двигался так быстро, что теперь казался лишь серебристым пятном. («Метеор, — подумал Дин. — Комета».) И снова элементаль остался ни с чем и заревел в ярости. Мгновения спустя от Калкариила не осталось ничего, кроме бледно-серебристого следа, протянувшегося над водой, над водоворотом, к западному горизонту.

Он устремился почти точно в направлении садившегося солнца, сообразил Дин.

Элементаль поднял свой чешуйчатый нос к небу и взвыл от досады. Он проревел раз, потом еще раз. Потом снова мотнул своей гигантской головой к берегу и с подозрением уставился на группку людей.