При этом она бросила взгляд на больную ногу Дина. Дин мысленно дал себе пинок. Воздушные жемчужины могли его вылечить?

Но тогда… почему от них покалывает руки? И температура не проходит?

— Вы уверены, что они целебные? А не… вызывают болезни?

— Определенно целебные. Так бабушка сказала. Она очень обрадовалась, что я раздобыла одну.

— А… они могут помочь в поиске людей? — спросил Дин.

— Об этом бабушка ничего не сказала, — ответила девушка, закрепив вещи в кузове дополнительными веревками и оглянувшись на Дина озадаченно. — Не думаю, что они как-то связаны с поиском людей. Они полезны именно благодаря целительной силе. О, и еще бабушка сказала, что большинство людей их не распознает. Я сразу увидела, что они особенные, но большинству людей они кажутся обычными камушками. Нужны способности, чтобы узнать в них нечто большее, чем просто камень. Но у меня есть способности. Я замечаю необычные вещи. Поэтому я и попала в этот странный промысел. Я вижу всякое.

— Типа призраков? — предположил Дин.

— На самом деле, нет, как ни забавно, — ответила девушка, закинув свой рюкзак в кабину. — Мой брат видит призраков, но я нет. Призраки — холодные; я не вижу холодное, я вижу в обратном направлении, в теплом… во всяком случае, так бабушка это объясняет. Если честно, я и сама не знаю: мне-то кажется, что я вижу обычные вещи. Иногда я вообще не замечаю, что другие люди не видят того же! Хе! В общем… — Она уселась на водительское место в пикапе. — Это все, что мне известно.

Дин был немного разочарован. Конечно, если эти штуки помогут залечить его лодыжку, это хорошо. Но что насчет Сэма с Касом?

— Что ж… спасибо за информацию, — поблагодарил Дин, стараясь не падать духом.

— Не за что, — ответила девушка. — И кстати… Если решите продавать вторую, не отдавайте меньше, чем за тысячу. Семь с половиной сотен — это практически даром. — Она улыбнулась ему, закрыла дверь пикапа и завела двигатель. Потом сдала назад, неловко развернула машину и поехала через поле по разъезженной колее, ведшей к главной дороге.

Дин вздохнул, глядя ей вслед.

Он повернулся и посмотрел на опустевшую стоянку. Все машины теперь разъехались: вдали виднелся только Фольксваген, припаркованный в тени дерева.

«Не сдавайся».

Дин сглотнул и пошел к Фольксвагену.

Полминуты спустя он услышал визг машины, слишком быстро сдающей задним ходом, и, повернувшись, увидел, что пикап девушки неровно едет задом по колее обратно к нему.

Дин отошел с дороги, и машина остановилась рядом с ним. Девушка держала в руке телефон и махала им в открытое окно.

— Бабушка перезвонила! — крикнула она. — Она вспомнила еще кое-что. Мне стало совестно, так как я вас практически облапошила. — Она улыбнулась. — Это мелочь, но я решила, что надо вам сказать, чтобы хоть как-то отплатить. Бабушка вспомнила, что ее прабабка называла их иначе. Ее прабабка называла их слезами ангела. И говорила, что, если такой камешек появляется, значит тебя охраняет ангел и почему-то плачет. Глупость, конечно, но я решила, что вы, ребята, оцените. Учитывая костюмчик вашего друга!

Дин уставился на нее.

— Что?

— Слезы ангела, — повторила она. — В общем, так она сказала. Ладно, счастливо. — Девушка снова тронулась, пока Дин безмолвно таращился на нее. Потом она высунулась из окна и добавила: — Кстати! Вы! Мистер!

— Ч-что? — произнес Дин снова. — Что вы сейчас сказали?

Но девушка ответила:

— Не вы, ваш друг. Которого вы, кстати, так и не представили. — Она указала в поле рядом с Дином.

В пустое поле. Она смотрела в пустоту примерно на четыре фута левее Дина. В то же место, вдруг понял Дин, куда периодически соскальзывал ее взгляд. Она вовсе не была обдолбана — ни раньше, ни сейчас; она на что-то смотрела.

Но там никого не было. Дин был в поле один.

И все же девушка смотрела в пустоту с дружелюбной улыбкой, а потом произнесла, обращаясь в воздух:

— Я только хотела сказать, что костюм у вас зашибись. Один из лучших, что я видела на этой ярмарке. Отличная работа. Ну ладно, ребята, всего хорошего!

Она исчезла в окне пикапа, нажала на газ и поехала по дороге, оставив Дина позади с открытым ртом. Через несколько секунд он резко развернулся и осмотрел поле вокруг.

Никого не было.

Еще секундой позже он почувствовал покалывания в руке.

========== Глава 29. Восемьдесят две молитвы Кастиэлю ==========

Дин был так удивлен, что сначала даже не отреагировал. Он долгое время смотрел на свою покалывающую руку, пока до него не дошло.

Покалывания. На руке — покалывания — прямо у него на руке…

Он снова осмотрел поле с отчаянной надеждой — вокруг по-прежнему никого не было. Дин закричал девушке в пикапе: «Стой, СТОЙ!» — неловко пробежав за ней несколько шагов по разъезженной колее. Но она была уже слишком далеко, чтобы услышать его. Ее машина выехала на главную дорогу и через мгновения исчезла из виду.

Дин остановился и обернулся кругом, снова глядя в поле. Поле было пустым. В зоне видимости по-прежнему никого не было — лишь примятая трава вокруг. Солнце опускалось к горизонту, заливая поле пологими оранжевыми лучами.

Дин почувствовал легкое тепло, как будто на его плечи кто-то набросил невесомое невидимое одеяло.

Разве на закате не должно было холодать?

— Кас? — прошептал Дин пустому полю, заходящему солнцу.

И немедленно покалывания на его руке появились снова, на этот раз отчетливее, как мелкие иголочки. Покалывания. ПОКАЛЫВАНИЯ ПО ВСЕЙ ЕГО РУКЕ.

— Кас? Черте что… Кас, это ты?

Дин ощутил внезапную волну покалываний на лице. На одной щеке.

На щеке. Где Кас всегда касался его, когда исцелял, — всегда, когда Дин бывал ранен… когда Кас пытался унять его боль.

Дин дышал тяжело, пытаясь упорядочить разрозненные мысли, пытаясь сосредоточиться. Гребаное «повреждение нервов»… Ведь отморозил он себе только кончики пальцев, а «повреждение нервов» никогда и не касалось его пальцев, ведь так? Обычно ощущения были выше на руках, иногда даже на плечах, и часто — на щеке.

Во всех тех местах, где Кас обычно касался его.

— Ты пытаешься прикоснуться ко мне, — прошептал Дин в воздух.

Снова покалывания. Теперь уже на обеих руках. И на затылке, на шее сзади. (На затылке. На шее сзади.) Они становились все сильнее, как приступы острого зуда; кожа горела почти болезненно. Дин начал терять контроль над руками: пальцы самопроизвольно подергивались. Это должно было быть вовсе не приятное ощущение (похоже было на легкие удары током), но стало вдруг самым чудесным ощущением на свете. И — это знакомое ощущение тепла, окутавшее его, ощущение жара…

Тепло. Жар. В больничной палате на Кадьяке всегда было слишком жарко, так что Дин просил сестру выключить отопление; в Фольксвагене по пути из Сиэтла с Сарой печка никак не отключалась; в бункере тоже вечно было слишком жарко… И погода! «Необычно теплый февраль». И потом «необычно теплый март», так что снег вокруг бункера растаял раньше времени, и у дверей зацвели крокусы… и все эти грозы, и теплый ветерок, и теплые дожди…

Даже недавно, уже в эту поездку, Дину пришлось выключать в автобусе кондиционер на длинных перегонах. Когда он добрался до Калифорнии, в автобусе всегда было тепло по ночам, пока Дин (и Кас?) в нем спали; а потом, за день, пока светило солнце, автобус, как ни парадоксально, остывал … как раз когда Дин (и Кас?) покидали автобус.

Неужели тепло всегда исходило от Кастиэля? Теплая погода была признаком его присутствия? Тепло вокруг означало, что он стоял рядом с Дином?

Неужели Кас все это время был рядом?

Покалывание становилось все сильнее, все болезненнее, пока Дину не пришлось отступить, поморщившись, и спрятать руки под мышками. Волна покалываний немедленно прошла, и «одеяло тепла» исчезло в то же мгновение. Кас, должно быть, отошел. Это был Кастиэль, Дин был уверен; он был рядом, просто невидимый. Конечно…. Дин же ЗНАЛ, что Кас мог становиться невидимым! Как он мог забыть? Он об этом знал! Кас, должно быть, как-то застрял в этом невидимом состоянии!