«Гляну в себя, затворюсь на мгновение…» Гляну в себя, затворюсь на мгновение, Берег увижу в белёсой тени, Где не мечталось мне отдохновение, Где на колени я падал все дни. В зимних обителях дальнего климата Всё неподвижные виделись сны. Мало крупин перемыто и вымыто Снами такими-то из тишины. Что за забота о хлебе, о рыбе ли, Коли всю ночь напролёт бобыли Толки вели не о убыли-прибыли, Но о погибели русской земли. В кокон завьюсь от воздушного голода, Грамоткой выживу берестяной. Непоправимое время расколото В чистое золото купли иной. «Несовершенное несокрушимо…»
Несовершенное несокрушимо. Что ты ночами не спишь И поселяешь легко, без нажима Звуки в бумажную тишь? Бледные лыжники в снежном затворе, Вдаль ускользают они, И буераки, и скалы, и горе Нам остаются одни. Лучше огонь на морозе затепли! Кто бы тебя ни стерёг, Он не отыщет в отеческом пепле Слабенький тот костерок. Так и следи за огнём безпризорным, Жди… а бумага проста: Ночью и днём, между белым и чёрным Блёкнет её пестрота. 25. XI. 2015 г. Максим Жуков «Как в келье с отключенным Интернетом…» О себе: родился в 1968 г. в Москве. Поэт, прозаик, журналист. Служил в Советской Армии. Выпустил в московских издательствах три книги. Публиковался в «Литературной газете», журналах: «Знамя», «Нева», «Юность», «Шо», «Артикль», «Homo Legens» и других. Постоянно живу в Евпатории. Выбрал «провинцию у моря». Как ни странно, столица меня не особо жаловала в плане литературных наград, а вот Санкт-Петербург – напротив: здесь я становился лауреатом конкурса Таmizdat (2007), победителем конкурса «Заблудившийся трамвай» (2012) и обладателем Григорьевской поэтической премии (2013). По логике вещей – следовало бы осесть на благосклонных ко мне берегах Невы, а я верен Крыму. В интервью обычно сетую на то, что любовь к инвективной лексике препятствует публикации моих лучших стихов в российских СМИ. В Крыму пишу роман о Москве и бандитских клубах, где работал в середине девяностых администратором. «Это сатира на повседневность и на самого себя… И еще: сквозь легкомысленный смешок проступает нечто искреннее, живое, располагающее. Что? Какая-то потерянность.» Сергей Шаргунов «Что получаем в остатке неразделённой любви? – …» Что получаем в остатке неразделённой любви? — Дачный посёлок? – в порядке! – прочно стоит на крови. Осени купол воздушный? – красные листья – ковром. СССР простодушный мы никогда не вернём. Нет – говорю – и не надо! Хватит того, что стою Средь подмосковного сада в легкодоступном раю. Как над «Поленницей» Фроста Бродский всерьёз рассуждал, Так над поленницей просто – я бы стоял и стоял. Думал бы, чувствовал, видел; вспомнил бы всё, что забыл: Женщин, которых обидел; женщин, которых любил; С кем оставлял без пригляда запертый на зиму дом; Нет – говорил – и не надо, как-нибудь переживём. Дачный посёлок в порядке; и за домами, вдали, Тянутся чёрные грядки преданной нами земли. Наша кривая дорожка стала ничьей у ручья, Смотрит с поленницы кошка, тоже до лета ничья. Не существует страны той – с плохоньким инвентарём Дачу оставим закрытой, кошку с собой заберём. «Я помню, как идёт под пиво конопля…» Я помню, как идёт под пиво конопля И водка под густой нажористый рассольник. Да, я лежу в земле, губами шевеля, Но то, что я скажу, заучит каждый школьник. Заканчивался век. Какая ночь была! И звезды за стеклом коммерческой палатки! Где я, как продавец, без связи и ствола, За смену получал не больше пятихатки. Страна ещё с колен вставать не собралась, Не вспомнила про честь и про былую славу. Ты по ночам ко мне, от мужа хоронясь, Ходила покурить и выпить на халяву. Я торговал всю ночь. Гудела голова. Один клиент, другой – на бежевой девятке… Вокруг вовсю спала бессонная Москва, И ты спала внутри коммерческой палатки. Я знать не знал тогда, что это был сексизм, Когда тебя будил потребностью звериной. …К палатке подошёл какой-то организм И постучал в окно заряженной волыной. Да, я лежу в земле, губами шевеля, Ты навещать меня давно не приходила… Я не отдал ему из кассы ни рубля, А надо бы отдать… отдать бы надо было. «Идут по вип-персонной —…» Идут по вип-персонной — По жизни центровой — Сережка с Малой Бронной И Витька с Моховой. Практически – Европа. Цивильная толпа. Услуги барбершопа, Веган-кафе и спа. У всех живущих в Центре — Особый кругозор: И BMW, и Bentley — Заставлен каждый двор. И прочно – пусть нелепо! — Роднит одна земля С агентами Госдепа Прислужников Кремля. Стритрейсер по наклонной Летит как чумовой — Сережка с Малой Бронной Иль Витька с Моховой? В хоромах эксклюзивных Который год подряд, Наевшись седативных, Их матери не спят. Сплошные биеннале. Хотя не тот задор, Кураторы в подвале Ведут привычный спор: Почти во всякой фразе — «Контемпорари-арт». Как лох – так ашкенази, Как гений – так сефард. Но если кто из местных, То ты за них не сцы! Сидят в высоких креслах Их деды и отцы: Фанаты рок-н-ролла, Любители травы. Одни – из комсомола, Другие – из братвы. Но всем с периферии Девчонкам, что ни есть, За столики пивные Возможность есть подсесть — С улыбкою нескромной И с целью деловой К Сережке с Малой Бронной И к Витьке с Моховой. И, влезшие счастливо В шикарные авто, Под крафтовое пиво О тех не вспомнят, кто За этот кайф бездонный, За праздничный настрой В полях за Вислой сонной Лежат в земле сырой. |
