«Притронусь к черепу, ощупаю виски —…» Притронусь к черепу, ощупаю виски — Подкостные ручьи медлительны и вязки, Как реки подо льдом, и на подъём легки, Звяцают бубенцом, исполненные ласки. Я знаю эти швы, я помню этот плеск. Когда забвенному переглянуться не с кем, Он проникает в кровь, и угашает блеск, И зрение томит мерцанием нерезким. И вот уж на скале не ель, а кипарис, И мрамор на море белеет, а не льдина, И византийский свет над теменем навис, И в костнице моя глава – не сиротина. Пусть боль пульсирует. Прости, забытый брат, Молчи и поминай безроднейшего братца. Теперь везде тепло… Ты сам глядел назад И знаешь, каково в потомстве потеряться. «Средь алчной суеты всеядных и копытных…»
Средь алчной суеты всеядных и копытных Горят безсонницей и молятся о ней Усталые глаза авгуров любопытных, Прозрителей ночей, утешителей дней. Грядущее темно; день ясный посерёдке; А вечность за спиной – моргнул и был таков, — Где сонмища святых толпятся, как сиротки Без роду-племени, вне знаков и веков. 15. II. 2016 г. Гарь Нетерпеливец сквозь день хлопотливый, сквозь год Тянется к свету со дна земляного колодца, В небо глядится и всё горемыкой слывёт — До острия дотянуться и не уколоться. Нет бы ужаться и мериться жизнью самой, Где, присмирев, не впадая в ее половодье, Лошадь плетется и тянет телегу домой Без ездока, потерявшего путь и поводья. Мы не торговцы, не биты судом и стыдом, Тень достижений за нами не шастает следом, Многоименный и многомятежный Содом Нам не смертелен, хотя и до времени сведом. Вот и дотянемся, вот и дотерпим, даст Бог, До ужимания времени, года и даже До проясненья, когда Илия и Енох Снидут на стогны московские в гари и саже. 9. Х. 2015 г. Догадка Се Человек, разумен и духом стоек, Но не искусен льщению и письму, И среди банков, святилищ и новостроек Тошно и негде главу подклонить Ему. Ходит в толпе субботней, в весеннем гаме, Всё оживляет, что косно или мертво, Луг, расцветая, поёт под Его ногами, Тучи сгущаются над головой Его. Как Он пришёл-то – пешком ли? Рыбарским судном? Ваша смоковница что – зелена? Суха? Что ваш закон со своим приговором судным Против Его единственного стиха? 25. IV. 2016 г. Июньский вьюнок Бегучей болью ясновидца Ищу, ищу, Ищу, вокруг кого обвиться, И гибким стеблем трепещу. Привившийся на пепелище, Я средь ветвящихся вещей Светолюбивей всех и чище И всех нищей. Неповреждённой пуповиной Сочится счёт, А время кровью неповинной Ни в чём – сквозь зелия течёт. Превечной нежности опора, Извечной твердости ища, Душа моя пряма и спора И живуща. «У моря, на Кильдине-острову…» У моря, на Кильдине-острову, Где краткий день весны слепит и вянет, Святителя Николу наяву Увидит всякий, кто его помянет. Там слабых нет, баркас ловцов не ждёт, Там зверь морской в родстве со зверобоем, И если благодать не снизойдёт, Не удержаться в жизни им обоим. Седой старик идёт себе по льду, Таинственных исполнен повелений, Равно целует волю и беду, Хранит и стон людской, и хрип тюлений. 19. XII. 2016 г. «Не крестом, не беcсонною думой…» Не крестом, не беcсонною думой Вы небесный стяжаете дом, А какою-то статью угрюмой, Да скупой богословскою суммой, Да лукавым трудом. Вам даны теплохладные зимы, Где не надо скорбеть ни о ком, Где томящие тени – незримы, И не движутся грады и Римы, И любовь под замком. Вы дремали под вечным закатом В пыльном сумраке библиотек С Аристотелем и Аквинатом, Вы не сораспинались с Распятым. Как проснетесь навек? 15. XI. 2015 г. «Не по-русски и не по-дурацки…» Не по-русски и не по-дурацки Воет северный ветер, когда Для правителя барские цацки — Замерзающие города. Как Олег, Святослав или Игорь, Хоронясь за оконным стеклом, Пересилят играющий вихорь, Не знакомый со словом-теплом? Чем войны переменчивый опыт, Повсеместно тычки нанося, Этот вечный разжалобит ропот, Голосящий о всех и о вся? Вся подлунная мощь голубая На воздушный выходит разбой И, в счастливом бою погибая, Мiродержца влечёт за собой. 25. XII. 2016 г. |
