— Я смогу её сделать счастливой, так что отцепись от неё, — продолжал вдогонку Бореско, и Шалорт не выдержал — сорвался в бег.

Куда бежал — он не знал, да и не видел ничего. Минув академический городок, он бежал, сдерживая силу, вспоминал слёзы, причиной которых был он. Её хриплый голос, полный презрения, убивал его. Что он натворил? Зачем не удержал свою сущность? Ревность — пагубное чувство. Оно разрушило его контроль, разрушило дружбу. Ян ворвался в пролесок и отпустил свою силу, помчался так, что воздуха в лёгких не оставалось. Летел, не чувствуя ног, жмурясь от ветра, бьющего в лицо. Резкий обрыв, прыжок и ледяная вода приняла разгорячённое тело. Бушующее море, острые камни, хлёсткие капли начинающегося шторма. Ян не замечал ничего этого, он плыл под водой, пока хватало воздуха, всплывал, чтобы вздохнуть и вновь плыл, чтобы убить себя, свою чёрную сущность. Он и сам не осознал, когда захотел подчинить себе Марусю. Её упорство взбесило, подстегнуло надавить, взять силой. И он чуть этого не сделал, если бы не слёзы. Они бриллиантами искрились на светлых ресницах, срывались с них, омывая еле заметные веснушки.

— Уходи, — вновь услышал Ян и замер, отдавая себя воде.

Если бы не Бореско, он бы подождал еще немного, если бы не его поползновения к кудряшкам, именно тогда что-то сломалось в Яне. Это его кудряшки — белые, упругие, самовольные завитки, пахнувшие самым притягательным запахом. Ян открыл глаза, в них стояли слёзы, но капли с неба смывали их, унося в море. Солёная вода качала на своих волнах, иногда накрывала манаукца с головой, но он не шевелился, разглядывая чёрные тучи, скрывающие собой звёзды. Вдали сверкнула молния. Одежда давно насквозь промокла, но Яндору было безразлично всё, пока на руке не завибрировал коммуникатор.

Моргнув, манаукец поднёс его к глазам. Отец. Звук звонка уносил ветер. Опустив руку, Ян попытался успокоиться. Холода манаукец не чувствовал, лишь боль. Желание умереть опять вернулось, как тогда, на больничной койке, после очередной операции. Он забыл, что такое боль, но она не забыла о нём и вернулась.

— Маруся, — тихо позвал Яндор, и небо ответило ему раскатом грома. Он наговорил ей такие глупости. Правда, в тот миг его поглотило тёмное желание сорвать с неё одежду и заставить признать, что она его, вся, полностью. Только его. Низменные, животные инстинкты взяли верх, и на миг ему привиделось, как он это делает. Как наполняет собой хрупкую Марусю, а она кричит, вырывается, бьётся под ним от боли.

— Я монстр, — шепнул Ян, рассмеявшись. Дождь усилился, как и волны, которые всё сильнее качали распростёртое тело манаукца.

— Я монстр! — громче крикнул Шалорт, признавая себя поверженным. Они добились того, чего хотели, эти безликие унжирские доктора. Он сильнее любого манаукца, он быстрее ветра. Он много чего может, но заполучить одну единственную, ту, что ему доверяла — уже никогда.

— Я ничтожество, — шепнул он, и его голос потонул в очередном раскате грома.

Коммуникатор на руке продолжал вибрировать, мешая полностью погрузиться в самобичевание. В этот раз пришло сообщение от отца.

Моргнув, Яндор стёр капли дождя с лица, прежде чем прочесть сообщение: «Позвони мне срочно!»

Шалорт усмехнулся. Срочно он точно никому и ничего не обязан, но тревога за родителя заставила вернуться на берег, который чёрной полосой виднелся вдали. Легко преодолел расстояние ровными гребками, пронзая ледяные волны, пенные гребни. Красные глаза заливали порывы начавшегося шторма, закрывая обзор. Яндор, цепляясь пальцами о каменные уступы, поднялся вверх по обрыву. Подставил лицо дождю, затем медленно побрёл в лес, чтобы укрыться под хвойными деревьями. Добежал до академии, и только там неспешной походкой вернулся к себе в комнату, наплевав на то, как он выглядит со стороны. За окнами сверкали молнии, шквалистый ветер обрушился на городок. Мокрый Яндор шёл навстречу Хемеру, стоящему возле его комнаты. С рубашки и джинсовых брюк вода стекала на чистые полы, образуя ручейки. Роботы-уборщики двигались следом за манаукцем, стирая солёные разводы.

— Что случилось? — тихо спросил его Хемер, но Ян даже слушать его не стал, молча вошёл в комнату, закрывая перед прихвостнем отца дверь.

Приняв душ и переодевшись, Яндор перезвонил отцу.

— Сын, — короткое слово вместо приветствия, и тишина.

Керим всё понял по безразличному взгляду сына, по потухшему взору.

— Порой женщин сложно понять, сынок. Они выбирают, полагаясь на свою особенную логику…

— Чего ты хотел? — прервал его Ян, переводя пустой взгляд на голограмму отца.

— Беспокоился.

— Я жив, — отозвался Шалорт и выключил коммуникатор.

Он лёг на кровать. Не удержавшись от соблазна, достал другой коммуникатор и включил его. Она спала, закутанная одеялом с головой. Спала, разбросав одежду. На его руке завибрировал комм, опять отец прислал сообщение.

«Затаись, не показывайся ей на глаза неделю. Пусть поймёт, что ты стал для неё воздухом. Можно сыграть на ревности, на её подруге, хотя это не лучший приём. Но не давай ей о тебе забыть. Через подругу, пусть она говорит о тебе ей. Поверь, она сама придёт, если любит».

Яндор перечитал строки отцовского совета, и в душе появилось спокойствие. Если любит. Но она не любила его, да и навряд ли полюбит.

Тяжело вздохнув, Ян вновь стал смотреть на экран с фильтром ночного зрения, где на кровати спала та, в чьих руках осталось сердце Дракона.

Новоман

Дом четы Махтан

В кабинете Викрама он и Линда сидели за столом, глядя в экран моноблока, и ели мороженое. Женщина со всеми удобствами расположилась на коленях мужа. Тонкий шёлк халата скатился с гладкой кожи бёдер, оголяя их. Мужская рука время от времени поглаживала коленки Линды, поднимаясь всё выше. Но женщина нетерпеливо хлопала по шаловливым пальцам, отвлекающим её от присланной видеозаписи.

— А у них во всех комнатах камеры стоят? — поинтересовалась она, наблюдая, как белокурая девушка вскочила с кровати и стала отходить от Шалорта. Дизайн в унжирской академии порадовал глаз своим вкусом и отсутствием железа. Пусть и пластик, но достаточно крепкий. А розовые оттенки были приятным дополнением.

— Да, даже в душевых.

— Что? Даже там! — возмутилась Линда, оборачиваясь к Викраму.

— Любимая, что ты хочешь от унжирцев. Они же помешаны на этом и не считают чем-то зазорным смотреть, как другие сексом занимаются.

— Ну да. Что это я, — выдохнула та в ответ и зачерпнула мороженое. Следить за развитием отношений этой парочки вошло в семейную традицию. Перед сном они с мужем просматривали отчёты, которые уже не мог читать Джохар из-за ухудшения состояния Сониры. Ревность фаворитки перешла все границы, и бедного Джо просто держали на домашнем аресте. Президент, конечно же, принял заявление об отпуске, и некоторые дела были переданы Махтану, хотя это и не входило в его обязанности.

— Это он зря, еще и с языком, — пробормотала Линда, качая головой.

— Что, вообще, на него нашло. Манаукцы так не поступают, — возмутился Викрам, гневно втыкая ложку в фисташковое мороженое. Трёхкилограммовая банка накренилась, оставляя влажный след на полированной поверхности стола, и встала на место.

— Любовь, — со вздохом протянула Линда. — Это Бореско хорошо придумал, так развести его.

— Думаешь, специально?

— Да. Ты видел, как он висел в руке Яндора? Словно безвольная тряпка. Он ждал, когда тот его ударит, и тогда Мария точно бы стала защищать его. Но и жалкого вида хватило, чтобы сердобольная повелась.

— Я думал, женщины выбирают сильнейшего, — неопределённо произнёс Вик, поглядывая на жену.

Та, облизнув ложку, стукнула мужа по лбу.

— В любой женщине есть материнские инстинкты. Мать-заступница. Вот на этом и сыграл Бореско.

На экране Шалорт покинул комнату, а девушка скатилась по стене на пол, и из динамиков послышались звуки рыдания.

— М-да, нехорошо получилось, — покачала Линда головой, сетуя на тугодумность Марии. Если бы она была на её месте, то ни за что бы не отпустила Шалорта, а эта? — Дети, — прошептала она, глядя на следующий кадр.