Снова Олег приехал в Омск. С армией вопрос был закрыт. Вернулся на завод в Омск. Там проработал три года. За это время стал бригадиром, уважаемым человеком в рабочем коллективе.

После известных Даманских событий на дальневосточной границе его как офицера запаса срочно призвали в армию. Место службы определили – Дальний Восток, в военную авиационную часть летчиком- штурманом на МИ-4.

***

Есть у каждого из нас такие события, которые всплывают в течение жизни при каждом удобном случае, когда хочется сердцем погреться. Володя чаще вспоминал занятия в суворовском. Почему-то сейчас в разговоре с Генкой всплыла именно такая картинка.

На политинформациях, которые регулярно проводились офицером – воспитателем, преподавателем истории или преподавателем курса военного перевода, суворовцы все чаще слышали о том, что в Европе в последнее время не все спокойно. То в Польше, то во Франции вспыхивают народные волнения. Тон забастовкам обычно задавали студенты. Неспокойно и у наших друзей в Чехословакии. Там создали какой-то «Клуб-231», членами которого являются репрессированные элементы, не истребленные в 1945 году, – фашистские прихвостни, недовольные существующим строем, и спецслужбы Запада активизировали подрывную деятельность против социалистической Чехословакии. Им удалось поднять мятеж против законной власти.

Всплывали картинки классов. В аудитории висело несколько больших карт – политическая карта мира со странами и их границами и физическая двух полушарий. А ещё находилась карта вполовину меньше – с чёткой береговой линией Турции и Греции. На третьей карте – Средиземное море в районе соединения его с Атлантическим океаном и проливом Гибралтар. Майор Леонид Иванович Зайцев рассказывал про мировые проблемы, положения в стране и про события на острове Даманский 15 марта 1969 года на реке Уссури.

Не все суворовцы писали конспекты. Считали способ переписывания чужих мыслей в общую тетрадь зубрежкой. В этом были уверены Володька Снегирев и его товарищи. Однако командир взвода и преподаватель истории думали иначе. В военной структуре все должно быть единообразно и делаться по команде.

– Тот, кто не хочет писать конспекты, подрывает принцип единоначалия и авторитет преподавателя. В военное время за это осудил бы военный трибунал, – пугал майор. – Запомните: мы готовим из вас будущих защитников Родины. А вот скажите, что есть наша Родина?

– Советский Союз! – раздался дружный ответ.

– Кто враги Советского Союза?

– США и страны НАТО!

– Что мы делаем со своими врагами?

– Боремся!

–Молодцы, правильно мыслите!

Володе вспомнилось одно занятие, тема которого была интересной, но майор Зайцев все время умолкал. Видно было, что мысли офицера -воспитателя находились далеко от всего, о чем он говорил. Он твердил стандартные фразы, приводил какие – то абстрактные примеры. Чувствовалось, комвзвода думал о чём-то своём.

На улице шел дождь. Он время от времени подходил к окну и по нескольку минут смотрел на улицу. Неожиданно для всех он произнес:

– Между прочем, советские ученые недавно установили, что температура тела птиц, летящих в стае, на два градуса выше, чем температура птиц, летящих по одиночке…

Ребята молча переглянулись. У Гены глаза расширились. Всем показалось, что после этих слов капли дождя перестали барабанить по подоконнику. Словно тот, кто командует воздушной стихией, услышав сказанное офицером, тут же перекрыл дождевой кран. За окном стало заметно тише. Левка Васильев с любопытством посмотрел на офицера.

– Суворовец Васильев, в чем дело? – спросил майор, словно пожалев о только что обнародованном весьма сомнительном научном факте.

– Птицы летят! Хорошо! – неуверенно констатировал Лева.

– Что хорошо?

Васильев улыбнулся, видимо, по причине, только одному ему известной.

– Это, наверное, когда они на запад летят, температура выше… – заметил сидевший за первой партой суворовец Толя Морозов.

– Почему на запад? – тут же негромко спросил Зайцев.

– Ну, на зимовку, – вступил Володя.

– На юг, Владимир, птицы летят! Слышишь, на юг! На запад только диссиденты улетают!

– Товарищ майор, а как же температуру измерили у птиц? – встал из – за стола Лева Васильев.

– Что измерили? – повел бровью майор. – Ну, как – как? Наверное, специальным термометром, как же еще? – Майор вытер платком лоб.

– На лету? – не унимался Левка.

– Ну, не знаю, может, из космоса как-нибудь.

– Может, брехня это?

–Что?! – возмутился Леонид Иванович.

– Простите! Может, это глупость? Непроверенный факт? – поправился Васильев.

– Может! Сегодня подскажу старшине, чтобы тебя в наряд поставил. На кухню. Согреешься там быстро!..

Майора Зайцева, командира взвода, колоритного офицера, любили все. Умница, начитанный, образованный, он, кроме всего прочего, прекрасно играл на фортепиано. В Ленинской комнате стоял хороший инструмент, и Леонид Иванович, в полевой форме, портупее, в сапогах играл ребятам Шопена. Полевая форма и фортепиано остались в памяти Володи как одна из драгоценных картинок училища…

Володя посмотрел на витрину. Генка водил пальцем по округлому стеклу.

–Как такое выпуклое стекло делают для витрин?

– Спроси у преподавателя физики, – улыбнулся Володя. – Он тебе все популярно объяснит.

– Мороженое будем?

– Не. Я, наверное, куплю желе, – засмеялся Володя. – Не хочу пока мороженого.

Прошедшая недавно ангина отбила надолго любовь к мороженому. Хорошо, что обошлось без осложнений. Володя поставил на стол креманку с двуслойным желе и посыпанными сверху засахаренными ягодами. Поймав Генкин взгляд, взял его чистую ложку, собрал половину ягод и положил в его мороженое.

– Спасибо! – выдохнул Гена.

«Мальчишка», – снисходительно подумал Володя. Они хоть и были одногодками, но Володя родился в начале года, а Гена – в самом конце, поэтому фактически был старше почти на одиннадцать с половиной месяцев. Гена был младше всех, и в некоторых вопросах казался ребятам ребенком.

– У нас была корова, и молока было море. Так вот, родители наши уходили на сенокос, а мы сутра быстренько наберем земляники, прибежим домой, со всех банок сливки снимем. Сахар и земляника…У -у -у! Это так вкусно! А запах! Правда, вечером нас лупили ремнем, так как молоко домашнее мамка продавала, и была очередь на определенные дни. А сливки были собраны нами, вот и получали. А еще я помню из детства ……Молоко хранила мамка в кринках в погребе…И что было для меня чудом – на улице жара, а в погребе ледник…Братишка однажды чуть не утонул, поскользнувшись на льду…потому и запомнил…

Володя молча слушал друга.

– А помнишь, как лучше есть землянику? Надо налить в тарелку холодного молока, крепко подсластить его сахарным песком, хорошо размешать, пока не растает, а потом уж и сыпать в молоко землянику. Некоторые давят землянику в молоке ложкой. Этого делать ни в коем случае не нужно, потому что молоко от земляничной кислоты хотя и порозовеет, но свернется хлопьями. А я люблю целыми ягодами.

То, что Гена любит ягоды, Володя хорошо знал, он периодически отдавал ему из компота янтарную плотную курагу и изюм.

Все мальчишки сделали на сегодня самое важное дело – отправили своим мамам и девочкам письма. Больше ничего особенного запланировано не было. Они медленно ели и смотрели в огромные витражные окна, сидя за маленькими круглыми столиками, и смотрели на чужие жизни, мелькавшие на главной улице города.

– Я потом, когда женюсь, буду все праздники праздновать в кафе, – проговорил Володя. – Люблю красивые стулья, большие люстры, скатерти. Мама всегда стелет скатерть перед обедом. Где бы мы ни жили, куда бы ни переезжали. А твоя мама стелет скатерть?

– Моя…наверное…Не помню. Нет, не стелет, – Гена спотыкался о свои воспоминания. И перевел разговор на другую тему. – А Нина к тебе приедет?

–Приедет, конечно. Мы поженимся и поедем вместе в Ленинград учиться. Мы все давно решили. Она поступит в институт имени Лесгафта. Она лыжница, так бегает, что снег клубами вокруг поднимается! Я распланировал свою жизнь на много лет вперед. Я все знаю, что со мной будет.