Звоню инокини, та говорит:

– Исчезла твоя Таня.

– Как исчезла?

Мы с Андреем собирались в ближайшую субботу ехать за ней, везти к матушке Варваре.

Паспорт, страховой медицинский полис оставила в обители и пропала. Я даже забеспокоился, может руки на себя наложила. Инокиня сказала, что никаких залётов с пьянством у Тани не было, нога зажила.

Расстроила меня Танина пропажа, где она, что с ней? Вдруг дней через пять звонок на сотовый, номер неизвестного абонента высветился. Из трубки Танин голос. Сначала пошла вразнос, никак не ожидал от неё такой прыти.

– Зачем вы меня взяли с Андреем? – с истерикой закричала в трубку. – Вы знали, какая я! Вы эксперименты надо мной ставили!

Потом сбавила тон. Стал спрашивать, не обижала её инокиня. Я думал: инокиня выжила. Раза три спрашивал, всякий раз отвечала, что никаких обид на инокиню Елену, наоборот – человек она хороший, беззлобный, просто у неё характер такой. К концу разговора Таня опять в слёзы:

– Вы знали, какая я, зачем всё это надо было делать?

Потом заявляет:

– Приезжай, хочу тебя увидеть.

– Ну, встретимся, – говорю, – и что дальше? Что?

Разозлился на неё. Откровенно разозлился. Старались-старались для неё. Понимал, что она со слабой волей – куда ветер подует, туда и несёт, а не мог не злиться.

– А что мне сейчас делать? – спрашивает.

– Держись, – говорю, – церкви.

– Мне сказали, церковь не поможет.

– Кто сказал? Кто?

– Сказали.

То ли у неё видение было, то ли что. Бесы, конечно, не отстали от неё. Такой лакомый кусочек ускользает. Они строили-строили домик, а его начали разрушать, вот и вцепились посильнее.

Таня опять на истерике давай просить меня:

– Приезжай, увидимся, а потом всё!

– Что, – спрашиваю, – всё?

– Всё!

Я отказался. Хотя, может, надо было…

Опять же, приехал бы, ну и что? Зачем? Посмотреть друг на друга?

Предложил отвезти её к матушке Варваре, она:

– Нет-нет, только не сейчас…

– А когда, – говорю, – когда?

– Не сейчас, потом…

Очень я на неё обиделся в тот раз.

– Держись, – говорю, – церкви.

И прервал разговор.

Один шаг оставался до монастыря, всё сделала, что наказала матушка Варвара. Исповедалась, причастилась, рана зажила. С монастырём жизнь могла по-другому пойти…

Искренне хотел помочь Тане прийти в себя, опамятоваться. Живёт создание Божье, а никакой радости, ничего у неё нет. Ничего нет. Ни дома, ни здоровья, ни детей, по большому счёту. И впереди беспросветность. Кому нужна? Да никому. Во многом сама виновата… Но ведь не в диком лесу человек – люди вокруг. Хотел помочь… И не удалось. Всё, получается, зря.

Андрей не согласен.

– Нет, – говорит, – не напрасно возились с ней. Она столько грехов нацепляла за свою жизнь, а тут впервые покаялась в них, Господь простил. А ещё причастилась! Какое это благо для души! Матушка Варвара молилась за неё. И сейчас, не исключаю, продолжает. Представляешь, кто просит Бога за Таню! Нет, не зря…

Хотелось, чтобы не зря…

Будучи в больнице как-то с Таней пошли покурить. Курила немного, есть сигареты – покурит, никто не даст – терпит. Стоим, курим, она рассказала случай из бродяжнической жизни. Осенью обитала на трубах, холодно было, вдруг ливень как из ведра. Сплошной стеной хлынул. Всех бомжей на теплотрассе замочило до последней нитки, а она сухая. Молилась, говорит, Богородице, и ни капельки не упало.

Мать Ангелины, Елена Архиповна, была из натур оригинальничающих. И происхождением не из князей, а поди ж ты… К имени дочери подошла с позиции, дескать, Тань, Ань, Надь и Светок с Лидками без того пруд пруди, надо позаковыристей. Остановилась на Айседоре. Перед официальной регистрацией дитяти похвасталась своему отцу, вот, дескать, как звучно наречём внучку! Это не какая-нибудь Тонька или Зинка. Дедушка новорожденной задохнулся от негодования.

– Ты, Лена, совсем спятила? В будке у нас сука Найда, а в доме внучка Айседора!

– Папа, при чём здесь Найда? – вспыхнула молодая мамаша.

– При том, что не майся дурью! Назови Марией в честь моей мамы, твоей бабушки!

– Ага, будут дразнить: Маша с «Уралмаша»! Или – Манька с трудоднями!

– А её буду звать Айседурой! Маму мою, будет тебе известно, никто не дразнил, наоборот – с уважением относились. Прислушивались, что Мария Михайловна скажет!

– До революции «Уралмаша» с трудоднями не было! – ввернула свой аргумент дочь.

И всё же не пошла поперёк родителя. Тем более, Айседура похлеще будет Маньки с трудоднями.

Имелся запасной вариант – Ангелина. Тоже редко когда услышишь.

– Вот это ладно, – согласился отец. – В сорок третьем в прифронтовом госпитале оперировала меня Ангелина Александровна. Хороший человек.

Так наша героиня не стала Айседорой.

Мать её, всю жизнь одолеваемая занозой оригинальничания, не могла остаться в стороне, когда накрыла в девяностые годы прошлого века наши легковерные головы волна оккультизма с экстрасенсами, эзотериками и магами. Ходила на лекции, училась на курсах, получала красивые и дорогие сертификаты, пыталась лечить, но без каких-либо успехов. После смерти матери Ангелина унесёт в гараж два здоровенных чемодана книг по магии.

Матери было шестьдесят шесть лет, когда забеспокоилась: так ведь и спиться можно. И раньше не отказывалась выпить рюмку-другую, здесь не на шутку пристрастилась. Понимала, пора тормозить, пыталась остановиться, а не получалось раз и навсегда отрубить – «нет». В голове не выбиваемо сидела мысль о стограммовом кайфе. И здоровье уже не то, чтобы через день да каждый день. Жаловалась, утром порой такая тоска накатит – жить не хочется. Обратилась с проблемой к Валерии Евгеньевне, широко известной в их крае целительнице. Как говорили давно знающие её люди, поначалу отличалась скромностью в аппетитах. На вопрос «сколько я вам должен?», отвечала «сколько не жалко». Однако период неопределённости длился недолго. Валерия Евгеньевна быстро поняла – данную тему ни в коем разе не следует пускать на самотёк, человек такая натура, ему всегда жалко. Валерия Евгеньевна внесла чёткий порядок в оплату услуг. Причём, такса имела тенденцию постоянного роста. Количество клиентов увеличивалось, грех было не переводить его в рост доходов. Валерия Евгеньевна лечила, снимала сглазы, порчи, привораживала женихов, помогала бизнесменам в делах. Одним словом, лекарь широкого профиля. Настоящего медицинского образования у Валерии Евгеньевны не имелось, когда-то давным-давно окончила техникум советской торговли и всю советскую часть жизни работала по данному профилю. Профессиональные торгашеские принципы хорошо сочетались с целительскими. Мать Ангелины не говорила, сколько денег потратила на своё лечение, но судя по всему – немало.

На последний сеанс поехали вместе.

– Геля, отвези на машине, – попросила мать.

Ехать надо было в соседний городок, за шестьдесят километров. Дом у Валерии Евгеньевны выгодно отличался от соседских. Двухэтажный кирпичный особняк, выложенный плиткой двор, просторная веранда. Построен с учётом основного вида деятельности хозяйки. Отдельный вход из коридора вёл в «клинику». Там имелся кабинет для приёма страждущих, перед ним комнатка со стульями по стенам – для ожидающих своего часа.

Валерия Евгеньевна разрешила Ангелине присутствовать при сеансе. Мать легла на диван на спину, на солнечное сплетение целительница положила икону. Это был образ Казанской Божьей Матери. Ангелина не могла назвать себя экспертом по иконам, но «Казанскую» знала. Образ явно был из старинных. Возложив икону на пациентку, Валерия Евгеньевна начала произносить какие-то молитвы или заклинания. Ангелина не прислушивалась, смотрела на мать. У той краска сбежала с лица, кожа сделалась бледной, появилось выражение муки, мать начала издавать звуки, характерные при рвотных позывах.

Потом скажет, это были цветочки, на первых сеансах выворачивало наизнанку так, что вспоминать не хочется. До конца жизни упоминание о водке вызывало соответствующий рефлекс.