Ахмед Риш полз рядом со своим заместителем, Салемом Хаммади, немного отставая от наступающего отряда. Оба сознавали, что это усилие вполне может стать для них последним. В случае неудачи их ожидало унижение, а потом смерть от рук собратьев или же по приказу трибунала, состоящего из других палестинцев. Но что еще страшнее, до конца жизни их могли преследовать члены группы «Мивцан Элохим». И тогда остаток своих дней им предстояло бы провести в Рамле. Особенность же ситуации заключалась в близости главы группы «Мивцан Элохим» – Исаака Берга, – до него было рукой подать. Такими же близкими казались слава, богатство и почести. Для Риша и Хаммади эта ночь могла оказаться самой важной в жизни. Риш прикрыл глаза рукой – порыв ветра швырнул ему в лицо горсть песка – и шепнул Хаммади в самое ухо:

– С нами древние боги. Пазузу послал нам этот ветер.

Но Хаммади вовсе не был уверен, кому именно послан ветер. Он выплюнул изо рта песок и тихо, едва слышным шепотом выругался.

Натан Брин протер глаза и огляделся еще раз, потом обнял Наоми Хабер, лежащую рядом:

– Глаза устали. С самого заката мне все что-то мерещится. – Он подальше отложил винтовку, прислонив ее к песчаной стене. – Ну-ка, взгляни.

Наоми провела рукой по его волосам, стерла со лба пот и маскировочную грязь. Неизбежное случилось после долгих часов вынужденного тесного общения и сильнейшего нервного напряжения в сочетании с тем, что оба они понятия не имели, сколько еще проживут на этом свете. Она сомневалась, что в Тель-Авиве, где-нибудь в кафе, взглянула бы на него второй раз. Но они не в Тель-Авиве, а в Вавилоне, и, возможно, флюиды распутства и необузданности нравов просто-напросто витали в воздухе.

Их любовь, случившаяся между заходом солнца и концом похоронной службы, оказалась столь же торопливой, как и у Хоснера с Бернштейн, но куда более неистовой. Она то и дело прерывалась моментами настороженности, дурного предчувствия и паники то у нее, то у него, и тогда оба останавливались, чтобы осмотреть склон. Нелепость ситуации смешила их самих. Но все произошло раньше, когда шансы появления ашбалов на их участке казались еще совсем незначительными. А сейчас оба уже были полностью одеты, а угроза атаки давила своей неотвратимостью.

Наоми Хабер подняла видоискатель к глазам и внимательно вгляделась. Все очень отличалось от учебных стрельб. Разительно отличалось. Она умела поражать и движущиеся, и статические цели с безупречной меткостью, но никогда не блистала в выборе цели на пересеченной местности. Кроме того, ночной пейзаж этого участка был девушке совсем незнаком. Да еще сбивало с толку таинственное зеленоватое сияние.

– Видишь что-нибудь? – поинтересовался Брин.

– Нет. Чертов ветер.

– Понимаю, – прошептал Брин. – Шержи швыряет пыль и насылает на землю таинственные тени – их можно увидеть только в мощный видоискатель.

Наоми выругалась про себя и отдала винтовку Брину:

– Попробуй ты, я в этом не сильна.

Брин взял винтовку и направил ствол в небо. Три долгих минуты он изучал небо, пока наконец не разглядел над головой «лир». Расстояние, как ему показалось, превышало два километра, то есть самолет находился далеко за пределами досягаемости его винтовки. Хоснер приказал Брину выслеживать «Лир» и постараться сбить его. Он задумался, не выстрелить ли на всякий случай, но решил поберечь патроны. Положение хуже некуда, и с этим ничего не поделаешь. Брин отключил прибор:

– Пусть батарейки отдохнут минут пять.

Он взял сигарету, прикрыв ее ладонями от ветра, и закурил.

Ашбалы не спешили – отдыхали в одном укрытии, а потом быстро перемещались к следующему. Они прекрасно знали, что израильтяне наверняка создали что-то вроде системы предупреждения и выставили аванпосты, а поэтому искали и то и другое. Кроме того, им было приказано не открывать ответный огонь. Примени они тактику молниеносного броска – уже через несколько минут оказались бы за израильскими брустверами, во вражеских окопах. Но ашбалы продолжали передвигаться молча, короткими перебежками.

Далеко впереди основного отряда ашбалов продвигалась снайперская группа из двух человек. Один, Амнах Мурад, держал русскую снайперскую винтовку Драгунова с инфракрасным прицелом. Мурад бережно нес свое оружие. Другой же, Монем Сафар, имел при себе компас и «АК-47». Мурад и Сафар проходили подготовку в паре с пяти лет и были ближе родных братьев. Их объединяли крепчайшие узы – братство охоты и убийства, – и каждый мог почувствовать и мгновенно предугадать любое, даже самое малое движение и чувство товарища. Они действительно могли общаться без слов. Прикосновение, движение бровей, губ, дыхание. В тот день «лир» доставил их из базового лагеря в пустыне.

Юноши двигались по компасу, который, как им было сказано, вел к уступу, где вроде бы и располагался израильский ночной дозор.

Двое взглянули вверх, вдоль склона, где вырисовывались очертания черного гребня на фоне усеянного звездами неба. Оценили расстояние – примерно с полкилометра. Мурад встал на колени, включил видоискатель и внимательно осмотрел все вокруг. Холм, казалось, залило призрачным красным сиянием, напоминающим то ли огни ада, то ли пролитую кровь, и юношу едва не вырвало. Он посмотрел еще и наконец увидел уступ. Поискал контрольную лампочку сканера, но ничего не нашел. Лег на живот, положил винтовку рядом на небольшой холмик. Постарался расслабиться, не переставая внимательно вглядываться в объектив.

Аванпост или пост прослушивания, АП-ПП № 2, располагался в центральной части склона, почти на полкилометра ниже уступа. Его команду составляли Игель Текоа, член кнессета, и Дебора Гидеон, секретарша Игеля. Текоа показалось, что он слышит что-то впереди, потом слева, потом, испуганно вздрогнув, он обернулся назад. Дотронулся до плеча девушки и шепнул ей в ухо:

– Похоже, нас окружили.

В полной темноте она лишь кивнула. Оба были слишком напуганы, чтобы двигаться, когда впервые услышали шум, а сейчас оказались за вражеской линией, не имея ни малейшей возможности вернуться к своим.

Текоа прекрасно представлял, что в настоящем военном подразделении в его распоряжении оказалась бы система усиления звука, системы ночного видения, оружие и радио- или переговорное устройство для связи с центром. Ничего этого у них не было. Они – агнцы, обреченные на заклание. И все же шестеро добровольцев на три поста нашлись быстро.

Текоа полностью сознавал свою вину. Он не выполнил служебный долг и не подал сигнал тревоги другим. С израильских позиций все еще не велся огонь – ясно было, что арабы успешно и неожиданно атаковали. Они без труда могли проникнуть на израильские позиции прежде, чем раздастся первый выстрел.

– Надо крикнуть и предупредить их.

Дебора застыла, словно испуганный кролик.

– Извини. Но я должен.

Казалось, она все поняла. Дотронулась до его щеки:

– Конечно.

Текоа слышал шаги уже совсем близко. Он встал в неглубоком укрытии-норе, где они прятались, приложил сложенные рупором ладони ко рту и набрал побольше воздуха в легкие.

Ашбал споткнулся о проволоку с прицепленными к ней банками – камешки и гвозди в банках загремели в тишине. И снова наступило полное молчание. Текоа замер на полувздохе.

Брин схватил «М-14», включил искатель и посмотрел вокруг. На склоне ничего не происходило – ни тени, ни облачка пыли. По всей линии обороны израильтяне затаили дыхание. Арабы на склоне сделали то же самое. Ветер ли гремит банками? Зверек ли пробежал? Земля осыпалась? Он не знал.

За длинный-длинный день случилось много всего. Брин успокоился, но продолжал внимательно смотреть в объектив.

Двое из снайперской команды насторожились. Мурад внимательно смотрел на уступ. Он увидел, как загорелась лампочка израильского прибора ночного видения, отметил про себя, что она зеленая. Сделано в Америке. Чего и следовало ожидать. Американский прибор лучше, чем русский, но это вовсе не означает, что его владелец стреляет лучше, чем он, пусть у него и инфракрасный видоискатель. Мурад ощущал абсолютную уверенность в себе. Он смотрел на зеленый огонек и ждал, когда же над этим огоньком покажется голова.