Вавилон.

Иерусалим.

Бог.

Мириам Бернштейн.

Все станет на свои места в холодной безвоздушной пустыне. Он все решит еще до того, как увидит шпили и купола Иерусалима.

В Нью-Йорке было десять часов вечера. Арабская и израильская делегации в здании Организации Объединенных Наций. Сообщения из Багдада и Иерусалима поступали через каждые пятнадцать минут. Последние новости, принесенные телетайпом, вселяли надежду.

Кто-то открыл бутылку арака, и она пошла по кругу. Разговоров было немного, но по мере того, как спадала напряженность, в зале стала ощущаться атмосфера уверенности и дружелюбия. Делегации потянулись друг к другу. Какой-то арабский делегат предложил тост, и вскоре все уже поднимали тосты, а арак и сладкое вино потекли если не рекой, то широким ручьем.

Сол Эзер, постоянный представитель Израиля при ООН, подумал, что никогда еще не видел ничего подобного. Что ж, прибывающие в ближайшее время делегаты ступят на хорошо подготовленную почву. Он тихонько поднялся и вышел в соседний офис, где имелся телефон, чтобы перезаказать места в одном отеле в центре города.

Шер-яшуб проводил взглядом самолет и повернул осла на восток, чтобы вернуться домой, в Умму. То, что случилось здесь, странным образом нарушило неторопливую, почти застывшую жизнь Междуречья.

Эпизод.

Одни вернулись из Вавилона на землю предков, другие предпочли остаться. Наверное, думал Шер-яшуб, в Иерусалиме будет большой праздник. А вот для Уммы наступило время неопределенности. Что ж, если даже не уцелеет община Уммы, останутся общины в Хиллахе и Багдаде. И даже если исчезнут они, устоит Иерусалим или какой-то другой город. Когда-нибудь Господь прекратит испытывать Своих детей, и тогда все разрозненные племена возвратятся в Землю Обетованную, твердо зная, что необходимости в существовании Диаспоры за пределами Сиона уже нет, что их кровь не умрет, что их народ выживет.

Солнце вставало над холмами Вавилона. Шер-яшуб поднял голову и запел сильным, чистым голосом, раскатившимся над долиной Евфрата и долетевшим до руин Вавилона: