– Сжалиться? Пожалеть тебя? Мы, семиты, никогда не жалели друг друга. Разве вы пожалели Моше Каплана? И, если уж на то пошло, разве он пожалел вас? Наши народы занимались взаимоистреблением со времен Потопа, а может быть, и раньше. Пространство между Тигром и Средиземным морем – самое большое кладбище на земле, и таким сделали его мы. Если мертвые восстанут в Судный день, то на всех просто не хватит места.

Он выпустил длинную очередь в левую руку Риша, и та повисла на ниточках сухожилий.

Араб потерял сознание. Хоснер подошел к нему, вставил новый магазин и выстрелил в последний раз, в затылок.

Он изо всей силы пнул безжизненное тело ногой, и оно, скатившись по склону, упало в Евфрат.

Глядя вниз, Хоснер заметил двух ашбалов, которые вели огонь по плывущему «конкорду». Он поднял автомат и краем глаза заметил пикирующий прямо на него «Ф-14». Наверное, если бы он отбросил оружие и поднял руки, пилот не стал бы стрелять. Хоснер заколебался, потом все же выпустил по ашбалам длинную очередь.

Тедди Ласков нажал кнопку и выпустил последнюю ракету.

Затвор сухо щелкнул: патроны кончились. На берегу никто уже не шевелился, и по лайнеру никто не стрелял. Через плечо он увидел несущуюся к нему ракету и уходящий к реке истребитель. Хоснер знал, что все его действия – не только в последние дни, но и в последние годы – вели к самоуничтожению. Бог – не благосклонный и великодушный, а злой и непрощающий – только и ждал, пока Хоснер вообразит, будто ему есть для чего жить, чтобы тут же выдернуть из-под него коврик. Он знал, что рано или поздно все будет именно так, а потому не испытывал ни печали, ни злости. Если ему и было чего-то или кого-то жаль, то лишь Мириам Бернштейн.

Последнее, что увидел Хоснер, был номер на хвосте «Ф-14» – 32. «Гавриил-32». Вспышка ослепительного света поглотила Якова Хоснера, а в сознании промелькнуло странное видение: Мириам, торжественная и серьезная, за обеденным столом в залитой теплым золотистым светом комнате.

Ласков оглянулся: вершина западного склона взорвалась оранжевым пламенем.

Салем Хаммади двигался очень быстро. Подойдя сзади к креслу, в котором сидел Берг, он схватил его за редкие седые волосы и оттянул голову назад. Взглянув в лицо старику, Хаммади узнал главу ненавистного «Мивцан Элохим» и ощутил дрожь в руках. Чувство было такое, словно в его власти оказался сам сатана. Он провел лезвием по коже, оставив узкую красную полоску, и уже собирался перерезать яремную вену и горло, когда уловил какое-то движение слева от себя.

Хаммади повернулся и увидел, что Беккер очнулся и смотрит на него. В глазах пилота не было ничего, кроме презрения и отвращения. Ни малейшего страха. Хаммади стало не по себе. Он посмотрел на Берга и подумал, что смерть этого человека никак не отразится на конечном результате всей игры. Если же сохранить ему жизнь, то, возможно, это как-то повлияет на его собственную судьбу. Раньше Хаммади всегда убивал врага, когда предоставлялась такая возможность. Не пора ли изменить традиции? Он отвел руку с кинжалом.

Беккер молча указал в сторону разбитого козырька.

Хаммади кивнул.

– Скажи там, в Израиле, что Салем Хаммади не стал отбирать у него жизнь, – медленно произнес он на иврите. – Скажи Исааку Бергу, что он у меня в долгу. – Может быть, когда-нибудь ему это зачтется. Кто знает? Многие агенты обеих сторон дорожили такого рода «долгами» как самой надежной страховкой. – Салем Хаммади. Запомни.

Он протиснулся между Беккером и Бергом, перелез через приборную доску и выскользнул наружу. Через секунду террорист исчез в мутной воде Евфрата.

Беккер уже полностью пришел в себя. Он знал, что араб в кабине ему не приснился, потому что на шее Берга отчетливо виднелась красная полоска. Странный случай. Слишком странный, чтобы анализировать его сейчас. Хаммади. Салем Хаммади. Что ж, он передаст слова Хаммади, если только вернется когда-нибудь в Иерусалим.

Беккер повернулся и посмотрел на Кана:

– Питер!

Ему никто не ответил. Пузырей на груди Кана не было. Это означало одно из двух: либо рана закрылась, либо Питер перестал дышать.

«Конкорд» держался на плаву главным образом благодаря большой площади крыльев, но Беккер понимал, что долго так продолжаться не может. Вода, скопившаяся в нижней части фюзеляжа, тянула лайнер вниз, а тяжелые двигатели, расположенные ближе к разбитой задней части, смещали центр тяжести. Беккер видел, что нос уже начал подниматься, тогда как хвост уходил все глубже.

Дверь открылась, и в кабину заглянул Яков Лейбер:

– Капитан, багажный отсек… – Он осекся, увидев беспомощно повисших на ремнях безопасности Кана и Берга.

Беккер заметил, что старший стюард вполне владеет собой, и одобрительно кивнул:

– Докладывайте, Лейбер, что там в салоне.

– Да, сэр. Заднее багажное отделение и кухня затоплены. Я эвакуировал… потенциальных самоубийц и… да, вода поднимается и в салоне. Кроме того, не удалось обнаружить Альперна. Думаю, когда мы свалились, он находился возле хвоста.

Беккер кивнул:

– Хорошо. Пришлите сюда Бет Абрамс и кого-нибудь еще. Надо оказать помощь господину Бергу и Питеру Кану. Проверьте, чтобы все, кто еще не надел спасательные жилеты, незамедлительно сделали это. И подготовьте более подробный отчет о повреждениях.

– Будет сделано.

Лейбер поспешно вернулся в салон. Пассажиры пережили спуск и падение в реку относительно легко, лишь несколько человек получили незначительные ушибы. Теперь все с беспокойством поглядывали на шесть выходов, а некоторые уже подтягивались к ним. Бет Абрамс Лейбер нашел возле кухни, где она сидела рядом с Мириам Бернштейн. Он шепотом передал ей распоряжение капитана, затем подошел к Эсфирь Аронсон и министру иностранных дел.

Все трое сразу же поднялись и быстро прошли в пилотскую кабину. Женщины занялись Питером Каном и Исааком Бергом. Отстегнув ремни, они перенесли раненых в салон.

Министр наклонился к Беккеру и негромко спросил:

– Мы тонем?

Беккер подождал, пока женщины унесут Берга, и утвердительно кивнул:

– Да. Мы тонем. При резком погружении погибнуть могут все. Вам стоит начать эвакуацию.

– Но раненые…

– Наденьте на них спасательные жилеты. Здесь им оставаться нельзя.

– Можно ли как-то подойти к берегу?

Беккер посмотрел влево. Мимо проплывали холмы Вавилона. Его взгляд задержался на древней крепости. Все могло закончиться еще там. Сейчас на краю холма стояли коммандос. Солдаты на берегу махали ему руками. Несколько человек пустились вдогонку за «конкордом» на резиновых плотах. Впереди, на западном берегу, виднелись деревня и земляной причал. Там, похоже, тоже были коммандос. Помощь пришла, но толку от нее было столько же, как если бы она все еще была в Иерусалиме. Самолет захватило течение, и Беккер не видел возможности пристать к берегу. Нельзя сказать, что он совсем не думал об этом перед тем, как направить лайнер вниз с холма. Думал. Но тогда, десять минут назад, этот вопрос представлялся совершенно мелким и незначительным. Беккер посмотрел вправо. «Конкорд», возможно, сам собой подойдет к берегу, если продержится еще какое-то время. Но…

– Нас отнесло слишком далеко.

– И мы так близки к спасению, – сказал Ариэль Вейцман. – Неужели мы проделали такой путь, чтобы утонуть подобно крысам в этой проклятой реке нашей печали?..

Беккер кивнул:

– Как Мириам… госпожа Бернштейн?

Вейцман бросил на Беккера настороженный взгляд.

– С ней все будет в порядке, капитан, – официальным тоном ответил он.

Беккер повернулся и посмотрел на женщин, выносивших из кабины Питера Кана. На полу, возле кресла, осталась лужица с розовой от крови водой. Вода вытекала в салон по мере того, как нос самолета поднимался все выше.

– Здесь был Салем Хаммади.

– Что?

– Ничего, господин министр. Просто мысли вслух.

Берега почти остановились: лайнер набирал все больше воды и терял скорость. Думать нужно быстрее. Но кому? Ему? Коммандос? Пилотам истребителей?