Аня сидит, прижавшись коленями к подбородку. Её длинная красная вязаная кофта с бахромой выглядит до нелепого мило и тепло. Я бы хотел себе такую же, но я буду выглядеть в ней совсем уж глупо.

– Ты создатель и вдохновитель нашего клуба и видно уж такова твоя судьба. – Героиня поднимает кружку вверх и насмешливо салютует ей в воздух.

– Ох, Мирина, прекрати издеваться. А то я всерьез задумываю об открытии магазина, где будут продавать лишь корм для кошек и вино, не дороже триста рублей бутылка. Более, чем уверена, что он окупит себя не более, чем за полгода. – Вика ставит стакан на поверхность и достает тонкую сигарету из пачки лежащей на столе, прямо перед ней.

– Я бы вложилась в такой бизнес. – Аня пожимает плечами и принюхивается к дыму, как только подруга зажигает сигарету.

– Курить хочется – безумно. – Мечтательно тянет девушка, глядя на усмехающуюся брюнетку.

– Пока первый триместр – ты можешь себе позволить, ну так говорит моя маман. – На пару секунд Вика поднимает глаза вверх, будто бы что-то прикидывая, и выпускает облачко дыма в воздух. – Хотя она, безусловно, не самый надежный источник информации, касающейся беременности.

– Да ладно, у тебя забавная мама, кстати, как она там? – Аня подносит голову поближе к дымному облачку и втягивает его запах носом.

– Ну, нашла себе «очередную любовь всей жизни» и умотала куда-то в сторону тайги, просвещаться в чудесных хвойных лесах.

– Месяц?

– Ставлю на полтора, она смотрела на него слишком влюбленным взглядом, чтобы сдаться так быстро. – Вика ухмыляется, туша сигарету в пепельницу, и вновь отхлебывая вина.

– Да там же даже ванной нет и интернет не ловит, как же она будет следить за жизнью своей сладенькой доченьки? – Аня щиплет Вику за щеку и слегка оттягивает в сторону.

– Думаю, что она и туда проведет вай фай, лишь бы смотреть мои сторис из инстаграмма. – Вика слегка отодвигается от Ани и обиженно прислоняет ладонь к красной коже щеки.

– Ну, если сравнивать её с моими родителями, то она куда более продвинута. Это плюс. – Мирина кладет голову на сцепленные в замок руки, лежащие на столешнице, убирая стопы с табуретки.

– Не всегда её продвинутость хорошо отражается на мне и окружающих людях. – Вика берет стакан в руку. Вина там осталось примерно на пару глотков и она слегка крутит его так, что жидкость бьется от стеклянные стенки.

Девушки молчат около минуты, каждая думая о своем.

– А я с матерью поругалась. Психанула и хлопнула дверью. – Аня не смотрит на Вику и говорит тихо, так, что её голос не совсем различим в фоновой музыке. Не понятно играет ли она именно для антуража фильма или же звучит из телефона, лежащего на столешнице.

Она, мелодия, тихая и спокойная с хрипловатым мужским голосом, тянущим фразы о том, что он видит тьму и не хочет идти к ней.

– Из-за чего? – Вика не отвлекается от своего занятия, а лишь делает очередной глоток.

– Она узнала, что я беременна и посоветовала сделать аборт.

– Если говорить конструктивно – она права, но наши эмоции не всегда поддаются логике, и если ты хочешь этого ребенка, то никто не сможет встать у тебя на пути, а ты ведь хочешь?

– Да. – Аня слегка приподнимается и кивает, ударив подбородком по сложенным пальцам, на которых недавно лежала её голова.

– Тогда какое её нахрен дело? – Голос круглолицей звучит более весело и громко, чем на двух предыдущих фразах.

– Ты права, но когда я ругаюсь с ней, у меня возникает гниющее чувство собственной несостоятельности, что я общий язык даже с родителями найти не могу, и вынуждена лгать, дабы сохранить хоть каплю её уважения к себе. – Аня шмыгает носом, не позволяя слезам прочертить дорожки на своих щеках. Она промакивает слезы большими пальцами и смахивает их. Вика кладет ладонь ей на плечо и успокаивающе сжимает её, показывая, что подруга не одна. Что она тут, даже в самые сложные моменты.

– Знаешь, Ань, ведь что есть ложь? Ложь – это лишь искаженная, но правда. Когда я была маленькая, мне частенько приходилось лгать родителям, о чем ты в курсе, пока однажды, где то около двенадцати лет я не задумалась, почему я должна лгать им о причинах своих поступков, придумывая что-то более убедительное, если те причины, первоначальные, были достаточно для того, чтобы я сделала то? Почему я должна подменять свои ценности их мнением? Для чего? И вот сейчас, я говорю тебе, абсолютно честно и серьезно – если у тебя есть достаточное количество причин для того, чтобы сохранить того ребенка, даже если это банальное «я хочу» то сделай то, забив на слова своей матери, на мое мнение, на чьё угодно мнение. Не мы живем твою жизнь, понимаешь? – Вика смотрит на девушку, тепло улыбаясь и поднимает руку, нежно гладя по голове, чисто родственным жестом.

– Иногда я забываю, как ты умная и ты права, просто я пытаюсь сделать все правильно. – Аня вздыхает, рацепляя пальцы рук и слегка ведет ими в воздухе, пытаясь охватить большее пространство.

– Не надо, милая, и не надо нервничать, мы ведь не хотим, чтобы с тобой и твои ребенком что-то произошло. – В этот момент Вика встает и слегка потягивается, разминая, судя по всему, затекшие руки. – А теперь твоя лучшая подруга и единственный благоразумный человек пойдет за ещё одной бутылкой вина, дабы скрасить наши унылые диалоги хоть чем-то более веселым, чем рассуждение про родителей.

– Ключи на комоде! – Аня кричит это уже в спину девушке, которая, не оборачиваясь, машет рукой, давая понять, что сообщать эту информацию не стоило, из-за её абсолютной ненадобности.

Вика стоит в магазине, выкладывая на кассовую ленту бутылки вина и три шоколадки, в разноцветных обертках. Она крутит в руке зажигалку и отчаянно нажимает на клавишу телефона, экран которого лишь мигает показывая разряженный аккумулятор.

Девушка передергивает плечами, запихивая ненужный смартфон, в нагрудный карман пальто и смотрит на стоящую впереди парочку. Её лицо не выражает никаких эмоций. Она просто стоит, и спокойно смотрит, пока их товар пробьют.

Когда очередь доходит до неё, она сует кассирше, почти под нос свой раскрытый паспорт, поднимая вверх, чуть выше кассы, пластиковую карту серебряного цвета.

У кассирши уставшее лицо с небольшими морщинками вокруг глаз. Такие морщинки называют гусиными лапками. И ярко накрашенные голубыми тенями глаза. Волосы её похожи на стог рыжеватой соломы с черными головками, потому что корни абсолютно не прокрашены. Красная форма делает её кожу мерзкого желтоватого цвета. Восковой.

– Пакет? – Вика кивает, не поддерживает диалог и вертит свою карту в руке, так, что пластик проходится по длинным заостренным ногтям бордового цвета.

Девушка быстро складывает все покупки в пакет, прислоняя карту к терминалу и удостоверившись, что операция прошла. Выходит из магазина.

На улице снег. Не красиво падающий хлопьями, а вьюга, которая швыряет прямо тебе в лицо мелкие белые крупинки, полностью заслоняя обзор. Девушка натягивает капюшон посильнее и крепко вцепляется в пакет, не утруждаясь смотреть под ноги.

Она проходит примерно пару метров, прежде, чем её тонкий каблук неустойчиво встает на ледяную корочку, покрывающую тротуар.

Две секунды она висит в воздухе. Камера фиксирует их, делая полный пролет и приближаясь к самому лицу, чтобы явить нам открытый рот и широко распахнутые глаза.

Вика заваливает на спину, ударяясь головой об асфальт, припорошенный снегом.

Её глаза закрываются, а звон бутылки вина бьет по ушам. Бордовое пятно из разбитой тары растекается прямо по белому покрывалу снегу.

В этот момент, мне кажется, я начинаю догадываться, откуда взялась отсылка титров.

Приемный покой больницы почти пуст. Лавки, на железных ножках и с оббитыми кожей сиденьями, стоят вдоль стен. Беловатый свет люминесцентных ламп льется из под потолка, освещая зеленоватые, мятного цвета, стены.

Мы слышим, как светильники издают небольшой треск, более похожий на гул, сопровождающий рыдания, главной героини, сидящей прямо напротив беловой пластиковой двери.