– Я о том, что мы сейчас фактически независимая страна. Нам не нужны здесь чужие.

Это был перебор. Настя отчитала его за такой взгляд на их положение. Но она сама многое хотела бы оставить в прошлом, позади – за сотни миллионов километров.

– Давай пока оставим этот спор, – сказал Ваня – это требует большего числа мнений. Никто, кроме тебя, не может выходить на связь с чиновниками из Министерства, поэтому я прошу только об одном: не делай доклад сейчас. Давай обсудим всё с представителями курий, а там решим. Хорошо?

Настя ответила молчанием. У неё была эта дурацкая манера, которая ужасно раздражала Ваню. Как было понимать это молчание сейчас, он не знал.

Голограмма над Марией Кюри потухла. Настя встала, слегка потянулась (полностью она не могла расслабиться при своём партнёре) и полулегла на кровать, прислонившись спиной к стенке и вытянув ноги.

Компактное технологичное пространство их каюты в жилом квартале Митро́полиса ни пространством, ни оснащённостью не отличалось от таких же кают рядовых колонистов. Строительство плавучего города-станции было очень дорогим, поэтому архитекторы давали лишь самое необходимое для проживания и не больше того. Митро́полис проектировался в расчёте на долгое проживание людей и потому внутри в обязательном порядке были установлены электронные обои. Фоны для них создавала команда психологов. В наборе фонов общим принципом был лишь подбор фотографий мест, где родился каждый поселенец, все остальные картинки не имели между собой вообще ничего общего – под каждого поселенца формировали свой набор, исходя из анализа его психики. Марс, даже после трансформации, не стал местом, приятным для глаза: повсюду была вода и плавучие глыбы льда, которых становилось всё больше. Важность «комфортности глаза», как это явление назвали психологи, при таком раскладе выходит за рамки «желательного приятного» и превращается в «необходимое для выживания», поскольку человек, вечно погружённый в депрессию, едва ли будет успешным основателем нового витка человеческой цивилизации. Точно такими же возможностями обладали и апартаменты Анастасии и Ивана, только в отличие от других, им не успели подобрать совместимые для партнёров обои, поэтому они часто спорили, какие картинки будут сегодня услаждать их взгляд. Насте нравились тропики, она обожала яркие виды южной растительности, романтику джунглей и иногда саванн, она находила прекрасное в одиноко стоящем дереве, посреди выжженной солнцем травы или то же солнце, проглядывающее сквозь мокрую паутину между лианами, обвивающими толстые тропические деревья. Иван был совершенно иных мнений о земном великолепии. Ему нравились изображения промышленных объектов, причём не всегда работающих – «индустриальная эпоха с тухлецой», как он это называл про себя, разных гигантских машин, особенно в сравнении со стоящими рядом людьми и прочими достижениями человеческой мысли эпохи «брутального» производства, когда значительную часть работы ещё выполняли люди. Эта прошедшая эпоха, как глобальный след на теле Земли, эстетизировалась и превратилась в объект созерцания, странным образом не умерев полностью, а став частью искусства. Настю ужасно бесило это, она говорила, что вся эта «индустриалка» наводит тоску также, как айсберги за пределами плавучего комплекса.

Сегодня был Настин черёд, так что в комнате было зелено от колышущейся сочной зелени и светло от бесконечно заходящего солнца. Снаружи были мрак и холод.

Ваня стал ощущать давление, но вместо того, чтобы удалиться по установленному между ними расписанию, он начал тот же разговор, который шёл между ними до того, как они стали сверять данные по усачам.

– Я всё-таки не понимаю, – начал он, хотя чувствовал, что эти слова совсем нежданны – есть возможность всё начать заново, сделать так, как никогда ещё не было, зачем тащить сюда свои старые раны и прочее?

– Мы не будем об этом говорить сейчас.

Его взбесило это «сейчас» – как будто она вообще когда-либо хотела об этом говорить.

– Я это не для того, чтобы проповедовать говорю, но сама суть этого проекта человечества, суть колонии ведь и заключается в том, чтобы дать возможность человечеству, как виду, стать другим – лучше, оставить на Земле её вековечные проблемы, взять только самое лучшее. Россия построила эту станцию, но разрешает на ней селиться гражданам других стран. Это говорит о том, что люди мыслят вне национальных рамок.

– Ты мне что, проповедь читаешь? – осведомилась она.

– Да какую проповедь, – он махнул рукой – просто я вижу, что в тебе какая-то заноза сидит, что это не твоя сущность. Есть такие люди, которые осознавали себя таковыми с детства, но ты не из них.

– У меня и так проблем по горло, а ты хочешь загнать меня ещё глубже! Оставь это, не гони волну, а то сам утонешь, – отрезала она решительно.

Он посидел ещё какое-то время, глядя на покачивающиеся стебли трав и бесконечно далёкие массивы тропического леса. Хотелось сказать что-то ещё, но все слова сдавила плита, которую эта женщина взвалила на себя и их будущее. Раздосадованный, он поднялся и направился к выходу из отсека, чтобы пойти в зону рекреации, которую все, не сговариваясь, назвали таверной, и где он иногда ночевал. Когда пластик двери сложился гармошкой и исчез в проёме, он чуть не налетел на рыжеволосую девушку – шотландку по имени Беитрис. Он с натянутой улыбкой кивнул, она испуганно взглянула на него и прошмыгнула внутрь его с Настей каюты. Прежде, чем дверь срослась обратно, он, обернувшись, увидел, как рыжеволосая путешественница кинулась на кровать к Насте и прильнула губами к её губам, а та крепко обняла её за поясницу.

Некогда наукоград, а теперь космоград Циолковский выстроен на остове посёлка Углегорск, основанного в 1961 году. Название было выбрано специально, чтобы сбить с толку вероятного противника: никакого угля там никогда не добывали, а ведение угольной разработки было прикрытием для строительства ракетных установок. В 2015 году он был утверждён в статусе города и ему присвоили современное название – Циолковский.

Когда-то в детстве, он точно не мог вспомнить, сколько ему тогда было – что-то около пяти лет, родители взяли Ваню на смотровую площадку космодрома. Площадок было несколько, и они тогда располагались вдоль федеральной трассы «Амур», недалеко от Циолковского. На площадках скапливалось много людей, несмотря на отдалённость места. Основную часть толпы формировали обыкновенные туристы. Происходил запуск ракеты семейства «Союз» – надёжной рабочей лошадки, чей прапредок был изобретён в глубине 20го века.

Это был обыкновенный в тех краях июнь, когда солнце светит ярко (в тех краях вообще много солнечных дней), но особо не греет, а средняя температура в этом месяце 17,1 градусов Цельсия.

Дорога от Владивостока до космодрома Восточный занимает почти сутки, если ехать на машине. Но их семейство продвигалось неспешно, по пути останавливаясь в придорожных кафе, общаясь с местными, слушая их чудной говор и расспрашивая о сельской жизни. Как оказалось, за годы совместного спокойного проживания и Тагир, и Светлана отвыкли от больших пространств и привязались к городскому образу жизни. Они одновременно испытывали дискомфорт и какое-то острое ностальгическое чувство, которого их сыну – Ивану было не понять. Для Вани долгое сидение в машине было подобно пытке и единственное, чем его удавалось на время угомонить – это вербальная игра в «защитников», которую вела мать, заставляя его воображение погружаться в ситуации, когда у мальчика был выбор: спасти оленёнка или бросить на съедение волкам, потушить ничейный костёр в лесу пройти мимо. Ваня не любил делать то, что ему не нравится – это одна из основных черт его характера, зато от того, что ему нравилось оторвать его было практически невозможно. Находясь в воображаемом мире, где он имел реальную ответственность, он мог часами заниматься спасением выдуманных животных и помогать нуждающимся в помощи.