У самой Светы отлегло: значит там не было ничего, что возлагало бы на них какие-то обязанности. А говоря откровенно, она опасалась, что это как-то затронет Ваню.

– Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что вы сами не в курсе, что в этом конверте, – заговорил он – здесь содержится просьба выделать вам место для наблюдения за запуском рядом с профильными специалистами и начальником ЦУПа. Обычно такие вещи не допускаются, но по просьбе такого уровня я могу сделать исключение для вас.

Ваня в это время, пытаясь подтянуться на тумбочке, уронил цветочный горшок, земля рассыпалась по половине кабинета.

– Иван! – крикнула на него мать.

Он поднял виноватые, но в то же время весёлые глаза.

– Ничего, – сказал Николай Васильевич – мой помощник, – он кивнул на молодого парня в костюме с расстёгнутой пуговицей – Дмитрий проводит вас и по пути проинструктирует.

– Пойдёмте, – вежливо сказал Дмитрий.

Они прошли несколько помещений, где, не поднимая глаз от мониторов трудились люди. Инструктаж, в основном, сводился к простым аксиомам: ничего не трогать, выполнять, при необходимости, требования персонала, никому не мешать. При этом Дмитрий поглядывал на беспокойного Ваню, который всё время норовил свернуть с их маршрута и зайти в какое-нибудь помещение.

Когда они подошли к широкой двери, которой оканчивался их путь, он не выдержал и сказал:

– Очень большая просьба, держите мальчика рядом, команда, которая работает здесь, выполняет очень важные…

– Мы всё понимаем, – сказал Тагир – мальчик всё время будет при нас.

– Хорошо, – сказал ассистент – когда войдёте, подниметесь по центральному проходу между рабочими местами прямо к стеклянной стене, о вас там уже знают и откроют вам дверь. Николай Васильевич подойдёт через несколько минут.

Ваня помнил, как они поднимались по этому проходу, между рядами сотрудников и компьютеров, как его родители буквально чувствовали недоумение, исходившее от окружающих, как им самим было неловко – ведь их делегация тут явно лишняя. Он остро улавливал лучи дискомфорта.

Это странно, но сам Ваня чувствовал в этот момент нечто совсем своё, не похожее на то, что чувствовали его родители. Именно с того момента, как он помнил, он стал ощущать себя отдельной от родителей ментальной экосистемой. Первое настоящее, не связанное с родителями, оформленное и полноценное чувство он испытал именно тогда. Это было чувство ПРЕДВКУШЕНИЯ. Приближалось что-то большое и немыслимое по детским меркам, хотя подавляющее большинство взрослых это зрелище также потрясает. Но дети – это совсем не похожие на взрослых существа, их мир в тысячи раз ярче и объёмнее. Ваня в тот момент открыл в себе целую галактику чувств.

Ждать и правда долго не пришлось: минут через десять очень быстро вошёл собранный Николай Васильевич, на ходу давая распоряжения.

– Сколько до старта? – осмелилась спросить Света.

– Пятнадцать минут, – ответили ей.

Николай Васильевич быстро посмотрел на них, как бы только вспомнив о гостях, доброжелательно кивнул и стал беседовать с сотрудниками ЦУПа, посылая одних к рабочим местам в помещении, где сидел Ваня и его родители, а других в зал, откуда они только что поднялись.

Вид на ракету тут был несравненно лучше. Она располагалась прямо по центру, если смотреть из этого помещения, и была даже ниже их. Был виден весь корпус ракеты и котлован, в который выходят струи плазмы, толкающие ракету вверх после старта. Лучшего вида тут просто не могло быть, поскольку стеклянный лоб ЦУПа был специально спроектирован так, чтобы специалисты и руководитель могли видеть запуск не только на мониторах, но и вживую.

«Минута до старта!» – объявил громкоговоритель.

Ваня вспоминал те чувства, которые испытал тогда. Всё его нутро подобралось, а глаза больше не блуждали по помещению – он смотрел строго на ракету. Он сжал руки, как тогда – настолько ярким было воспоминание. Волна детских впечатлений, спустя одиннадцать лет, перекрыла все его текущие чувства.

«Тридцать секунд!»

Из труб на конструкции, на которой стояла ракета, шёл дымок. Маленький Ваня перенёс взгляд на монитор, на который смотрел Николай Васильевич, и вдруг понял, что котлован под ракетой похож на гигантский бассейн. Он хотел крикнуть всему миру о своём открытии, но застеснялся: люди вокруг были очень заняты. «Зачем им этот бассейн, тут ведь запускают ракету!» – подумал он.

Мальчик сам не заметил, как вскочил. Сидеть на месте было никак невозможно. Сейчас эта штука загорится и взмоет в воздух. Штука размером с 16ти-этажный дом!

Начался обратный отсчёт.

Люди вокруг были предельно сосредоточены: все смотрели в свои мониторы, где прыгали какие-то цифры, всё замерло, воздух можно было резать ножом. Один Николай Васильевич смотрел туда же, куда Ваня с родителями – на стеклянную стену, где стояла ракета.

Ваня готов был закричать. В этот момент раздался спокойный, профессиональный голос: «Пуск». Секунду ничего не происходило, потом началось сильное шипение.

«Зажигание!»

«Предварительная, промежуточная, главная, подъём».

Раздался рокот. Он не испугался, он ещё сильнее прикипел к наблюдаемой картине, кажется, даже нижняя челюсть ушла вниз. Ваня буквально превратился в сплошной познающий комок нервов – губку, которая впитывает всё до капли.

Несколько секунд ракета находилась на месте, издавая этот мощный рокот, испуская из себя струи пламени. Опорные фермы отсоединились от корпуса.

«Есть контакт подъёма».

Огромный результат инженерного гения стал плавно подниматься в воздух.

Ракета уходила ввысь, набирая скорость, а маленький мальчик, стоя на Земле наблюдал, как чудо человеческого разума и духа уносилось от него в невидимую высь, отражаясь яркими пятнами в его широко раскрытых глазах.

Он не выдержал и поднялся на своей кровати.

– Ты чего? – спросил его однокурсник.

Ваня не хотел отвечать.

Он видел другие запуски и после. Но тот первый до сих пор заставлял его кулаки сжиматься, а глаза широко распахиваться. Сегодня днём он наблюдал очередной. Ракета была более совершенной, всё происходило куда быстрее, но всё это было уже не то. Не было того чувства облегчения и радости, висевшего в воздухе, после того, как ракета успешно вышла на орбиту – как тогда, не было хлопков и поздравлений друг друга членами команды ЦУПа. Запуски стали рутиной, как некогда произошло с перелётами в самолётах, и традиция аплодировать пилотам по приземлении со временем исчезла.

Да и он теперь был другим. У него были знания, был какой-то опыт. Он ушёл от родителей и не закончил старшие классы, предпочтя поступить в колледж, чтобы обрести долгожданную свободу. Правда, перепрыгнув на другие жизненные рельсы он понял, что жизнь – это рынок телег и повозок и вся свобода человека сводится к свободе выбора телеги, в которую впрячься. В новых условиях фактором, ограничивающим его, стало отсутствие денег, поэтому он хватался практически за любую работу, которая ему попадалась в городе. Жизнь студента-эколога несладка тем, что с этим образованием не устроишься ни на какую более-менее приемлемую работу, пока не выучишься и не сможешь занять себя в государственных структурах или большой корпорации.

В редкие свободные минуты, раздумывая над своей жизнью, он подмечал, что его всегда притягивало к космосу. Тот запуск, который он видел в детстве, ярко пропечатался в его памяти, но не превратился в осознанное решение стать космонавтом. После, в двенадцать лет, отец отправил его подметать площадки на космодроме. Именно на космодроме, а не в каком-нибудь сквере Владивостока. И вновь он здесь, уже как студент-практикант, приехавший измерять уровень различных загрязнений после запуска очередной ракеты. В эту ночь, когда он поднялся с постели из-за нахлынувшего воспоминания, он впервые осознанно подумал, что его жизнь может быть связана с космосом. Совершенно серьёзное, по-взрослому неэмоциональное осознание не сформировалось, а открылось в нём в тот момент, словно оно было готово уже давно, и ему требовался спусковой крючок. Все концы сошлись, и Ивану даже стало не по себе от решения, которое словно принял кто-то помимо его воли.