Хиддина утонула в крови в день битвы.

Жажда наживы гнала глупых христиан вперёд, на копья Салах-ад-Дина, где была лишь верная смерть.

Я вижу сквозь столетия, как несутся разгорячённые кони, а всадники их в доспехах заносят мечи для удара. Вот что опьяняет по-настоящему.

Быстрей! Быстрей! Ещё быстрей! Туда, где выстроилось, ощетинившись иглами копий войско «неверных». Туда, где тот, что призвал меня, заключив договор. Даже в зените славы он не бросает своих ратников, сражаясь, бок о бок, рядом с ними. Тот самый курд, что стал султаном, владеющим несметными богатствами и огромной империей.

Латы Салах-ад-Дина сверкают на солнце, а вороной конь нетерпеливо роет копытом землю, не желая смирно стоять на одном месте. Он тоже в предвкушении битвы.

Стрелы со свистом взмывают в небо так, что то темнеет. За ними следует греческий огонь…

Кто-то упал, как марионетка, с перерезанными ниточками, кто-то поднялся, кто-то не встанет больше никогда. Ещё мгновенье, и две силы с грохотом столкнутся, ломая копья и щиты.

Рыцари Храма, Тамплиеры, Иоанниты, Легионы славной Франции, достопочтенные сыны Англии и бесчисленная армия султана… всё смешается в битве, рождая хаос.

Вот Ричард Львиное Сердце, помышляя о подвигах и героизме, прорубается через самую гущу сражения к Садах-ад-Дину. Этот англичанин, наверное, единственный из своих соотечественников, кто борется изо всех сил, думая, что поступает во благо! Смешной король. Мощными ударами Ричард раскидывает соперников направо и налево, теснит их ряды на пути к своей цели, топчет копытами коня… белые бока животного в крови. Оно обезумело от ярости и боли, но всё ещё способно нести своего седока.

Мой смех плывёт над головами, ибо я заглядываю в глаза умирающим, собирая урожай душ. Настоящее раздолье!

— Ты хочешь остаться в живых? — я смотрю на тяжело раненного в грудь, командора Немецких Псов. Багрянец пропитал его белоснежные одежды, с нашитым на них чёрным крестом. — Металл кольчуги тяжел, не правда ли?

— Изыди, ведьма! — он всё ещё сжимает меч, стараясь отогнать от себя деву в алых одеждах .— Изыди! Никогда этому не бывать…

— Что ж… — я наблюдаю, как командор угасает, а клинок его падает с глухим стуком на землю. — Право твоё.

Салах-ад-Дин овладел большей частью Палестины и Иерусалимом. Все церкви города, кроме храма Воскресения, были обращены в мечети. Но жителям даровали жизнь и возможность выкупить свою свободу, заплатив цену, согласно договору. Та же участь ждала другие города, но Юсуф «неожиданно» умер, готовясь к очередному походу, но уже по воле Люцифера, позавидовавшего моей изобретательности и обретённой силе, ведь в иерархии сил я встал за ним. Я говорил об этом.

________________________________

Салах-ад-Дин* — Юсуф ибн Айюб Салах ад-Дин (Саладин) — мусульманский лидер 12 века, султан Египта и Сирии, основатель династии Айюбидов. Это одна из величайших личностей в истории Ислама. О нём до сих пор вспоминают и на Западе, и на Востоке.

========== История восьмая. Сияние меркнет. ==========

Франция. 1667 год.

Вспоминаю не без удовольствия, как оказался в Париже ровно через год после смерти примечательного Мазарини вместе со своим старшим братом Габриэлем.

Заключив с отцом короткое перемирие, я взялся осуществить одну давнюю задумку Люцифера, для нужного исхода которой требовалась хитрость и расторопность.

Зима и дорога навевали на меня тоску, даже гостиница на окраине города, в коей мы остановились. Именно там Габриэль встретил своего знакомого месье Дофинэ, с чьим отцом давно водил дружбу. Надо же! Мой эгоистичный братец приятельствовал с человеком!

Однако… мы мгновенно получили от Дофинэ приглашение посетить его родовой особняк, в котором должен был состояться праздник в честь дня рождения его матушки — сиятельной графини Луизы.

Новый знакомец улыбался нам, но я заметил в его мыслях искорку сомнения в том, что представляют наши личности на деле, хотя со стороны мы казались парочкой обычных забияк, едва ли старше самого молодого человека. Но тут уж ничего не попишешь. Все были подозрительны в то время, ведь кровопролитные войны Тройственного союза вытянули из Франции всю кровь.

Вечер был весел. Много шума, много света, пёстрые наряды, веера, украшенные перьями заморских птиц и жемчугом… не то, что сейчас — всё безвкусно и вызывающе однотипно. Порой я тоскую по прежнему разнообразию.

В этом ярком окружении разношёрстной толпы, мы с Габриэлем довольно быстро затерялись. Нас приняли за своих. Брат со своей приторной доброжелательностью и лестью, я… Я был мрачен и молчалив. Смех и болтовня придворных дам не вдохновляли меня. Ни тонкий аромат духов, ни роскошь атласа и парчи… всё это суета.

Меня заинтересовала лишь одна особа, что была представлена нам, как Атенаис де Монтеспан*. Я наблюдал, как кокетливо она смеётся и шепчется с подругою своей маркизой Одеттой Марсье, но всё это была лишь видимость. Все эти действия были направлены на привлечение моего внимания.

Когда улыбчивая Марсье удалилась, оставив нас с Атенаис наедине, та, осушив бокал белого вина, немедля подошла ко мне:

— Что делаете вы в этом доме, спрятавшись за личиной благочестия? — она поняла мою природу, едва подняв горящий взор. Без страха и сомнений. — Ваш наряд так мрачен, что я могла бы принять вас за священника.

— Мадам, — я едко улыбнулся, так, как умею это делать. — Вы спрашиваете? Ах, я, безусловно, поджидаю вас. Но вы подобно пунцовой розе имеете шипы, не так ли?

— Не так, — Атенаис отступила, обмахнувшись веером и ощутив приступ дурноты от той силы, что исходила от меня. — Что вы хотите этим сказать? — но опомнилась, добавив: — Не каждому дано находиться рядом с вами. Мне тяжело тут быть.

— Не спорю. Вы рождены быть королевой, вы знаете об этом?

— Нет, — но самодовольная улыбка пробежала по губам красавицы, выдав ту с головой. Ей понравились мои слова. — Чего вы хотите?

— Так не пойдёт. Вы знаете кто я, поэтому смелее! Говорите!

— О, да… — надменная Монтеспан вздохнула. — Вас узнает не всякий, кто сведущ в тайных знаниях, но вас выдают глаза. В них бездна, пустота и холод, от которого не попадает зуб на зуб.

— Учту… но всё же?

— Мне известно, что вы попросите взамен, за свои услуги, — Атенаис приблизилась к обширному окну, украшенному алыми складками портьеры. — На что вам душа человеческая? — голубые глаза мадам не смотрели на меня. Неужто опасалась поддаться искушению? — Вы ведь явились в мир людей не просто так.

— Не просто. Но сами посудите… Душа такая малость. Неужто поскупитесь?

— Поскуплюсь. Я знаю ей цену. Вы посулите мне власть и уважение, но в итоге я не получу ничего. Все подобные вам — обманщики и превосходные лжецы. — Монтеспан решилась уйти.

— Я не все и предлагаю лишь однажды, — склонив голову набок, я позволил истинной сущности внутри человеческого тела слегка показаться на свет сквозь черты моего лица, а после наблюдал, как она в спешке удаляется из зала. — Ваше солнце взойдёт, дорогая. Но сияние померкнет.

Торопливые шаги Атенаис отдались эхом в коридоре. Она покинула дом Дофинэ, даже не попрощавшись с хозяевами и верной подругой.

Двумя месяцами позже мы пребывали в Лувре всё с тем же учтивым Дофинэ, который забыл о мнительности благодаря чарам Габриэля. Абсолютный оазис лжи, что называется великосветской жизнью и Двором. Тут было всё: театры, приёмы, балы, комедии Мольера и оперы Люлли… Мадам Монтеспан. Она была среди фрейлин королевы Марии Терезии. Это был целиком и полностью её мир.