Оно покоилось в чаше почти идеальной формы и такой глубины, что в каких-нибудь двадцати шагах от берега уже невозможно было достать до дна. Ныряльщики не раз пробовали исследовать неведомые глубины, но даже у самых опытных и умелых недоставало сил так надолго задержать дыхание. Предполагалось, что на дне Риш покоятся несметные сокровища, принадлежащие Тхор, либо что-то такое, чего не должен видеть ни один человек, если он не хочет навлечь беду на себя и весь город. Воды были безупречно бирюзовыми и невероятно солеными.

В озере водилось много рыбы, но и рыба считалась священной. Если ее и ловили, то только с величайшего позволения кого-то из высших жрецов Культа и только в самых безнадежных случаях. Считалось, что эта рыба имеет свойство исцелять тяжелобольных.

Полукруг земли, не обрамленный горами, представлял собой совершенно обычный озерный берег, поросший травой, кустарником и деревьями. Здесь проводились многие ритуалы Культа. И именно на этом берегу сидела девочка, разглядывая огромную расщелину на противоположной стороне и гадая, кто же это разломил горную гряду на две части и вытекает ли через этот проем озеро, или же ему что-то преграждает путь.

Помотав головой, чтобы не отвлекаться больше на мысли, не имеющие отношения к делу, маленькая Лиэ продолжила прерванную размышлениями работу. Она нетерпеливо смахнула рукой прядь волос, прилипшую ко лбу, от напряжения покрытому испариной. Упрямая прядь тут же вернулась на прежнее место, мешая девочке, скрупулезно пытающейся приладить веревку к ивовому пруту так, как учил ее Токен. Лиэ поняла, что с волосами ничего поделать не удастся, и терпеливо продолжила привязывать веревку, лишь изредка фыркая в надежде сдуть непокорный локон.

Когда наконец удалось соорудить приличный узел, Лиэ, порывшись в полотняном мешочке, извлекла нечто, отдаленно напоминавшее гигантский крючок. Она сама соорудила эту штуку из швейной иглы сегодня утром, пойдя на преступление, – иглу пришлось стащить у матери. «Да она и не заметит», – беспечная Лиэ тыкала распушившимся концом веревки в игольное ушко, которое очевидно было слишком узким для этой цели. Девочка под действием минутной ярости зашвырнула неудавшееся приспособление в ближайшие кусты, вспугнув стайку малиновок, и сердито уставилась на воду, обхватив руками колени и положив на них голову.

Она не просила ни у кого из жрецов разрешения ловить рыбу, так как считала, что ей позволено многое из того, что запретно для простых людей, – Лиэ была дочерью вождя. Кроме того, она часто слышала, что это делается лишь в крайних случаях, и не знала, можно ли ее случай считать крайним. Да и в конце концов идея наловить рыбы была изначально обречена на провал – у Лиэ не было червей. Она ненавидела червей – вот в чем дело. Они скользкие и противные. Так что Токен всегда копал червей и насаживал их на крючок, а потом протягивал готовую удочку Лиэ, которая сидела, крепко зажмурившись, и открывала глаза, лишь когда крючок с червяком был уже заброшен в воду. Надо ли говорить, что с закрытыми глазами она постоянно промахивалась, вызывая у Токена приступы безудержного смеха?

Где-то он теперь? Может, учит какую-нибудь другую девочку удить рыбу… И даже когда он вернется, разрешат ли им играть вместе как прежде? Еще совсем недавно Лиэ босиком носилась по улицам Тхораса с толпой мальчишек, но сейчас отец ей этого не позволял. Он имел обыкновение говорить, что девочке ее возраста и положения неприлично проводить время в компании товарищей противоположного пола. Но Токен всегда нравился ее отцу. Неужели и с ним нельзя будет дружить, если он однажды вернется? Порой ей казалось, что этого уже и не произойдет. Наверняка есть места красивее Тхораса и люди добрее, щедрее и интереснее тхорасийцев. Так что скорее всего он останется в каком-нибудь другом большом городе, а она, Лиэ, забудет, каким он был. И так времени по детским меркам прошло слишком много. Милое маленькому сердцу лицо уплывало из памяти, растворялось в тумане забвения. Его черты виделись расплывчатыми, когда Лиэ закрывала глаза и пыталась представить, как выглядел Токен. Точно она могла сказать лишь одно – его левый глаз был зеленым, а правый– карим. Если бы не эта маленькая особенность Токена, они, может, и не познакомились бы.

***

В тот пасмурный день пятилетняя Лиэ тайком выскользнула из дома, чтобы побродить по узким улочкам Тхораса, вымощенным песчаником, сквозь сколы и трещины которого пробивалась трава, угрожая в скором времени выстлать мостовые зеленым ковром. Лиэ восторженно глазела по сторонам, пожирая взглядом полуразрушенные каменные дома, увитые диким плющом, остовы глиняных изваяний с отбитыми головами, некогда прекрасные колонны, давно нуждающиеся в реставрации, лестницы с выщербленными ступенями и прочие достопримечательности вымирающего города. Тогда Лиэ еще не понимала, что место, которое она считала своим домом, постепенно и неумолимо гибнет.

Все больше буйной зелени появлялось в Тхорасе. Окружающий его лес стремительно надвигался, сужая свое кольцо вокруг некогда богатого города, в былые времена поражавшего заезжих купцов своей чистотой и роскошной архитектурой. Поговаривали даже, что ночью по улицам разгуливают в поисках жертвы дикие звери. Но для маленькой девочки Тхорас был волшебным неизведанным царством, и она преисполнилась твердой решимости обследовать здесь каждый уголок. Она воображала себя то лесной владычицей, и каждая каменная глыба была ее троном; то дикой охотницей, и за каждым деревом ей виделся быстроногий олень; то пленницей коварных разбойников, сбежавшей из их логова и прокладывающей путь к свободе сквозь густую чащу.

Какой-то шум, раздавшийся из-за угла, вырвал Лиэ из царства детских фантазий. Девочка, спотыкаясь, поспешила туда, и ее глазам предстало шокирующее зрелище. Грязный, оборванный мальчик прижимался спиной к глухой стене, а стоящие перед ним ребята, отвратительно ругаясь, бросали в него камни. Их разъяренные крики и привели сюда Лиэ. Оборванец даже не пытался защищаться. Его руки покоились вдоль тела, он терпеливо сносил удары и, казалось, просто ждал, что его мучителям наскучит игра и они уйдут, либо смерть навсегда освободит его от этой унизительной пытки. Один камень почти угодил мальчику в голову, оцарапав висок, и разлетелся мелкой крошкой, ударившись о стену. Мальчик закрыл глаза. Тонкая струйка алой крови прочертила путь по его скуле и щеке. Одна капля упала в пыль мостовой. Нет, хулиганы не хотели его убивать – это могла понять даже малышка Лиэ. Чтобы убить, достаточно было одного точного удара камнем по голове.

– Вы что делаете? – закричала девочка, сжимая свои крохотные кулачки. – Я отцу расскажу, и вас всех принесут в жертву Тхор на рассвете!!

Лиэ не совсем понимала, что значит принести в жертву, но эти слова всегда произносились окружающими с благоговейным ужасом, и маленькая дочь вождя Сатора тоже невольно прониклась им. Мальчишки удивленно обернулись.

– Это кто там пищит? – нахально спросил один из них, взвешивая очередной камень на ладони.

Но, увидев Лиэ, он ошеломленно замолчал и спрятал руки за спину. Лиэ знала этого мальчишку. Это был Ронар – одиннадцатилетний сын одного из высокопоставленных жрецов Тхор. Она терпеть не могла этого заносчивого, злобного маленького негодяя, который постоянно с важным видом твердил, что когда-нибудь он станет верховным жрецом, хотя с виду не очень-то ревностно почитал Тхор. К тому же, однажды он больно дернул Лиэ за волосы, пока взрослые не видели.

– Что вам от него надо, Ронар? – гневно спросила храбрая малютка, нахмурившись.

Кто-то из шайки прыснул от смеха, но Ронар, обернувшись, одним лишь сердитым взглядом заставил всех сохранять тишину. Он прекрасно понимал, чем может кончиться история, если в нее впутать эту маленькую девочку.

– Лиэ, видишь ли, – заискивающе начал он, – этот ублюдок убил одного из наших друзей, и мы лишь хотели его напугать и слегка отомстить, ничего серьезного. Хочешь, отведу тебя домой и дам сушеных персиков? Вот, смотри.