– Может, всё-таки передумаете, я ж так к вам привыкла. Ой, и как же я опять одна буду! Может, вы мне Любочку оставите, а сами езжайте с богом, а как будете скучать, приезжайте нас проведывать.

Не оставили…

Ломоватка оказалась небольшим шахтёрским посёлком городского типа, с трёхэтажными кирпичными многоквартирными домами и частным сектором. Школа-десятилетка, садик, клуб, дом быта, несколько различных магазинов и главная достопримечательность – роддом районного значения. Как и обещали, вручили ключи от однокомнатной квартиры в новостройке. Виктор работал на шахте в забое, а Раиса – в местном пивбаре продавцом. Любашу отдали в сад.

В будние дни Любашу отводили в детский сад, а когда тот не работал, то малышку оставляли одну. Девочка частенько боялась непонятно кого и чего, но боялась жутко. Она плакала и пряталась от своих страхов в платяной шкаф и поглядывала в комнату сквозь замочную скважину, отчего становилось ещё страшнее.

Как-то в очередной раз, когда Любаша сидела дома одна и занималась какими-то своими делами (телевизора у них в то время ещё не было), её стал пугать стук по батарее. Малышка решила, что, постучав по батарее в ответ, всё прекратится, вот только она не знала, чем постучать. На глаза попалась отцовская пепельница в виде собаки, лежащей на траве. Взяла она эту собаку, да и треснула по батарее.

Кто ж знал, что эта собака гипсовая и после удара развалится на мелкие части. Мурашки пробежали по спине. Отец шибко строгий, точно отлупит. Но ребёнок есть ребёнок. Любаша наивно подумала, что если спрятать осколки в тумбу, где хранились газеты и журналы, то никто ничего не заметит. Придя домой, отец обнаружил пропажу, стал искать.

– Любка, ты собаку брала? – грозно спросил он.

– Нет, не брала, – ответила девочка.

Естественно, Виктор нашёл разбитую пепельницу и ввалил перепуганной до смерти дочурке ремня. А ремень тот показательно висел на двери, на гвоздике, чтоб было понимание: малейшая провинность – и здравствуй, попа, ремешок.

К слову сказать, ремнём дочку воспитывал только отец, мать же никогда не била единственную дочурку. Отец был очень строгий, неласковый, никогда не жалел и не хвалил малышку, отчего девочке было обидно и непонятно, почему папа так её не любит.

На шахте, где работал Виктор, завели такой порядок: кто бы с бригады ни женился, ни крестился или ни пошёл в отпуск, должен был проставиться трёхлитровым бутыльком самогона и закусью.

После смены бригада шла в лесополосу, где событие отмечалось до тех пор, пока в бутыльке не становилось пусто, после чего все дружно шли в пивной бар.

Раисе очень часто приходилось наблюдать такие весёлые посиделки мужа с коллегами, зачастую переходящие в скандалы с мордобоем. К тому же Виктор в такие моменты ещё закатывал сцены ревности, докапываясь, как говорится, до каждого столба.

Как-то после очередной попойки буяня дома, Виктор схватил нож и попёр на жену. Насмерть испуганная женщина схватила на руки дочурку, которая в тот момент обнимала её за ноги, плакала и кричала отцу, чтобы он не обижал маму.

Прижимая малышку к груди, Раиса забилась в угол. Улучив момент, когда пьяный в хлам супруг споткнулся о табурет, выскочила из квартиры в подъезд. Быстро сбежав по ступеням на первый этаж, она забарабанила в двери знакомых, те, зная, что происходит этажом выше, быстро пустили Раису с малышкой и оставили у себя, пока Виктор не проспится.

С тех пор маленькая Люба стала очень сильно бояться отца и так же сильно ненавидеть его. А ещё от испуга малышка стала по ночам писаться во сне, за что опять-таки часто получала от Виктора ремня.

На лето Любашу отвозили в деревню к бабе Марии, а затем к бабе Гале. С бабой Марией девочка ходила на работу в поле выбирать огурцы и помидоры либо ездить на бричке на элеватор за зерном.

Детишек на весь хутор было трое: Любаша и два пацанёнка семи и десяти лет, которые сидели дома со старой прабабкой. В отличие от них, Любашу бабуля таскала везде с собой, не оставляя одну дома.

Куда бы ни шла Мария, за ней вприпрыжку скакала внучка с пухлыми щёчками. Под вечер бабуля с внученькой ходили на скотный двор по воду, был он недалеко, через дорогу. Мария брала два ведра и коромысло, Любаше давала бидончик на три литра, в который доярки нацеживали молочка парного.

По вечерам периодически случали коров с местным колхозным здоровенным быком с кольцом в носу. На это мероприятие собирались поглазеть с десяток баб, бригадир приезжал на своей бричке-линейке да трое мужиков – два скотника и конюх. Такое себе развлечение.

Были ещё мужики в хуторе и человек пять стариков, но последние всё время проводили дома. Был ещё пасечник Николай – бабушкин сосед. Всё лето он жил на пасеке, редко его дома увидишь. Ездил Николай по своим делам на тяжёлом мотоцикле с коляской.

Когда возвращались домой с фермы, председатель всегда у Любаши спрашивал нарочито сурово:

– А шо в быдончику несёшь?

– Водичку с кринички, – с испуганными глазами отвечал ребёнок.

Баба Мария строго-настрого наказала отвечать именно так и никому не говорить, что в бидоне молоко. Председатель, конечно, знал, что на ферме подворовывают молоко, а на поле – огурцы и помидоры, но закрывал глаза, делая вид, что не в курсе. Добрый был дядька, хотя с напускной строгостью иногда говорил, чтобы брали по трошку1.

Когда в жаркую погоду работали в поле, Любаша с бидончиком (уже нам известным) бегала к родникам по воду. Напьются бабы холодной водички, через время опять просят сбегать по воду. Так и бегала целый день с бидончиком, иногда встречала едущего по своим делам председателя. Остановит свою лошадь председатель, напьётся воды, поцелует после Любашу в макушку и дальше поедет.

И такой вот был дядька Алёшка сердечный, что взял да и начислил Любаше зарплату как водоносу. И пошла Любаша в день зарплаты с бабушкой получать свои трудодни. Сколько гордости и радости было у малышки из-за того, что она уже сама зарабатывает деньги – ни в сказке сказать, ни пером описать! Зарплату председатель выдавал вечером на лавочке возле своего дома.

Получив деньги, бабуля с внучкой тут же шли в магазин за покупками. На свои заработанные Любаша купила куклу с белыми волосами, конфеты «Трубочки», «Снежок» и «Гусиные лапки» и целый пакет пряников. В магазине стояла большая бобина упаковочной бумаги, продавец отрезала полосу и ловко скручивала из неё пакет под весовой товар. Для сахара, соли и крупы хозяюшки шили тряпичные котомки с верёвочной завязкой.

Купили любимое девочкой «Ситро» и большой кусок халвы. Халва в форме ведра стояла на алюминиевом подносе, устланном бумагой. Её привозили в вёдрах, вот она и приобретала эту форму в пути. Тот день был самым замечательным!

Разузнала как-то бабушка Мария, что в соседнем селе есть старуха, которая испуг лечит, и решила она внучку сводить к ней. Встали очень рано, на дворе было ещё темно, и потопали в соседнее село. Шли долго, ранним утром было прохладно.

Сверчки ещё вовсю трещали в траве. Шли босиком, потому что, как говорила бабуля, навпростец2, через луг вдоль реки. Трава была седой от росы, а воздух – чистый и прохладный, как родниковая вода, хоть черпай ладошками и пей. Добрались, когда уже показалось на горизонте солнышко.

Старуха усадила Любашу на ослинчик – так хозяйка называла маленький скрипучий деревянный стульчик, такой же древний, как и сама хозяйка, и начала свой обряд.

Шептала какие-то слова, жгла спички и свечи, после капала воском от свечи в миску с водой. В конце всего этого таинственного представления (как показалось девочке), немного жутковатого из-за того, что в маленькой и низкой хатёнке был полумрак благодаря закрытым ставням, а свет не зажигался то ли из-за отсутствия электричества, то ли по какой другой только хозяйке ведомой причине, старуха показала бабушке Марии, что плавало в миске.