Тогда я, собственно, и узнала, что ты каким-то невероятным образом сумел не только сохранить все созданное Даном, но и найти мастеров , которые смогли бы работать под его именем, под брэндом "Данила Мастер", как любил себя именовать мой муж.

  Я целую ночь провела над рисунками, лаская изгибы линий пальцами, вдыхая запах бумаги, хранящей аромат еще нашего дома, искала по листам грифельные отпечатки Даниных пальцев, вечные следы от кружек бергамотового чая. Вспоминала уютные ночи на кухне, когда Дан гнал меня спать, а сам рисовал, рисовал, спешил, как будто боялся не успеть куда-то. Не успел.

  Зато у меня тогда было времени с избытком. Ты уезжал с утра по делам, на работу, а я в свой бывший дом. Разбирала, систематизировала, сканировала бумаги, боясь потерять при пожаре, переезде, просто потерять. Я столько узнала об увлечении своего мужа! Больше чем при его жизни.

  О помолвочных кольцах-гиммелях, о двойных обручальных, о кольцах паззлах, кольцах-головоломках, огромных коктейльных кольцах, диадемах и тиарах, серьгах-шандельерах и кроулерах, браслетах и парюрах, о палладии и титане, зеленом и коричневом золоте, о лиловом золоте Сингапура. Об огранке камней, о самих камнях... Это все давало ощущение того что муж все еще рядом, со мной, делится полезными знаниями, интересными историями. Стоит за левым плечом, читает все вслух и улыбается, глядя на меня.

  Ювелирные работы Влад отдавал каким-то мастерам, не тронул ни материалы, ни инструменты. Как-то раз я поняла, что мне мало бумаги, мало твоего голоса, я хочу, чтобы он учил меня, направлял мои руки, поправлял мои пальцы. И я стала делать.

  Через полгода я положила тебе на стол свое первое кольцо.

  А еще через год по наброскам и чертежам Даниила я создала полноценную коллекцию - простая основа с замаскированными механизмами раскладываний, раздвиганий путем прибавления дополнительных подвесок, вкладок и вставок превращалась с роскошные вечерние украшения для торжественного выхода в свет. Я выгребла все камни, все металлы, которые нашла в старой квартире, мне было важно, что все они помнили еще моего мужа. Создание этих украшений стало тогда единственным оправданием моей жизни в своих глазах.

  Где-то между кольцами и брошами не стало родителей Дана, колье и браслеты принесли потерю дедов, серьги и подвески я доделывала после того как схоронила своих. Я выгорела после ухода мужа и детей, поэтому последующие смерти переживала отстраненно и просто принимала как факт. Смерть стала частью моей обыденной жизни и окружала повсюду - в мыслях, в чувствах, в воспоминаниях, а мертвецы зачастую были единственной компанией: урны с прахом умерших родственников стояли в рядок на длинном подоконнике моей мастерской.

  Первая сигарета еле тлеет, раскуриваю вторую, делаю несколько глубоких затяжек, пускаю дым в темную крону ясеня и кладу ее в пепельницу. Отпиваю глоток терпкой настойки. Холодно и горько.

  Ничего про Влада в этот период не помню. Так, мелькал, говорил, что-то говорил про учебу, мотался по больницам, организовывал похороны, появлялся иногда в мастерской, кормил меня ужином и крепко обнимал ночами.

  Вместе и в горе, и в радости. Это не только про супругов, это про дружбу и вообще любые нормальные человеческие отношения. Жаль, что я в то время ни человеком, ни другом быть не могла. Да и позднее не стала.

  С моей коллекции началась история ювелирного дома "Даниэль".

  Твоя учеба и изучение менеджмента, маркетинга, экономики и еще не знаю какого мракобесия помогла сразу найти свою нишу, продумать стратегию, развернуть рекламную кампанию, сорганизовать мастеров, уже выполнявших заказы ранее, так, что к следующей осени ты открыл первый именной магазин, в котором была только наша продукция - копии ранних работ, созданные по эскизам мужа, мои работы и копии уже с них. Правда авторской коллекцией считалась только моя.

  В какой-то мере это был бизнес на костях и вообще черный пиар. Эксклюзивные работы с того света, над красотою смерть не властна, сокровища из царства вечности... Ну как же, убитая горем вдова безвременно покинувшего Землю юного гения продолжает дело своего мужа. Мне было все равно, лишь бы видеть любимое имя на вывеске, на рекламных буклетах, в глянцевых журналах и на серебристых коробочках.

  Я всегда буду благодарна Владу за свой первый осознанный день рождения. К тому времени урны на подоконнике стояли уже в два ряда. Мы вели переговоры с администрацией кладбища, где был Даня и дети, по дозахоронению, но колумбария у них не было, а просто в новую могилу, вырытую рядом, урны закопать оказалось тоже невозможно. Перевозка самолетом тоже почему-то была связана с какой-то массой бюрократических проволочек. В итоге ты просто пересыпал прах в пакетики и сунул в чемодан. На осмотре сказал что в кулечках святая земля из Иерусалима, а что подписана разными именами, так это чтобы не запутаться кому из родственников какую, потому что они намоленные, заговоренные и каждому нужна именно своя.

  Из аэропорта сразу поехали на кладбище. За те годы, что там никого не было, все заросло и стало какими-то непролазными джунглями и мы почти час блуждали по чужим могилам, по датам выискивая нужные. Было жутко холодно, на горе лежала толстая серая туча, косматыми лапами сползающая в ущелья, порывами срывался ледяной ветер, неся с неприветливого неба колючую снежную крупку.

  Когда я в просвете между высокими качающимися травами разглядела родные имена, увидела фотографию улыбающегося мужа, я... Странно. После сегодняшнего, не знаю, чуда, наверное, та боль ушла и вспоминается как что-то очень далекое. Но помню, как вас было жалко, особенно мальчиков, что они, должно быть, мерзнут, лежа в стылой земле на таком пронизывающем ветру.

  Мы не привезли с собой ни перчаток, ни инструмента и в кровь содрали руки, выкорчевывая сорняки, молодые деревца, какие-то колючие лозы.

  Ты раскрыл чемодан и протянул мне моего деда. Это была какая-то фантасмагория: один за одним я брала именные пакетики родственников, высыпала их над могилами, деля примерно поровну, и пальцами перемешивала с комковатой землей, перетирая в пыль. Я спешила, соревнуясь с ветром, который подхватывал летучие серые хлопья и уносил вниз, к морю.

  Тем же вечером мы вернулись домой, оставляя за тысячи километров тех, кто когда-то был нашей семьей. А назавтра, в твой день рождения, мы в первый раз стали близки. Мы отчаянно цеплялись друг за друга, оставляя на коже синяки и царапины, не целовали, а буквально вгрызались в губы, вколачивали себя в другого до звездочек в глазах, яростно доказывая, что мы еще живы, мы вместе. Больше ты ни разу не приезжал со мной.