Такси, новый отель, ближайший торговый центр, новый купальник, льняной сарафан и вышитое платье в пол на вечер. И. наконец, море. Бесконечно прекрасное Черное море. Пусть в нем нет яркости тропических морей, мощи океанов, зато именно в нем чувствуешь себя... дома? Ласковое, нежное, понимающее и принимающее тебя всего, такой какая ты есть.

  Так приятно лечь на спину, расслабиться и отдаться воле мягких убаюкивающих волн, раствориться в прозрачной невесомости. Мне больше не нужно никуда спешить, о чем-то беспокоиться, переживать. Так странно ощущать себя без этой боли, без постоянной оглядки на непрожитую жизнь, без мыслей "насколько было бы лучше сейчас, если бы вы был рядом". Я просто есть. Я - просто я.

  В каком-то восторженном тумане провожаю вечернее солнце, купаясь в расплавленном розовом золоте закатной дорожки, зябко кутаюсь в полотенце на прохладном ветру, спешу в номер, привожу себя в порядок и выхожу на освещенную яркими огнями кружевную белую набережную. И все это: почти новогодняя иллюминация , световые фигуры, музыканты, артисты, художники, живые скульптуры, степенно фланирующая по мозаичной брусчатке публика, легкий привкус соленого ветра на губах, терпкий смолистый дух прогретых на солнце сосен, изредка доносимый ненавязчивый аромат цветов с пестрых клумб, теплый запах влажной земли с газонов, уютное тепло новой пашмины, нежащей чуть подгоревшие плечи, погружает меня в какой-то дурманящий калейдоскоп ощущений, чувств, эмоций, какой бывает, пожалуй, только у первооткрывателей далеких неизведанных земель. Но я открываю не новые страны - новую себя.

  Блуждаю по городу, ничуть не похожему на мои воспоминания двадцатилетней давности, тянусь к его огням и ныряю в извилистые тени, не пытаюсь понять логику переулков и проходов, просто иду. Ищу на небе очертания знакомых созвездий, но рисую новые, составляя свою карту звездного неба, потому что ни черта я, оказывается, уже не помню.

  Ммм, шашлык! Настоящий, из баранины. И жир горелый не чадит, мангальщик знает свое дело. Божественный аромат уводит меня прочь от моря, на какую-то скромную боковую улицу, обсаженную необычными деревьями с огромными листьями-лопухами, изнутри подсвеченными неяркими фонарями. Как мило, ощущение что ты в волшебном лесу, в котором на ветвях дремлют великаны-светлячки. А за аркой в побеленной кирпичной стенке прячется настоящее древо жизни - исполинский ясень, ветвистым шатром накрывший весь небольшой двор на десяток столиков. Чувствую себя тем самым ежиком, заплутавшим в тумане и наткнувшимся на огромное дерево, Только я, кажется, наконец из этого тумана вышла.

  Заказ ждать довольно долго, но ведь в предвкушении и кроется изрядная доля удовольствия от посещения заведения с достойной кухней. Оглядываюсь вокруг и замечаю новые милые детали - живописный искусственный многоструйный водопад в углу, отгороженный веревочкой уголок с предметами старины, утюгами, серпами, самоварами, узкогорлыми чеканными кувшинами, какими-то каменными глыбами, размытыми черно-белыми фотографиями. И не жуткая "живая музыка", рвущая барабанные перепонки, а скромный юноша с гитарой, задумчиво перебирающий струны, вплетая замысловатые проигрыши в журчание воды.

  Мне приносят вино, местное каберне, пышущие огнем хрустящие лепешки из тандыра, немудреную овощную нареку с живописными веточками кинзы, фиолетового базилика, розмарина, тархуна. Я еще не пригубила ни глотка вина, но мне кажется, что я уже пьяна. Захмелела от запахов, звуков, ощущений, впечатлений. Как же хорошо...

  Телефон пиликает в сумке. А я так вжилась в это здесь и сейчас, что, кажется, вовсе забыла, что есть что-то кроме этого момента. Какая-то другая жизнь, другие люди, другие города. Не хочу. Вот не буду брать мобильник. Но сообщения все продолжают сыпаться. Ладно, может действительно что-то срочное. Открываю самое первое.

  Влад. "С днем рождения. Не грусти там особо. Держись."

  О чем это он?

  О. О! Вот это да. День рождения, кладбище, могилы - все как всегда. Для всех все по-старому. Только я знаю, что сегодня все изменилось, навсегда. Как будто утром жизнь начинал кто-то другой, не я. Раньше я бы порадовалась и такой поддержке, а сейчас набираю обтекаемое: "Спасибо."

  Ева. "Я в третий раз мама!!! 3752, 52! Моя доченька такая красавица! Вся в тебя!"

  Вот паразит! Молчит. До сих пор то ли стесняется, то ли боится. Уж о дочке мог бы и сам тоже написать. Набиваю Еве поздравление с кучей сердечек, смайликов, каких-то мерцающих блестяшек, кажется, она такое любит. Я действительно за них рада, в первый раз по-настоящему искренне и без горечи затаенных слез.

  Влад. "Теперь у меня будет моя Ксюша. Обещаю любить и баловать. Прости за все..."

  А вот и сам молодой отец прорезался. Про первого молчал до победного, чуть бедную девочку до выкидыша от нервов не довел, наличие второго ребенка подтвердил только после того как я ему презентовала именную серебряную ложечку на первый зуб для сына. А то не я его жену возила несколько раз к врачу, на УЗИ и закупки "приданого"! Конспиролог, понимаешь. Может поумнел, наконец.

  "Давно простила. Будьте счастливы. Береги тезку".

  Я немного лукавлю. Да, простила, но обида, как заноза, еще порой свербит где-то глубоко в груди. Глупая, бессмысленная, завистливая, постыдная. Не за то что ушел к другой, а за то что продолжил жить и стал счастливым, а я... Но это был только мой выбор. А у него все вышло правильно.

  Мысли все норовят свернуть с тропы воспоминаний, но я упорно возвращаюсь к ним. Надо пережить это все снова и начать с нового листа.

  Когда это все началось? Да, пожалуй, что сразу. Только я, глядя в глаза Даниила, видела только их, только его, а все остальное, всех остальных, лишь мельком, краем глаза, как нечто мимолетное, малозначительное. Неизменный Влад воспринимался как кто-то рядом, близко, но не со мной. Он даже не особо интересовал меня, хотя и жизни без него я не представляла. Как это без Влада? Так не бывает.

  Когда не стало Дани, я порой думала, то было бы, если бы из их троицы исчез Влад, не Дан. Малодушно и подло крутила в голове сценарии где это он разбивается, умирает, а я с мужем продолжаю жить. Бред. Но все равно с болезненными подробностями представляла его смерть, похороны. И последующее горе, и пустоту, но она могла бы с этим жить. А как смеет жить он, когда нет Дани, нет детей, а как смеет жить она? Предатели...

  Знал бы он об этих постыдных мыслях, когда помогал мне во всем, организовывал все, от похорон до вступления в наследство, поддерживал жизнь мастерской, приходил ко мне в больницу, приносил мандарины и часами беседовал с моей спиной, когда единственное чего я ему желала, чтобы он сдох и не смел больше не смел являться, но от злости я не могла промолвить и слова, лишь мелко тряслась и грызла угол подушки.