А вскоре к тебе присоединились наши сыновья, сплетая голоса в общую песню. Каждая клеточка моего тела отзывалась на эти трели, как камертон, вошедший в резонанс. Я молчала, но чувствовала и проживала этот миг с вами. Утихала боль, уходили горечь и горе, развеивались страхи, растворялось в потоке этого чистого света все, что нас разделяло. Мы снова вместе.
Когда уходят близкие, мы горюем не только по ним, но и тому миру, в котором мы жили вместе с ними. Нам стыдно и горько за несказанные слова, за неоказанную заботу, за время, опрометчиво проведенное врозь, растраченное на какую-то ерунду. Мы оплакиваем и самих себя, тех, кого потеряли с этой смертью, тех, кем никогда не будем и не станем без них.
Но сейчас я знала, чувствовала, что наконец прощаю себя и прощаюсь с вами. Я вижу вашу любовь и щедро делюсь своей, той, которая накопилась во мне за бесконечно долгих двадцать лет.
Пора.
Хрипловато шепчу, зная, что все равно услышат:
- Я так люблю вас. Прощайте.
О, нет, птицы не взмыли тут же в небо, не взвились ввысь россыпью лепестков, не растворились в луче света. Птицы просто стали тем, чем они были изначально - крохотными пернатыми комочками. Какое-то еще время они просидели на моих ладонях, постепенно приходя в себя и озадаченно доглядываясь, и вот, порх - вернулись на памятники, почистили перышки и скрылись в колючих зарослях дикого терна.
Мое чудо свершилось. Чувства схлынули, оставив меня полностью опустошенной, скорее даже выпотрошенной, но... свободной?
Я снова легла между памятников и вновь обратила свой взор к небу. Говорят, что даже в полдень из глубокого колодца можно увидеть звезды. А что увижу я? Какую карту жизненного пути нарисую? Что будет давать мне силы идти дальше, да и куда вообще идти, тот еще вопрос. Но об этом я буду думать точно не сегодня.
Я не нужна здесь больше. Нет, конечно, я все равно буду приезжать, приводить здесь все в порядок. Сначала каждый год, потом чуть реже, а потом... Потом это место поглотит время. Здесь прорастут кустарники, поднимутся деревья, птицы будут вить на них свои гнезда, рождаться и уходить в небытие. Корни вывернут камни ограды, высокий памятник осядет и накренится, надписи затрутся и... И ничего. Могилы тоже умирают. А умершим все равно. Им важнее то, что мы чувствуем к ним.
Я все пытаюсь вспомнить, что же это такое - быть живой. Хотеть чего-то по-настоящему, до дрожи, стремиться куда-то, мечтать, любить настоящего, живого человека, совершать поступки не из чувства долга, делать что-то не в память кого-то, а для себя, чувствовать что-то кроме оглушающей пустоты, одиночества и боли.
Сегодняшний день дался мне ох как не легко, такое впечатление что лопнули стенки моей уютной раковины и меня вышвырнуло в какую-то странную реальность, полную воспоминаний, горя и, как ни странно, свободы. Столько разнообразных эмоций я, наверное, со своего двадцатилетия, первой части дня, по крайней мере, не испытывала.
Тихонько, будто боясь спугнуть чрезмерностью, тело поглощают непривычные ощущения, захватывая меня полностью. Я чувствую.
Я лежу на теплой, прогретой ласковым осенним солнышком земле, под лопаткой в спину воткнулся какой-то засохший стебель, в лодыжки впиваются мелкие камешки, по предплечью, путаясь в тонких белесых волосках, маршируют настырные муравьи. В высокой траве вокруг шуршат невидимые насекомые, пробегает кто-то маленький, пересвистываются птицы, иной раз в небе проскальзывают росчерки стрекоз. Мне кажется, что мои ощущения растекаются прочь от меня, все дальше и дальше, сейчас я вижу и чувствую уже практически все кладбище.
Как странно... Здесь не просто спокойно и тихо. Здесь светло и столько жизни, столько любви. Тех, кто уже ушел и тех, кто пока еще жив.
Сама не замечаю, как начинаю улыбаться, буквально кожей улавливая отклик от тех, кто незримо витает рядом. Все дождутся и встретятся. И все у всех будет хорошо. Обязательно.
Бурчание в животе напоминает, что время к обеду, а я еще не завтракала. Кстати, чуть не забыла! Вытаскиваю из все той же бездонной сумки небольшой тортик для нас с тобой и два пирожных для мальчиков. Как-то дико это звучит - "для тебя", "для мальчиков". Привычно и абсолютно неправильно. Значит просто мне
Не хватает бутербродов с красной икрой. Ну а что, торт, шампанское и бутербродики, крошечные канапешки, самая лучшая еда утра 1 января, первого утра нового года. И сейчас у меня как раз что-то вроде этого. Мой личный новый год, начало новой жизни.
Ни ложки, ни ножа нет, да и ладно. Протираю руки влажной салфеткой и с упоением начинаю святотатствовать - сковыривать самые вкусные розочки и шоколадные полоски прямо пальцем, расколупывать слои до самого дна, слизывать тягучий, чуть подтаявший крем с пальцев и ладоней, запивая все это теплым брютом прямо из горла бутылки. Пикник на кладбище, это так возмутительно! И просто восхитительно.
Ох, видели бы меня родители... А что, может и видят. Прах то всей родни здесь, высыпан в клумбы надгробий. Я не знаю, здесь ли мои родные, но на всякий случай оглядываюсь вокруг, улыбаюсь и машу ручкой. Божественно вкусно.
Завтра самолет. Снова слякотная Москва, затяжные дожди, работа, суета. А может ну его все к черту? Не хочу, не готова. Сколько раз я бывала в этом городе, но ни разу не сходила с привычного маршрута самолет - гостиница - кладбище - гостиница - самолет. В этот раз запланировано все то же самое. Но я-то теперь другая!
Оглядываясь на бухту, замечаю маленькие яхточки, красивые домики, даже кусок набережной виден. Город действительно изменился. В начале нулевых все было каким-то серым, а сейчас просто средиземноморский рай: стройные темно-зеленые кипарисы, яркая терракотовая черепица, бирюзовые зеркальца бассейнов. Может ну ее, эту Москву? Не сбежит она от меня. А здесь тепло, набережная, говорят, чуть ли не самая длинная в Европе, опять же море еще теплое...
Решено. Отменяю билет на завтра, ищу гостиницу в центре, возле моря, и остаюсь тут на неделю-другую. Сейчас не высокий сезон и обратно уехать не проблема.
С кряхтением встаю и отряхиваюсь - все же земля не самое удобное ложе и сидение. Оставляю открытыми сладости, пусть живность лакомится. Да вообще все оставляю, пусть местный сторож порадуется подношениям ненормальной тетки. Выхватываю из сумки только маленький рюкзачок и спускаюсь вниз к трассе, счастливо улыбаясь и не оглядываясь.
