– Кто накурил?

– Мало вас тут, самоубийц… Аж дым висит.

– Никакого дыма.

Стоит, главное, по колени в этом – и как в танке.

– Ещё б ты чуяла после кухни вашей…

– Что, так и не куришь? Не приучил ещё Гектор Андреевич?

– Щас. Скорей уж я отучу.

– Енто вряд ли, – философски заметила Танечка.

Плечи зябко передёрнулись. Чашечки на подносе звякнули.

Мощная тварь. Даже двухмерные чуют, даром что тепличные…

С трудом подавила желание сказать: «Не ходи».

А смысл?

Танечка легко шагнула дальше. Туда, где уже глубоко.

Завитки коснулись локтя. То ли холод, то ли клеточный – вне сознания – ужас заставил мышцы сократиться. Поднос дрогнул.

Об пол звякнула ложечка.

Попробует поднять – уронит остальное. Как та обезьяна с горохом из притчи Толстого.

Кулаки сжались. Прикусила щёку изнутри.

Знакомая сладость прояснила мысли. Ну же, это секундное дело – два шага, быстрый наклон… Давай, не тяни, не привлекай внимания…

У самого пола – плотный слой. Искажает рисунок паркета. Вязкая, неподвижная масса. Пронзительный цепенящий холод. Будто пальцы погрузились в начавшее таять мороженое.

Не осязание – зрение подсказало, когда сомкнуться на ложечке.

– Вот спасибочки.

– Всегда пожалуйста. Кушай, не обляпайся.

Ноги рефлекторно переступили. Шпильки будто вязнут в смоле.

Серая мерзопакость обвивает колени. Чёрная кожа сапожек – как и Танечкины чулки – кажется тёмно-серой.

– Вот тут холодно почему-то, а? – жалобно сказала Танечка. – А вроде ж батарею топят. Везде тепло, а тут… И не дует вроде ниоткуда. А потом пока согреешься…

– Выстыло, значит. Сторона-то восточная.

Тварь тянет силу.

Из всего живого.

Лучше б правда дуло… Ей было б некомфортно.

Серое на уровне колен колыхнулось. Готова поклясться – брезгливо. Таким же специфическим жестом мой любимый старый кот потряхивал лапой над едой, ежли не нравилось. Что, мразюка, мысли читаем?

Завитки вокруг Танечки разошлись. Висят так же высоко – но уже не касаясь.

Двухмерные – невкусные. Это когда вообще есть что есть. Меня тебе надо, ёжику понятно. И Тига.

Завитки скользнули на пол. Клубясь, подтягиваются к стене берлоги, где трещина. Подальше от меня.

А как там Тиг?

Будто не дышал эту минуту с лишним. Тело натянуто, как струна, взгляд – расфокусированный, остановившийся – осязаемо, как нить, уходит в клубящееся серое.

Легонько тронула за руку.

– Пошли отсюда.

– А?

– Пошли, говорю. Раунд за нами.

– Вы разговаривали, – сказал Тиг.

Не спросил. Сказал.

– Немножко. А как ты…

– Я слышал. И тебя, и её.

– Да ты, дружочек, интуит… Кто б мог подумать, а…

– Что?

– Ничего. Она нас боится. Это радует.

– Она угрожала.

– Фигня. Могла б что-то сделать, не вылезая отсюда – давно б сделала.

– Не нравится мне это, – тихо сказал Тиг.

9 марта, четверг, 17-30

…Как же здорово – рвануть прочь от этого дурдома.

– Куда едем?

– На набережную. Спустимся к воде.

– Зачем?

– Вода бегущая. Там энергетика самообновляется.

Темнеет. От туч небо кажется низким, а река – непрозрачной. Как та мерзость в коридоре…

Бетонные, истёртые от времени ступеньки обрываются в метре от воды. По обе стороны лестницы – уступами ограждение чуть выше метра. Кладка в четыре кирпича. Вечерами здесь любит сидеть молодёжь с пивом и гитарами, а по утрам – рыбаки. Но сегодня ветер – ещё по-зимнему ледяной – разогнал всех. А мы легко одеты. Но это лучше, чем в герметичной коробке кабины ощущать, как густеющий воздух разъедает корочки на царапинах… Опущенных окон, такое ощущение, уже мало.

Мерзлячка. Зубы клацают. Дрожь мешает говорить.

Сигарета плюхнулась в воду. Тиг молча накрыл меня полами плаща, прижав к себе, застегнул на нижние.

Объятие, спокойное лишь с виду – по сравнению с жаркими вчерашними. Гоняет напряжённость по кругу.

– Дело плохо. Растёт как опухоль. Надо убить. Срочно.

– Чем?

– Есть варианты. Но – всё в одиночку.

– Почему?

– Вместе нельзя. Даже если возьмём по вентилятору. Это её территория. Там – её законы. Физические в том числе. Шанс был бы у того, кто её не чувствует. А мы… Сначала откроются свежие раны, потом – давешние… да тебе вообще подходить нельзя, ты же в шрамах весь! А потом… Не удивлюсь, если кровь сквозь поры начнёт сочиться. Выдержим… ну, я не знаю – хорошо, если полчаса, а на любой ритуал нужно часа три-четыре. Минимум.

– Неужели ничего нельзя сделать? – с тоской сказал Тиг. – Святая вода, крестильные крестики…

– Ты и так не снимаешь. А с водой я пробовала – я говорила. Только на огонь и была реакция. Там выжечь нужно всё. Прожарить, как в автоклаве.

Тиг присвистнул.

– Криминал… А подействует?

– Да. Если до кирпичей выгорит. Правда, охрана сто раз прибежит.

– А что-нибудь менее противозаконное?

– Кислота. Покрепче. Или щёлочь. Но это – долго. И не факт, что сработает.

– Ещё лучше. Чтоб самим обжечься?

– Я в исследовательском центре работала. Пока его не прикрыли. У меня на все реактивы допуск был. Слушай, то-очно! Это хоть без шума и пыли – не то что пожар. На руки асбест привязать… ну, респиратор, само собой… Заодно за маску сойдёт – как у грабителей. Только в «Химреактивах» завтра выходной, ч-чёрт… О’кей, можно и уксусной эссенцией. В любом магазине… Только её много надо. Багажник загрузим и…

– Н-нет уж, давай без этого, ладно? А ритуалы – это как?

– Профи – не церковники – делают так: читают молитвы до посинения, пока сущность в камень не вселится, запечатывают, а потом в речку его… Но это когда одержим человек. А нам нужна особая техника. И супер-профи. Не то что в городе – в крае нет. Я б знала. Мы…

– Чувствуете друг друга?

– Ах, если бы… Нет. Пересеклись бы просто раньше. Тут – пара-тройка бабушек. По мелочи порчу снимают. И всё. А самодеятельность дорого встанет. Ещё развяжем ей привязку. Пойдёт по этажам шарахаться. А то и на улицу…

– М-мерзость… Как у Стивена Кинга. В «Давилке».

– Точно. Потому и нужен радикальный метод. А это всё противозаконно.

– Давай батюшку позовём.

– А Панков?

– Уболтаю. Да что ж ты дрожишь так… Холодно?

– Вода не помогает. Поехали.

– Куда?

– Домой.

Вновь асу-стритрейсеру пришлось управлять одной левой. Правая сжимает мою левую, пальцы переплетены, ладонь прижата к ладони. Отобрать не вышло. А надо бы.

Зря подошла так близко. Что-то она успела…

Что-то внутри нарушилось.

Та серая дрянь словно осталась на коже. Как подсохшая плёнка слизи. Будто потрескивает при движениях. Может, и глюк – но жжение реально. Как под гипсом. Срочно – купаться. Драть скрабом – пока не сойдёт верхний слой. И – обязательно в горячей. На грани терпимого. Хоть согреюсь…

Озноб. Слабость.

Дежа вю.

Как когда-то… Очень давно…

Машина встала точно напротив подъезда.

Тиг смотрит с беспокойством. Помедлив, склонился. Щека коснулась тыльной стороны ладони. Его, моей. Вновь – его. Тронул губами лоб.

Температуру измеряет. Как ребёнку.

Обе ладони сжали мою. Как листик мяса в сэндвиче. Горячие. Как и щека. Обжигают, не согревая. Как искры от сварки.

– Да что ж такое… Как тебя ещё погреть? Печка – на полную…

– Не трать силы. Пригодятся.

– То есть?

– У меня поле пробито. Тварь энергии отхватила. А ты мне свою пытаешься передать. Так вот зря. Я не «вампир». Мне брать нечем, понимаешь? Только отдавать могу.

– «Донор»… Так я и знал. Но откуда сил набраться?!

– Сама сгенерирую. Несколько часов покоя – и…

До сознания дошло ощущение – руке влажно.

Кровь на ладони.

Царапина у Тига…

Значит, уже и воздух не спасает… Особенно при контакте.